Собрание сочинений в 12 т. Т. 11 - Верн Жюль Габриэль - Страница 35

Чудское озеро имеет около ста двадцати верст в длину и шестьдесят в ширину. В теплую погоду к его богатым рыбой берегам стекаются рыбаки. По озеру снуют тяжелые лодки, - грубо сколоченные из почти не отесанных стволов и плохо струганных досок, так называемые «струги», - на которых по вытекающим из озера речкам доставляют в соседние села и города, вплоть до самого Рижского залива, зерно, лен, коноплю. Однако в эту пору на широтах, где весна наступает поздно, плавание по Чудскому озеру невозможно, и даже артиллерийский обоз мог бы перейти его скованную, морозами суровой зимы поверхность. Озеро еще представляло собой широкую белую равнину, с вздымающимися в центре сугробами и с ледяными заторами у истоков рек.

Такова была страшная пустыня, по которой, без труда находя направление, уверенно продвигался беглец. Впрочем, он хорошо знал местность и шел быстрым шагом, намереваясь достичь западного берега до рассвета.

«Еще только два часа ночи, - подумал он. - Осталось не более двадцати верст. А там я легко найду какую-нибудь рыбачью хижину, заброшенную лачугу, где и отдохну до вечера… Здесь, в этом краю, мне уже не приходится брести наугад».

Казалось, он забыл свою усталость и уверенность вернулась к нему. Если на беду полицейские вновь нападут на его утерянный след, он сумеет ускользнуть от них.

Опасаясь, чтобы первые проблески зари не застали его еще на ледяной поверхности Чудского озера, беглец сделал последнее усилие: на ходу он подкрепился добрым глотком водки из своей фляги и ускорил шаг. И вот к четырем часам утра несколько чахлых деревьев, убеленные инеем сосны, купы берез и кленов смутно обрисовались на горизонте.

Там была суша. Но там ждали его новые опасности. Хотя лифляндская граница и разрезает Чудское озеро посредине, все же, разумеется, не на этой черте расположились таможенные посты. Их перенесли на западный берег, к которому летом пристают струги.

Беглец знал это, и его не могло удивить мерцание желтоватого огонька, прорезающего завесу тумана.

«Движется этот огонек или нет?…» - подумал он, остановившись возле одной из ледяных глыб, вздымавшихся вокруг него.

Если огонь перемещается, значит это свет фонаря, который несет таможенный дозор при ночном обходе Чудского озера. Лишь бы не попасться ему на пути!

Если же огонь не движется, значит он горит в будке одного из береговых постов. Ведь в это время года рыбаки еще не вернулись в свои хижины, - они ожидают ледохода, который начинается не ранее второй воловины апреля. Осторожность требовала, чтобы путник свернул вправо или влево, дабы не попасться на глаза дозорным.

Беглец свернул влево. Насколько можно было различить сквозь туман, подымавшийся под дуновением утреннего ветерка, деревья с этой стороны росли более густо. Если за ним будет погоня, то, вероятно, именно здесь ему легче всего найти убежище, а затем и бежать.

Человек не сделал и полсотни шагов, как вдруг справа от него раздался громкий окрик: «Кто идет?»

Это «кто идет», произнесенное с сильным германским акцентом и напоминавшее немецкое «Wer da?» [9], ошеломило путника. Надо сказать, что в Прибалтийском крае немецкий язык наиболее в ходу, если не среди крестьян, то во всяком случае среди горожан.

Беглец и не подумал ответить на этот окрик. Он распластался на льду - и хорошо сделал. Почти тотчас же раздался выстрел, и не прими он этой предосторожности, пуля поразила бы его в самую грудь. Удастся ли ему избежать встречи с дозором таможенников?… Что они заметила его - не было сомнений… Окрик и выстрел доказывали это… Но они могли подумать, что во мраке и тумане им просто померещилась какая-то тень…

И в самом деле, беглец убедился в этом, услышав слова, которыми обменялись дозорные, подойдя к нему ближе. Это были стражники одного из постов Чудского озера, бедняги в выцветших, пожелтелых мундирах. Жалованье, которое они получают в русской таможне, так ничтожно, что они охотно протягивают руку за чаевыми. Двое из них возвращались в свою будку, когда им показалось, что между сугробами мелькнула какая-то тень.

- Ты уверен, что видел его?… - спросил один из них.

- Да, - ответил другой. - Должно быть, какой-нибудь контрабандист пытался пробраться в Лифляндию.

- За зиму это не первый и, наверно, не последний. Должно быть, он улизнул, раз его и след простыл.

- Эх! - ответил стрелявший. - В таком тумане метко не прицелишься. Жаль, что я не уложил его… У контрабандиста фляга всегда полна… Мы бы поделились с тобой по-товарищески…

- Нет ничего здоровее для желудка!… - подхватил другой дозорный.

Таможенники продолжали свои поиски, побуждаемые, должно быть, не столько желанием захватить контрабандиста, сколько надеждой согреться глотком шнапса или водки. Но их старания были напрасны.

Едва лишь они удалились, беглец снова пустился в путь по направлению к берегу и еще до рассвета нашел убежище в пустующей, крытой соломой хижине, в трех верстах к югу от будки таможенников.

Конечно, следовало бы не спать весь этот день и быть настороже, чтобы в случае опасности, если стражники, продолжая поиски, направятся в сторону хижины, успеть ускользнуть. Но при всей своей выносливости этот человек, сломленный усталостью, не смог противиться сну. Завернувшись в тулуп, он улегся в углу хижины и заснул глубоким сном. Когда он проснулся, уже наступил день.

Было три часа пополудни. К счастью, таможенники не покидали своей будки; они удовлетворились единственным выстрелом в темноту, решив, что они попросту ошиблись. Путнику оставалось лишь радоваться, что он избегнул этой первой опасности при переходе границы родного края.

Теперь, когда он удовлетворил свою потребность во сне, следовало подумать и о еде. Оставшегося в сумке небольшого запаса беглецу могло хватить разве что на один-два раза. Необходимо было на следующем же привале достать еды, а также наполнить водкой осушенную до последней капли флягу.

«Крестьяне никогда не отказывали мне в помощи, - подумал он. - Тем более лифляндские крестьяне не откажут такому же, как они, славянину!»

Он рассуждал правильно. Лишь бы злой рок не привел его к кабатчику немецкого происхождения, каких много в этом крае. Такой кабатчик оказал бы русскому далеко не такой прием, как крестьяне Российской империи.

Впрочем, беглецу не нужно было просить подаяния в пути. У него оставалось еще несколько рублей, - этого хватит до конца путешествия, по крайней мере в пределах Лифляндии. Правда, как быть в дальнейшем, когда придется сесть на корабль?… Но об этом он еще успеет подумать. Самое главное - не попасться в руки полицейских и достичь какого-нибудь порта на побережье Финского залива или Балтийского моря. Вот к чему должны быть направлены все его усилия.

Как только ему показалось, что уже достаточно стемнело - часов в семь вечера, - беглец зарядил свой револьвер и покинул хижину. Днем ветер потянул с юга. Температура повысилась до нуля, и усеянный черными точками снежный покров предвещал приближение оттепели.

Характер местности не менялся. Довольно низменная в своей центральной части, она становилась холмистой лишь на северо-западе, и то холмы эти не превышали ста, ста пятидесяти метров. Такие обширные равнины не представляют никакой трудности для пешехода, разве только во время оттепели, когда почва становится непроходимой, а этого как раз можно было опасаться. Надо было дойти до какого-нибудь порта, и если он освободится ото льда, то тем лучше - навигация станет возможной.

Около пятнадцати верст отделяют Чудское озеро от села Эк, к которому беглец приблизился в шесть часов утра; но он остерегся туда входить. Полиция могла потребовать документы, что поставило бы его в весьма затруднительное положение. Не здесь следовало искать пристанища. День он провел за версту от села в заброшенной лачуге. В шесть часов вечера он вышел снова, направляясь на юго-запад, к реке Эмбах [10], которой достиг после перехода в одиннадцать верст. Воды этой реки сливаются с водами озера Выртсьярв в его северной оконечности.