По вине Аполлона - Рафтери Мириам - Страница 5

К этому времени Аполлон сделался совершенно невыносим. Высвободив ноги из закрученного вокруг них поводка, я отругала его, говоря, что он думает лишь о своих любовных делах и совершенно игнорирует мои проблемы. Он в ответ лишь отчаянно скулил и пытался отгрызть шнурки на моих кроссовках.

Подобное поведение было в высшей степени необычным даже для Аполлона. Он был таким спокойным, уравновешенным тираном, ворча лишь на незнакомых людей, которые ему не нравились. Поразительно, как это животное мгновенно чувствовало, кому можно было доверять, а кому — нет.

Ни о чем не догадываясь, я игнорировала все его отчаянные попытки привлечь мое внимание, как вдруг он взвизгнул и бросился вверх по лестнице, таща меня за собой.

— Стой! — крикнула я, взлетая вслед за Аполлоном вновь на третий этаж, но мой крик не произвел на него никакого впечатления. Мы влетели в какую-то комнату, которая, похоже, была некогда спальней. Заметив в полу широкую трещину, я с силой дернула за поводок, но мне не удалось остановить Аполлона. Он пронесся через всю комнату и только тут замер у небольшой двери в треугольной стене. Я дернула за ручку, но дверь оказалась заперта.

Чердак, осенило меня, и я почувствовала, как меня охватывает возбуждение. Если кто-то хотел здесь что-нибудь спрятать, то чердак был для этого самым подходящим местом.

Замок в двери, краска на которой совершенно облупилась, был старым и ржавым, с широкой замочной скважиной. Здесь мои кредитные карточки были абсолютно бесполезны. Я попробовала открыть замок с помощью шпильки, но все мои попытки оказались тщетными. Аполлон скулил и скребся в дверь, проявляя явное нетерпение. Я отстегнула поводок от ошейника и сунула в сумочку, чтобы он не замотал его снова вокруг моих ног, после чего навалилась всем телом на дверь и почувствовала, что она поддается. Дерево почти сгнило, и, надавив сильнее, я наконец сорвала ее с петель, и мы вошли внутрь.

На чердаке царила кромешная тьма, в которой почти сразу же потонул тонкий лучик света от моего фонарика. Я прищурилась, надеясь, что постепенно мои глаза привыкнут к мраку, но мне так и не удалось ничего разглядеть. Все вокруг к тому же было сплошь затянуто паутиной, как я вскоре обнаружила, шагнув вперед и ткнувшись в нее прямо носом. Поспешно я стерла с лица липкие волокна, содрогнувшись, когда почувствовала одно из них у себя на языке.

Аполлон терся о мои ноги, продолжая скулить. Я похлопала его по голове, пытаясь успокоить.

— Я тебя не виню. Это была с моей стороны глупая идея — мы никогда ничего не найдем здесь, тем более при таком свете. Идем-ка дом…

Не успела я договорить, как послышался гул, который шел, казалось, отовсюду, и в ту же секунду весь дом задрожал.

— Землетрясение! — воскликнула я в ужасе, внезапно сообразив, что этот полуразвалившийся дом, разумеется, не был укреплен в соответствии с городскими стандартами сейсмической безопасности.

Дом дрожал все сильнее, и вскоре стены вокруг меня буквально заходили ходуном. Одна из балок, пролетев в нескольких дюймах от моей головы, с грохотом рухнула на пол, и у меня едва не выскочило сердце из груди.

Фонарик выпал из моих пальцев и разбился. Нас вновь окутала кромешная тьма. Аполлон принялся отчаянно царапать меня по ногам, но когда я, наклонившись, попыталась взять его на руки, он увернулся.

Никто даже не подозревает, что мы здесь, пришло мне только тут в голову, и я задрожала всем телом при виде внезапно вспыхнувшей у меня в мозгу картины. Перед моим мысленным взором, как живой, стоял брат Виктории, Натаниэль, который бесследно исчез отсюда более восьмидесяти лет назад — во время точно такого же землетрясения.

Глава 2

Подхватив Аполлона, я кинулась к двери и тут же едва не упала, споткнувшись обо что-то в темноте. Пол у меня под ногами ходил ходуном, сверху на голову сыпалась какая-то дрянь. Откуда-то издали доносился приглушенный вой сирен.

— Помогите! — крикнула я, пытаясь хоть за что-то ухватиться, но рука моя неизменно встречала одну лишь пустоту.

Кричать, разумеется, было глупо; никто не мог меня здесь услышать. Я взгромоздилась на какой-то ящик или, во всяком случае, что-то, показавшееся мне устойчивым. Внезапно он накренился подо мной и меня куда-то швырнуло. В ушах у меня зазвенело, и возникло ужасное ощущение, что я лечу в пропасть. Прошла, казалось, целая вечность; внезапно время словно остановилось и все окутала непроглядная тьма.

Не знаю, когда до меня наконец дошло, что этот кошмар кончился. Осознание приходило постепенно, по мере того, как стихал гул и в доме мало-помалу вновь воцарялась тишина.

Аполлон лизнул меня в лицо, словно пытаясь убедиться, что со мной все в порядке.

— Да, парень, — пробормотала я, с трудом поднимаясь на ноги, — это было нечто.

Родившись в Калифорнии, я с детства привыкла к землетрясениям и смотрела с еле скрываемым презрением на перебравшихся к нам жителей восточных штатов, которые бледнели при едва заметном колебании почвы. Но нынешнее землетрясение было намного сильнее всех тех, которые мне когда-либо довелось испытать. Вероятно, его мощность достигала семи или даже восьми баллов по шкале Рихтера. И разрушения в городе должны были быть ужасны.

Я представила отца, который в это время дня обычно валялся пьяный на диване, и меня бросило в дрожь. Что если в нашей убогой квартирке рухнул потолок? Он не успел бы даже понять, что на него свалилось. А мама? Она, скорее всего, была уже на пути на работу, когда началось землетрясение. Уцелел ли театр, в котором ей удалось получить в этом месяце небольшую роль? Мои родители были, разумеется, далеко не ангелы. И все же при мысли о том, что я могу их потерять, у меня комок подкатил к горлу.

Внезапно я вспомнила о дряхлой, полуслепой Виктории, сидящей в полном одиночестве в своей квартирке в Мишн-дистрикт. Что если она ранена и нуждается в помощи? Нет, пора было выбираться из этого дома и немедленно.

Поспешно обследовав Аполлона и убедившись, что он не ранен, я ощупью добралась до двери и взялась за ручку. Но когда я попыталась ее повернуть, у меня из этого ничего не вышло. Дверь не поддалась, даже когда я навалилась на нее всем телом, и в отчаянии я заколотила в нее изо всех сил.

— Заклинило, — прошептала я мгновение спустя и почувствовала, как меня охватывает леденящий ужас. Аполлон тревожно задышал. Как это могло случиться?

Не паникуй, приказала я себе, стараясь не думать о том, что пройдет, по меньшей мере, несколько часов, прежде чем кто-нибудь хватится меня, если такое вообще произойдет. Дюйм за дюймом я принялась ощупывать стены в поисках второй двери. Той, через которую ушел Натаниэль. Но, может, ее заделали, когда Феннивик перестраивал дом?

Не знаю, сколько прошло времени; это могло быть и тридцать минут и три часа. Наконец я обнаружила его — второй выход, ведущий на крышу. Распахнув дверь, я увидела перед собой лестницу и, перескакивая через две ступени, ринулась наверх.

— Слава Богу! — воскликнула я с облегчением, оказавшись на «вдовьей дорожке», и невольно подумала, как должно быть странно я выгляжу сейчас со стороны, разговаривая с собакой. Вдохнув полной грудью свежий ночной воздух, я подошла к перилам и посмотрела вниз.

Внизу была тьма. Кромешная.

— Должно быть, отключилось электричество, — пробормотала я вслух и нахмурилась.

Прелестно! Только этого нам недоставало. И как теперь прикажете выбираться отсюда? А? Я явно не тянула на человека-паука, да и Аполлон с его короткими лапами уж никак не обладал умением лазать по стенам.

— Эй! — крикнула я и замахала руками над головой словно идиотка. — Есть там кто-нибудь внизу?

И тут только я обратила внимание на прямо-таки неестественную тишину. Вой сирен умолк — странно, почему? — и кроме шелеста листьев и отдаленного стука, похожего на цокот копыт, до меня не доносилось ни звука. Даже после землетрясения должен же был быть слышен шум машин… Если только упавшее дерево или рухнувший дом не загородили улицу, подумала я, несколько успокоенная тем, что не нахожусь в «Сумеречной зоне».