Солнце любви - Райан Нэн - Страница 57

— Все в порядке. Я об этом позабочусь.

Он снова повернул ее к себе спиной, передвинул красный шарф вокруг тонкой талии Эми, так что зловредный узел оказался у нее на пояснице. Потом завел оба конца шарфа себе за спину, перехватил каждый из них другой рукой и, обернув таким образом вокруг своего торса, связал их у себя на животе.

Он снова прижал к себе спину Эми и, зарывшись лицом в облако ее золотистых волос, сказал:

— Мне это нравится. Мне нравится, что теперь ты привязана ко мне.

— И мне тоже, — отозвалась она, почти бездыханная. — Мне тоже.

Ее глаза закрылись, когда рука Луиса, горячая и уверенная, продвинулась по ее голому животу к треугольнику влажных завитков. Какой-то краткий, но блаженный срок он просто обволакивал ее собой, крепко притиснув ее ягодицы к своей пульсирующей мужской плоти.

Потом его длинные искусные пальцы пропутешествовали через золотые завитки, и из груди Эми вырвался долгий вздох, когда он начал ласкать ее именно таким способом, какой — а теперь это уже было ему известно — нравился ей больше всего.

В первую же ночь, которую они вместе провели в постели, он легко нашел ключ, который открывал выход ее на удивление бурным вспышкам страсти. И теперь, когда его пальцы дотронулись до этого чувствительного места, он обнаружил, что оно уже набухло, налилось и исполнено шелковистой влажности.

— Сладкая малышка, — прошептал он. Просунув ногу между ее лодыжками, он заставил ее пошире расставить ступни, и когда в промежутке оказалось достаточно места для обеих его ног, он медленно и нежно принудил ее опуститься на колени и сам сделал то же.

Оба нагие — если не считать красного шарфа, которым они были привязаны друг к другу, — они стояли на коленях в слабом лунном свете, просачивающемся через открытую дверь сарая. Эми блаженно вздыхала, когда горячие поцелуи Луиса обжигали чувствительную кожу ее спины, а в промежутках он нашептывал ей ласковые слова на трех языках — английском, испанском и на языке ацтеков — языке науатль.

В ее крови разгорался жаркий огонь. Такой жаркий, что когда она, направляемая Луисом, встала на четвереньки, это показалось ей самым естественным положением, какое только можно придумать, — идеальным способом дарить и принимать любовные ласки. Все, все было таким, как должно быть, — красный шарф, туго натянутый между ними, Луис, стоящий на коленях позади нее, и громкие удары сердца у него в груди.

Одной рукой обвив ее бедра, другой он схватил собственное орудие и вдвинул его пульсирующий конец в ожидающее женское тепло.

Он был осторожен, входя в ее лоно. Оба задохнулись от наслаждения. Он подался назад, почти освободив ее от своего присутствия внутри, прежде чем позволить себе последующий натиск. Он намеренно заставлял себя продвигаться понемногу, медленно и без неистовства, опасаясь, как бы нечаянно не причинить ей боль.

Этого оказалось достаточно, чтобы ей захотелось большего. Покачивая бедрами в безотчетной попытке вобрать его в себя как можно полнее, Эми вздыхала, и издавала стоны, и выгибала спину, и ее груди покачивались в такт с этими непроизвольными движениями.

В какой-то момент затуманенный ум Эми вдруг прояснился, и она в растерянности обнаружила, что прямо за дверью сарая громко сопит обозленный Ноче, а не далее чем в сотне ярдов отсюда раздаются возгласы и смех гостей.

Мгновенное осознание реальности было подобно грозовой вспышке. И вместе с осознанием — потрясение. Да неужели все это происходит на самом деле? Это она, Эми Салливен Парнелл, голая, стоя на четвереньках, предается любовным утехам в сарае, как какое-то дикое животное, в то время как в паре ярдов от нее громыхает копытами и оскорбленно ржет взбудораженный жеребец, а на расстоянии брошенного камня буйно веселится сотня людей?

Луис, который улавливал малейшую перемену в ее настроении, почувствовал, как застыло ее тело, и догадался, какая тому причина. И сразу понял, что следует этому противопоставить.

— Никого нет в мире, кроме нас двоих, радость моя. Ни единой души. — Его голос оставался тихим и спокойным, но в висках гудел колокол, и лихорадочное вожделение пересиливало в нем все другие чувства. — Только мы, querida.

Он проникал в ее лоно все глубже, увеличивая размах своих толчков, заполняя собой воспламененную женщину и изгоняя не просто способность мыслить здраво, но и самый ничтожный след любой мысли.

И тело, и душа Эми откликнулись мгновенно. Ретивый вороной, шумная толпа, ее собственное минутное отрезвление — все было забыто. Никого не осталось на земле, кроме них двоих, чьи влажные тела так подходили одно к другому и дарили такой восторг.

Эми вздохнула, и ее бедра снова начали то ритмичное покачивание и кружение, которое заставляло мужчину, связанного с ней шарфом, стонать от нарастающего наслаждения, и шепотом подбадривать и превозносить ее. Только этот голос она и слышала.

Ладони ее рук, ее колени и пальцы ног сминали сено на полу сарая; пряди распущенных волос спадали на глаза, — Эми действительно была подобна какому-то дикому, неприрученному существу, тонущему в море чисто телесного блаженства. Ее любовник чувствовал это и еще больше распалялся от ее полной самозабвенности и стремился дать ей еще большее наслаждение.

Луис наклонился вперед, схватил Эми за плечи и рывком потянул вверх. Какое-то время они стояли оба на коленях — а его плоть все еще находилась внутри ее, — и он жарким шепотом твердил, как она прекрасна и какая это сладость — быть с ней. Потом он снова сменил положение, увлекая за собой и ее: теперь он сидел на корточках с широко разведенными коленями, пристроив Эми у себя на мускулистых бедрах. Обвив рукой ее шею, он снова положил ее голову к себе на плечо.

Тихо-тихо он сказал:

— Никогда еще ты не давала мне такого наслаждения. — Легким поцелуем он коснулся ее виска. — И никогда я так не хотел дать еще больше наслаждения тебе.

— А ты уже это делаешь. — Она вздохнула. — По-моему, наслаждения уже чересчур много.

— Не может быть чересчур много. — Голос Луиса звучал низко и хрипло. — Даже достаточно не может быть.

— Я… Я не смогла бы выдержать еще большее наслаждение, — прошептала она и думала, что так оно и есть.

Оказалось, что смогла.

Пока пальцы Луиса ласково скользили по изгибу ее шеи, он положил другую руку ей на живот и начал поглаживать едва видимую золотистую дорожку, что вела от пупка вниз. Тем временем он продолжал ритмично двигать свои чресла вперед и назад, все глубже внедряясь в лоно Эми. Клад его мужской силы был уже переполнен настолько, что каждый вздох, казалось, может разрешиться болью. Эми была на седьмом небе.

Она извивалась, вздрагивала и задыхалась в бездумном отклике на каждое движение колдовских пальцев, поглаживающих ее шею и живот, и на каждое движение ужасающе твердого, восхитительно твердого клинка, пронзающего ее насквозь. Наслаждение, набирающее силу, сметало любые запреты.

А на смену сметенным запретам приходила догадка о возможности еще большего наслаждения. Повернув голову, уткнувшись лицом в лицо Луиса, Эми прошептала:

— Ты и правда хочешь доставить мне еще больше удовольствия?

— Я все для этого сделаю, querida.

— Ты знаешь, чего я от тебя хочу, — дерзко сказала она. Да, он знал, но потребовал:

— Я хочу услышать, как ты скажешь об этом. Попроси меня — и ты получишь то, чего хочешь.

Без стыда, без колебания Эми так и поступила.

Она произнесла слова, которых никогда в жизни не произносила. Без тени жеманства она высказала свою просьбу и даже не догадывалась, как это его воспламенило. Она слегка содрогнулась от накатившей волны блаженства, когда, в точности исполняя ее просьбу, Луис положил руку между ее раздвинутыми бедрами, нашел гладкую разбухшую почку сверхчувствительной женской плоти и начал искусно ее ласкать.

— О-о-о… Луис… — приговаривала Эми. — Луис, Луис, Луис…

— Я знаю, маленькая. Я знаю.

Капитан Луис Кинтано сидел на корточках, упираясь босыми пятками в присыпанный сеном пол конюшни, оборудованной для скакуна по имени Ноче, и в ясную майскую ночь, при скудном свете луны творил совсем не общепринятые любовные игры с Эми Парнелл. Его бронзовое тело блестело от пота. Пальцы гладили, дразнили, поворачивались и вырисовывали кружки. Его глубокий голос ласкал, поощрял и возносил хвалы.