Кривой дом (сборник) - Кристи Агата - Страница 58

Это было ужасно, невыносимо. Я пытался успокоить ее, обещал ей, что найму адвоката, советовал ей сохранять спокойствие.

Тавернер мягко взял ее под руку.

— Пойдемте, миссис Леонидас. Вам не нужна шляпа? Нет? Тогда мы сейчас же едем.

Она вырвалась, глядя на него огромными глазами.

— Лоуренс? Что вы сделали с Лоуренсом?

— Мистер Лоуренс Браун тоже арестован.

Она сразу поникла, по щекам потекли слезы, и тихо пошла к машине. В эту минуту из дома вышел Лоуренс в сопровождении сержанта Ламба.

Я глубоко вздохнул и повернулся к Софье, Она была очень бледна, лицо ее выражало отчаяние.

— Эго ужасно, Чарльз!

— Да.

— Вы должны нанять самого лучшего адвоката. Ей надо оказать помощь.

— Некоторые вещи трудно себе представить. Я никогда не видел, как арестовывают.

Мы молчали. Я вспомнил выражение беспредельного ужаса на лице Бренды. Да, Бренда не была бойцом. Я поражаюсь, как ее хватило на убийство. А может быть, она не убивала? Может быть, убил Лоуренс? С его манией преследования, неустойчивой психикой, он представлялся мне опасным человеком. Перелить содержимое одной бутылочки в другую просто и легко. И женщина, которую ты любишь, становится свободной...

— Итак, все кончено? — спросила Софья.— Но почему их арестовали именно теперь? Я думала, что улики недостаточны.

— Выяснились некоторые дополнительные обстоятельства. Найдены письма.

— Вы хотите сказать, их любовная переписка?

— Да.

— Какие идиоты сохраняют такие вещи?

— Действительно, идиоты. Каждый день в газетах пишут об этой абсурдной мании сохранять письменные доказательства любви, к чему это ведет, однако почему-то это никого не научило еще.

— И все равно, это ужасно.

— Да, это очень страшно, Софья, но не стоит так мучиться. В конце концов, разве не на такой исход вы надеялись все это время? Еще тогда, в ресторане, вы говорили об этом. Вы сказали, что все будет в порядке, если дедушку убил «определенный человек». Вы имели в виду Бренду, не правда ли? Бренду или Лоуренса?

— Не надо, Чарльз. Вы мучаете меня.

— Надо смотреть на вещи реально. Теперь мы можем пожениться, Софья. Нам незачем больше откладывать свадьбу. Семья Леонидасов вышла сухой из воды.

— Да, я думаю, мы вышли сухими из воды. Но вы уверены в этом?

— Дорогая моя! Но ни у кого из вас не было настоящего повода для убийства.

Она страшно побледнела.

— Кроме меня, Чарльз. У меня был повод.

— Да, конечно...— Я был растерян,—Хотя нет, вы ничего не знали о завещании.

— В том-то и дело, что знала,— прошептала она.

— Что?! — У меня все похолодело внутри.

— Я давно знала, что дедушка сделал меня своей наследницей.

— Но каким образом?

— Он сам сказал мне об этом за две недели до смерти. Однажды он сказал мне: «Все свои деньги я оставляю тебе, Софья. Ты должна позаботиться о семье, когда меня не станет».

— Но вы ничего не говорили мне об этом!

— Понимаете, когда с завещанием произошло недоразумение, я подумала, что дедушка ошибся, что это была игра его воображения. А если и было завещание в мою пользу, я надеялась, что оно потерялось. Я не хотела, чтобы оно нашлось. Я боялась.

Софья обладала трезвым умом и прекрасно знала, что последнее завещание Леонидаса бросало на нее тень. Теперь мне стал понятен ее отказ обручиться со мной и ее стремление во что бы то ни стало добиваться истины. Она говорила, что ей нужна только истина,— ничто другое ее не устраивало. Я вспомнил, как страстно она говорила об этом.

Мы уже направились к дому, когда я вдруг вспомнил ее следующую фразу. Она сказала, что могла бы совершить убийство — но только ради чего-то очень значительного.

 Глава 22

На повороте дороги мы столкнулись с Роджером и Клеменс. Роджер был очень возбужден, Клеменс хмурилась.

— Хзлло,—-сказал Роджер.— Наконец-то! Я думал, они никогда не арестуют эту гадину. Не понимаю, чего они ждали? Надеюсь, теперь-то они повесят ее и ее несчастного кавалера.

Клеменс еще больше нахмурилась.

— Не будь таким грубым, Роджер!

— Грубым? Чепуха! Совершенно хладнокровное, предумышленное отравление беспомощного, доверчивого старика! И когда я радуюсь, что убийцы пойманы и понесут наказание, мне говорят, что я груб. Я бы сам с наслаждением задушил эту женщину.

Потом спросил:

—- Ола была с вами, когда приехала полиция? Как она отнеслась к аресту?

— Это было ужасно,— сказала Софья тихо,— она до смерти испугалась.

— Так ей и надо.

— Не будь мстительным, Роджер.

— Извини, дорогая, но тебе §того не понять. Это был ведь не твой отец. Я любил отца, понимаешь, любил!

— Мне бы пора уже понять это.

— Ну представь себе, Клеменс, что это меня отравили.

Ее веки дрогнули, руки сжались в кулаки.

— Не говори таких вещей,—резко сказала она,— даже в шутку.

— Успокойся, дорогая, скоро мы будем далеко от всего этого.

Роджер с Софьей пошли вперед, мы с Клеменс позади.

— Я думаю, теперь мне разрешат уехать,— сказала Клеменс.

— А вы так сильно хотите этого?

— У меня нет больше сил.

Я взглянул на нее с удивлением.

— Разве вы не заметили, Чарльз, что я все время борюсь? Борюсь за свое счастье, за Роджера. Я опасалась, что они уговорят его остаться в Англии. Я боялась, что Софья предложит ему деньги и ради моего комфорта он нас гонт, чтобы мы остались здесь. Беда в том, .что Роджер никого и ничего не хочет слушать. Он думает, что сам все знает. Он в достаточной степени Леонидас, чтобы считать, будто для женщины все счастье — в деньгах. Но я больше не хочу жить в этой семье, не хочу быть связанной. Я буду бороться за свое счастье, увезу Роджера и создам ему такую жизнь, в которой он не будет чувствовать себя неудачником. Я хочу его для себя, только для себя.

Она говорила тихо, но страстно. Только теперь я понял, насколько она раздражена. И еще я понял, каким сильным и собственническим было ее чувство к Роджеру.

И тут я вспомнил странные слова Эдит: «одностороннее обожание». Может быть, это относилось к Клеменс. Роджер, думал я, любил своего отца больше всех на свете, даже больше, чем жену, хотя он обожал ее. Теперь я понял, насколько велико было желание Клеменс завоевать его безраздельную любовь. Ее чувство к Роджеру составляло смысл ее существования. Он был ее ребенком, мужем, любовником.

У дома остановилась машина.

— Хэлло! — воскликнул я.—-А вот и Жозефина!

Магда и Жозефина вышли из машины. У Жозефины голова была забинтована, но выглядела она замечательно.

— Я хочу посмотреть моих золотых рыбок.— Она тут же направилась к пруду.

— Дорогая девочка,— возразила Магда,— может быть, ты сначала полежишь и выпьешь бульона?

— Не приставай, мама. Я хорошо себя чувствую и ненавижу бульон.

Магда растерялась.

Я знал, что Жозефина могла выйти из больницы несколько дней тому назад и только по распоряжению Тавернера ее удерживали там. Он не хотел рисковать и не разрешал ей вернуться домой до ареста подозреваемых в убийстве.

— Я думаю, свежий воздух будет ей полезен,— обратился я к Магде.— Я пройдусь с ней.

Потом догнал Жозефину.

— Пока тебя не было, тут произошли всякие события.

Жозефина не ответила. Она близоруко всматривалась в пруд.

— Я не вижу Фердинанда,— вдруг заявила она обеспокоенно и капризно.

—- А какая из них Фердинанд?

— Рыбка с четырьмя хвостами.

— А мне нравится эта яркая золотая рыбка.

— Самая обычная.

— Ну а эта — какая-то противная, как молью съеденная.

— Много вы понимаете!

— Разве ты не хочешь узнать, что произошло в твое отсутствие?

— Я, наверное, уже все знаю.

— А ты знаешь, что найдено другое завещание и что дедушка оставил все деньги Софье?

Жозефина кивнула.

— Мама мне говорила, но я и раньше это знала.

— Ты хочешь сказать, что узнала об этом в больнице?