Принц на белом костыле - Раевская Фаина - Страница 23

— Над мышками издеваетесь? — укоризненно покачала головой Клюквина.

— Мы занимаемся делом, важным для всего человечества! — воздел руку к потолку Козьма.

Вилка шмякнулась на пол, стрельнув пельменем в стену. Пельмень к ней тут же прилип, как голодная пиявка. Прутков смущенно потупился, а я попросила:

— Продолжайте, пожалуйста. И, если можно, подробнее. Какие конкретно вирусы вы изучаете?

— От банального Аш5-Эн1…

Клавка, боявшаяся любых формул, потому как ни черта в них не разбиралась, напряглась:

— Это что такое?

— Птичий грипп, — охотно пояснил Прут.., ков, — до лихорадки Эбола и ботулизма.

— О, а я знаю! — обрадовалась я. — Ботулизм — это когда съешь что-нибудь несвежее, а потом умираешь!

Мы, не сговариваясь, посмотрели сперва на одинокий пельмень на стене, а потом в тарелку Козьмы. Он поправил очки, съехавшие на кончик носа, и мягко произнес:

— Не совсем так, конечно, но, в общем, правильно.

— А сибирская язва, чума у вас есть? — округлила глаза Клавка.

Прутков утвердительно кивнул.

— Очуметь! — восхитилась сестра. — И как вы там еще не поумирали вместе со своими мышами. Не боитесь?

— Ну, во-первых, не все сотрудники имеют дело со столь опасным материалом, а во-вторых, существуют средства защиты, и если соблюдать соответствующие меры предосторожности, то ничего неожиданного не произойдет…

— Угу, ну да, ну да, — пробубнила Клюква, на всякий случай, отодвигаясь подальше от Козюли.

— ..хотя иногда случаются ЧП, — закончил Прутков, затуманиваясь воспоминаниями.

Я решила затуманиться за компанию и представить себе какую-нибудь страшную картину из жизни вирусов. Как назло, в голову лезло только изображение инфузории-туфельки из школьного учебника биологии. Но инфузория, по-моему, никаких ужасов и разрушительных действий сотворить не может. Я затуманилась еще больше и вспомнила подружку инфузории — амебу. Или это не вирусы? Дальше туманиться помешала Клавка:

— Ближе к телу, как говорил Мопассан и товарищ Бендер. Что можете сказать о Викторе?

— А что Виктор? — вернулся в реальность Прутков. — Хороший мужик, надежный; спокойный… Он работал лаборантом в пятой лаборатории. Не весть что, конечно, но ведь он был судим. Я и так удивляюсь, как его к нам в НИИ приняли. Да-а, так вот, работал он в пятой лаборатории. Это… Как бы вам объяснить? Ну, скажем, самая открытая лаборатория. Там занимаются вирусом гриппа и его мутациями. Туда имеют доступ все сотрудники; Четвертая лаборатория уже ограничивает доступ и так далее;

— Понятно, — протянула я, — и чем менее доступна лаборатория, тем серьезнее и опаснее там вирусы. А может сотрудник пятой лаборатории как-нибудь по-хитрому проникнуть, к примеру, в третью?

— Это исключено, — категорично заявил Козюля и, посчитав тему исчерпанной, принялся методично уничтожать уже остывшие пельмени.

Клавка с немым ужасом наблюдала за процессом.

— Козьма Иванович, — не унималась я. — Вы говорили, что в НИИ приходили из милиции…

— Приходили! Они-то и сообщили, что Витька в больнице. Поспрашивали о нем немного и ушли.

Ясно. Менты выполняют необходимые формальности. Но им-то известно гораздо меньше, чем нам.

— Кстати, Виктор две недели назад уволился… — Прутков покончил-таки с пельменями и всем своим видом демонстрировал желание отправиться домой, на любимый диван, и расстаться с нами.

— Как уволился? — опешила Клюквина. — Почему же его жена нам ничего не сказала?

Козюля развел руками, мол, это уже не мое дело. Ладно, с этим разберемся. Сейчас меня волновал еще один вопрос, и я не хотела прощаться с Прутковым, не выяснив все до конца.

— Козьма Иванович, вы не ответили, мог ваш НИИ заинтересовать преступников?

Подумав, Прутков ответил:

— Теоретически, да. Вирусы — это то же бактериологическое оружие. Но практически — очень сложно. Я ведь уже говорил о секретности некоторых лабораторий, об ограничении доступа…

Говорил, говорил, конечно. Но ведь наши ученые такие бедные, денег на науку государство жертвует крайне неохотно, а вот представители криминала готовы поделиться капиталом кое с кем.., из не слишком чистоплотных деятелей от науки.

Пельменную покидали в том же боевом порядке: Козюля посередине, мы с Клавкой по краям. Правда, под руки мы уже Пруткова не держали, напуганные его страшилками. Да и смысла, по моему мнению, не было. Интересующей нас информацией он уже поделился, и теперь надобность присматривать за ним отпала.

До метро нужно было топать пешком минут десять. Клавка решила просветиться у Козюли насчет правил личной гигиены, а я попыталась подвести кое-какие итоги.

Итак, что мы имеем на сегодняшний день?

Степка. Личность подозрительная и насквозь криминальная. Всю его историю с фурами, вымоганием денег с якобы брата можно благополучно забыть. Но ведь зачем-то мы ему понадобились? Зачем, вот в чем вопрос. Для чего нужен был весь спектакль со сберкассой и сказками братьев Гримм? Эти вопросы остаются пока без ответа. Степан, по словам Оксанки, шантажировал Виктора, скромного лаборанта НИИ вирусологии. Хотя можно ли назвать шантажом то, за что предлагают деньги, судя по всему, немалые… Тут у меня в голове что-то замкнуло, заискрило, и я радостно завопила:

— Клавка, кажется, я все поняла!!!

Не уверена, что Клюквина меня услышала: произошедшее дальше буквально разбросало нас на значительное расстояние друг от друга.

Впереди, примерно метрах в двухстах, уже виднелся вход в подземку. Необходимо было перейти не слишком оживленное шоссе, не шоссе даже, а так, сплошное недоразумение, покрытое утрамбованным снегом. Могу поклясться, никаких машин в ту секунду по этому самому недоразумению не ехало. И вдруг раздался, рев мощного мотора, стремительно приближавшийся к нам. Ни фары, ни габаритные огни у автомобиля не горели.

От неожиданности и испуга мы с Клавкой застыли прямо посередине дороги. Вдруг последовал сильный и резкий толчок. Я почувствовала, как преодолеваю силу земного притяжения.

Ощущение полета длилось недолго. Я ткнулась мордой в сугроб, ссадив кожу на щеке, и там затихла, ожидая немедленной кончины. Но, видать, смертушка моя еще далеко ходит, кончина никак не наступала. Это придало смелости, а заодно и уверенности в завтрашнем дне. Подняв голову, я истерично выкрикнула:

— Клава! Клавдия! Отвечай немедленно, ты жива?!

Из такого же сугроба, только с другой стороны дороги раздался голос Козьмы:

— Мы здесь. Живы, слава богу.

— Тогда переползайте ко мне.

Две фигуры с противоположной стороны отделились от сугроба и, зачем-то пригнувшись, бегом бросились на зов.

— Нет, я отказываюсь работать в таких условиях! — с места в карьер начала возмущаться Клюквина. — Практически линия фронта, только без выстрелов!

Что-то подсказывало мне, что выстрелы мы еще услышим. Раз уж появился в нашей жизни пистолет, должен же он когда-нибудь выстрелить? Впрочем, не желая еще больше травмировать психику Клюквы, я благоразумно промолчала.

— Сначала по башке лупят, потом едва насмерть не сбивают! — продолжала гневный монолог сестра. — Кстати, никто номер не заметил? Я так и думала, — кивнула она в ответ на общее молчание. — Безобразие, честное слово!

Купят права, а потом гоняют, как сумасшедшие.

Козьма Иванович поцокал языком и озвучил мысль, которая настойчиво вертелась в моих мозгах:

— Это не случайность. Мне кажется, вас хотели убить.

Возмущение с Клюквиной как ветром сдуло.

— У.., у.., у… — проблеяла она, заваливаясь вбок.

Я подперла сестру плечом и прошипела в лицо Козюли:

— Почему это сразу нас? Может, вас?

— Нет, — покачал головой Прутков. — Зачем меня убивать? Я человек маленький, никакого интереса для киллеров не представляю.

Пока не появились вы, в моей жизни было все спокойно. Вывод делайте сами. С вами опасно.

Уж извините, девочки, но, судя по всему, на вас началась охота, а я дорожу своей жизнью, пусть и неинтересной. Счастливо оставаться.