Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Зимин Игорь Викторович - Страница 24

Таким образом, «штурм Зимнего дворца» мятежниками не удался. Заметим, что это был один из ключевых пунктов их плана захвата власти, обозначенный еще 12 и 13 декабря 1825 г. на совещании у К. Ф. Рылеева. Следует иметь в виду и то, что рано утром 14 декабря 1825 г. Рылеев просил П. Г. Каховского проникнуть в Зимний дворец и попытаться убить Николая Павловича. Каховский после некоторых колебаний отказался это сделать. Через час после его отказа А. И. Якубович также отказался вести матросов Гвардейского экипажа и солдат Измайловского полка на Зимний дворец. Отметим, что и Каховский, и Якубович были боевыми офицерами, имевшими серьезный личный опыт войны на Кавказе.

После ухода мятежных лейб-гренадер все наружные выходы Зимнего дворца немедленно заняли усиленные посты от лейб-гвардии Саперного батальона, кроме этого, 1-я Минерная рота стала у главных ворот резиденции, 1-й взвод 1-й Саперной роты – на Салтыковском подъезде, 2-й взвод 2-й Саперной роты – на Посольском (Иорданском) подъезде.

Как мы видим, все решили минуты. Удача оказалась на стороне Николая I в лице верных ему саперов. Если бы не они, то гренадеры легко бы смяли неполную караульную роту лейб-гвардии Финляндского полка. А затем начались бы кровавые «эксцессы исполнителей».

Позже, на допросе в Следственной комиссии, Панов показывал: «Мы прошли наискось к Мраморному дворцу, зашли во дворец Зимний, думая, что тут Московцы, но, найдя на дворе саперов, вернулись назад вдоль бульвара на площадь, и, встретив кавалерию, нас останавливавшую, я выбежал вперед и закричал людям „За мною“ и пробился штыками». Отметим, что в опубликованных материалах по следственному делу декабристов, где приведены и тексты допросов Панова, его вообще не спрашивали о намерениях, которые привели его на Большой двор Зимнего дворца. При этом у современников особых сомнений по поводу возможного характера действий со стороны Панова не было.

В. Ф. Адлерберга, отправленного царем в Зимний дворец подготовить выезд членов императорской семьи в Царское Село, немедленно вытребовали императрицы. Властная и всегда демонстративно величественная Мария Федоровна впала в истерику. На ее веку это была уже третья смена верховной власти, причем вторая из них закончилась гибелью ее мужа. Она хорошо представляла возможные последствия очередного бунта и для себя, и для семьи своего сына. Александра Федоровна была гораздо спокойнее, то ли по безграничной вере в «звезду» своего мужа, то ли просто не представляя последствий таких ситуаций. При этом Адлерберг умолчал о поручении императора по подготовке «экстренной эвакуации».

1-й батальон лейб-гвардии Преображенского полка перед Комендатским подъездом Зимнего дворца 14 декабря 1825 г. Рисунок Николая I

Когда на Сенатской площади по мятежникам ударили картечью пушки, то в Зимнем дворце поднялась легкая паника, поскольку стало понятно, что «дело» перешло в пиковую фазу и может решиться как в ту, так и в другую сторону А в это время съехавшиеся к 11 часам утра в Зимний дворец придворные, военные и чиновники продолжали ожидать исхода событий. Думается, многие из них провели эти долгие 4 часа (с 11.00 до 15.00), просчитывая свое поведение при различных вариантах исхода событий, готовясь примкнуть к победившей стороне. И уж, конечно, мужская половина не только сановников, но и офицеров, совершенно не предполагала своего активного участия в происходивших событиях. Вся придворная публика толпилась на половине императрицы Марии Федоровны[139], жадно слушая отрывочные новости, поступавшие в Сенатской площади. Из окон они видели, как на Большой двор Зимнего дворца внезапно вошли и так же внезапно ушли лейб-гренадеры.

Вместе с императрицами весь день пробыл брат Марии Федоровны – герцог Александр Вюртембергский[140] со своими взрослыми сыновьями, Александром[141] и Евгением[142]. Николай Павлович старался держать их «в курсе», время от времени присылая к императрицам то принца Евгения Вюртембергского, то генерал-адъютанта князя Трубецкого, то генерал-лейтенанта Демидова.

Обе императрицы провели все утро в маленьком кабинете[143] Марии Федоровны, его окна выходили на Адмиралтейскую площадь. Оттуда они слышали ружейную канонаду на Сенатской площади и отблески картечных залпов. В своем дневнике Мария Федоровна записала: «После того как были испробованы все средства, была вызвана артиллерия. Мятежникам было сделано предупреждение, что если они не сдадутся, то по ним будет сделан залп картечью, и после того как это повторное предупреждение не возымело никакого результата, Государь был вынужден во избежание еще больших бедствий, раз что несчастные не могли или не желали [нрзб.], приказать сделать несколько пушечных залпов. Из моего кабинета был виден огонь»[144].

Александра Федоровна в дневнике тоже упомянула об этом важнейшем событии дня – расстреле картечью мятежников: «При первом залпе я упала в маленьком кабинете на колени (Саша[145] был со мною). Ах, как я молилась тогда, – так я еще никогда не молилась! Я видела пушечный огонь: было лишь 4 или 5 выстрелов, в течение еще нескольких минут мы не имели известий. Наконец наш посланный влетел к нам, задыхаясь, и объявил, что враги рассеялись и обратились в бегство»[146]. Вскоре в Зимний дворец прискакал В. Ф. Адлерберг и сообщил императрицам, что бунт подавлен.

Поскольку в Петербурге в середине декабря к 15 часам уже темнело, то принимается решение усилить охрану Зимнего дворца во избежание случайностей. О важности этого действия свидетельствует то, что Николай Павлович сам расставлял войска вокруг своей резиденции.

Во-первых, главные силы были сосредоточены на Дворцовой площади: Преображенский полк и две роты 1-го батальона лейб-гвардии Егерского полка при 10 орудиях 1-й и 2-й батарейных рот стояли спиной к резиденции. На площади также стояли три эскадрона Кавалергардского полка.

Во-вторых, на Миллионной улице, у моста через Зимнюю канавку, стояла рота лейб-гвардии Егерского полка, при восьми орудиях.

В-третьих, на Дворцовой набережной, у моста через Зимнюю канавку, стояла другая рота Егерского полка при четырех орудиях.

В-четвертых, 1-й батальон Измайловского полка стоял на Дворцовой набережной у Иорданского подъезда и два эскадрона кавалергардов стояли на набережной на углу северо-западного ризалита Зимнего дворца.

На Большом дворе Зимнего дворца всю ночь горели костры, около них в полной выкладке с ружьями, заряженными боевыми патронами, стояли верные царю гвардейский Саперный и Учебный батальоны с 1-й ротой лейб-гвардии Гренадерского полка, присягнувшей новому императору. Дворец имел вид осажденной крепости.

Кроме окрестностей Зимнего дворца, военные части контролировали и другие ключевые районы Петербурга. На Адмиралтейской площади занял посты 2-й батальон лейб-гвардии Егерского полка. На Сенатской, под командой генерал-адъютанта Васильчикова, стояли батальоны Семеновского и Московского полков, усиленные 2-м батальоном Измайловского полка при четырех орудиях. Там же стояла и кавалерия – четыре эскадрона Конной гвардии. На Васильевском острове, под командой генерал-адъютанта А. Х. Бенкендорфа, стоял батальон лейб-гвардии Финляндского полка при четырех конных орудиях, а также два эскадрона Конной гвардии и Конно-пионерный эскадрон. Остальные районы города контролировались разъездами лейб-гвардии Казачьего полка.

Для петербуржцев все произошедшее стало настоящим потрясением, поскольку за многие годы практика удалых дворцовых переворотов прочно забылась. Поэтому костры на Дворцовой площади, войска при заряженных пушках остались в памяти очень надолго. Один из очевидцев произошедшего вспоминал: «Ночью на Сенатской и Дворцовой площади зажжены были костры, и некоторые части войска оставались там до утра; около дворца ночевала артиллерия с заряженными пушками, по другим улицам расставлены были пикеты»[147].