Восстание ТайГетен - Баркли Джеймс - Страница 72

— Обманщик, — выдохнула она, захлебываясь кровью, хлынувшей у нее изо рта. — Не оставляй меня одну.

— Я никогда тебя не оставлю, — сказал Ауум. — Я люблю тебя. Я люблю нашего ребенка.

Элисс вздохнула и закрыла глаза. Ауум с трудом проглотил комок в горле, вознося жаркую молитву Иниссу и прося бога вернуть ее ему. Он обратился к Шорту, умоляя того не раскрывать перед нею своих объятий. Элисс вновь открыла глаза.

— Я снова буду охотиться с тобой, когда предки призовут тебя, любимый мой, мой Ауум, — прошептала она. — Помни о нашем сыне. Не забывай нас никогда.

— Держись, — прохрипел Ауум, но голос у него сорвался. Он уже видел, что ее ничто не спасет. — Не оставляй меня здесь одного.

Грудь Элисс поднялась и опустилась в последний раз. Кровь хлынула у нее изо рта и ран на груди, где обе стрелы пробили ей легкие. Прощаясь, она долгим взглядом посмотрела на него и подняла окровавленную руку, чтобы погладить его по щеке.

— ТайГетен никогда не остается один, — прошептала она.

Рука ее бессильно упала на землю. Улыбка коснулась ее губ, а глаза закрылись. Она вздохнула еще раз, и тело ее обмякло. Грудь ее больше не вздымалась. Ауум склонился над нею, и мучительные рыдания, сотрясавшие его тело, с громким стоном вырвались из горла, как он ни старался сдержать их.

Все было кончено. Радость, такая светлая поначалу, стала темнее ночи. Будущее, которое представлялось ему таким многообещающим и замечательным, подернулось пеплом утраты. Голова у него раскалывалась от горя. Слезы капали на ее прекрасное лицо всякий раз, стоило ему открыть глаза, но ее веки даже не дрогнули в ответ.

— Дыши, — прошептал он. — Дыши, пожалуйста.

На его плечо легла чья-то рука. Ауум стремительно вскочил на ноги и спрятал лицо на груди Улисана, крепко вцепившись в побратима обеими руками. Улисан бережно погладил его по голове и по спине. Архонт услышал, как друг его негромко выругался и стал криком сзывать к себе ТайГетен.

Ауум сделал вдох, хотя воздух отказывался идти в легкие. Он разомкнул объятия и взглянул на Улисана, видя, как лицо друга исказилось от ярости, а подбородок задрожал. Улисан оглянулся на рыночную площадь и одним взглядом окинул сцену, разыгравшуюся у флагштока.

— Что случилось? — спросил он.

— Они убили ее, — ответил Ауум. — Они застрелили ее, когда она, безоружная, стояла рядом со мной.

Издалека донесся топот бегущих ног. К ним спешили воины ТайГетен.

— Как…

— Все остальное случилось потом, — пояснил Ауум. — Они не дали ей ни единого шанса, и я ответил им тем же.

Ауум понимал, о чем думает Улисан. Одинокий воин ТайГетен просто не мог расправиться со столькими лучниками сразу. Особенно когда они стояли порознь, держа луки наготове, а он сам не получил ни царапины. Но Ауум не знал, что сказать. Он не мог заставить себя вновь взглянуть на Элисс. Пока еще не мог. Рядом с нею на коленях уже стояли остальные, чтобы вытащить стрелы из ее груди, умыть ей лицо и руки и подготовить к возвращению.

— Биитане, — с ненавистью прошептала Фалин.

Ауум огляделся. ТайГетен смотрели на него, ожидая его приказа. Но в нем не осталось больше ни ярости, ни желания отомстить. Он уже расправился с врагами, а теперь спрашивал себя, как же ему это удалось. Он почувствовал, как на него снизошла холодная решимость, и в голове у него прояснилось.

— Больше никаких убийств, — сказал Ауум. — На сегодня с нас довольно. Нынче вечером вам нужно отдохнуть. В последующие дни нам предстоит очень много работы. А завтра Пелин и гвардейцы Аль-Аринаар оттеснят банды туали и биитан в лес, где они никому не смогут причинить вреда. А вы вывернете их логова наизнанку, но найдете металл, который нужен нам для обороны города.

— Потерпеть поражение — значит вдребезги разбить мечты Элисс о свободе, и я этого не допущу.

— Но сначала мы проводим тебя и Элисс в Чертоги, — сказала Фалин. — Мы — ТайГетен, а значит, одна семья.

Но Ауум лишь покачал головой.

— Она была моим светом и моей любовью. И теперь она станет только моей ношей, как и наш сын, который спит в ней.

Издалека донесся крик какого-то наркомана, взывающего о помощи. Ночь взорвалась ревом плавильных печей и отблесками пламени. Но здесь, в кругу ТайГетен, стояла мертвая тишина, и Ауум черпал в ней силы. Подойдя к Элисс, он опустился рядом с ней на колени, кивком поблагодарив тех, кто обмыл ее, и сложил ей руки на животе. Он улыбнулся; теперь она обнимала их сына. Вот так она и отправится в объятия Шорта.

Ауум подсунул одну руку ей под плечи, другую подложил под колени и оторвал ее от земли. Голова Элисс откинулась назад, и волосы ее коснулись тыльной стороны ее ладони. Вокруг него ТайГетен преклонили колени в молитве, прижав одну руку к земле, а раскрытую ладонь другой обратив к небесам. Это была молитва об освобождении.

Ауум сделал небольшой круг, показывая Элисс ее братьям и сестрам. Ее семье.

— Ты никогда не останешься одна, — прошептал он.

Он пересек город и углубился в лес.

Глава 30

Через час после рассвета уже весь город знал о том, что случилось на рыночной площади. Пелин проснулась с гудящей от боли головой, а душа ее кричала криком и требовала эдулис. Простыни на ее кровати промокли от пота, а запах мочи недвусмысленно свидетельствовал о том, что мочевой пузырь опять подвел ее во сне.

Она села на кровати, когда в комнату к ней заглянули первые лучи солнца, жадно вдыхая свежий, прохладный и влажный воздух. У окна стоял Тулан. Он молча налил в таз воды для умывания, жестом указал ей на одежду и плащ и вышел из комнаты.

И вот теперь она шагала во главе отряда Аль-Аринаар, который насчитывал всего тридцать семь гвардейцев, включая ее саму. Ее подташнивало, и она чувствовала себя слабой. Кожаные доспехи и плащ невыносимой тяжестью давили ей на плечи, а меч в ножнах на поясе казался чужим и незнакомым. Она была недостойна стоять с ними в одном ряду, не говоря уже о том, чтобы возглавлять.

Гвардейцы быстрым шагом приближались к гетто биитан. Испуганные катуранцы провожали их взглядами. Здесь, вдали от мастерских в кольцах города, где кипела жизнь и бурлила энергия и вера, еще сильны были подозрения, отравленные ядом сомнений, а сама она чувствовала едва скрытое презрение.

Она приказала своим людям не обращать внимания на насмешки и издевательства, которые наверняка обрушатся на нее. С высоко поднятой головой Пелин вошла в лабиринт узких улочек и грязных переулков биитанского муравейника. ТайГетен докладывали, что ночью здесь не наблюдалось никакого движения, а сейчас не было никаких сомнений в том, что его обитатели, справедливо опасаясь мести со стороны элитных эльфийских воинов, затаились за крепко запертыми дверьми и ставнями.

— Шлюха туали!

Окно с грохотом захлопнулось, прежде чем Пелин успела обернуться. За первым последовали и другие выкрики.

— Беззубая наркоманка!

— Дневной свет не режет тебе глаза, дряхлая старуха?

— Не останавливаемся, — приказала Пелин. — Надо смотреть правде в глаза. Я действительно стала такой.

— Ты была такой, — поправил ее Тулан.

— Это еще предстоит доказать. — Пелин сделала глубокий вдох. — Моя неутолимая жажда никуда не делась.

Сейчас ей особенно сильно хотелось забыться. Она знала почему. Здесь производили эдулис. Наркотик был совсем рядом, стоило только протянуть руку, он хранился за закрытыми дверями, мимо которых они проходили. Она чувствовала в воздухе его запах, а кончик языка защипало, когда она вспомнила его вкус. Рот ее наполнился слюной, в висках застучала боль, а руки начали дрожать. Но она, не останавливаясь, шла вперед.

Гвардейцы оказались в самом сердце гетто. Перед глазами у Пелин все плыло, и она почувствовала, что начинает задыхаться. Эфран громко откашлялся.