Наполеон: жизнь после смерти - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 69

Вышедший из укрытия следом за мной граф сурово спросил его о том же. Киприани засмеялся и ответил: «Доливаю воду в вино по приказанию императора».

Монтолон тотчас поднялся наверх и все рассказал императору. «Совершенно верно, – сказал Государь, – я велел ему сделать это».

И тогда мы решились... Мы тайно перелили вино из бутылок императора в общие и начали потчевать им Киприани. Корсиканец, в отличие от императора, обожал выпить. И пил вино бокалами...

Маршан остановился и усмехнулся.

– И что же? – не выдержал я.

– Не догадались? Он вскоре умер!.. Через месяц после его смерти остров покидала Альбина Монтолон, и мы тогда получили окончательное подтверждение. Император был с ней очень сух и даже не пошел проводить. Он сказался больным и наблюдал через ставни, как она и ее дети садятся в экипаж. В последнее время он делил ее с молодым английским офицером Бэзилом Джексоном – об этом при мне императору сообщил Киприани. И император тогда сказал: «Она мне больше не нужна... интриганка, ссорившая меня со всеми и отдающая сердце только за выгоду...» Но все равно перед отъездом передал ей весьма кругленькую сумму... А ее муж, граф Монтолон, как вы знаете, остался... К чему я это рассказываю? Уже садясь в экипаж, Альбина вспомнила, что забыла отдать книгу, которую взяла почитать... На титульном листе было написано имя ее владельца – Киприани! Это была книга... о знаменитой отравительнице, маркизе Мадлен де Бренвийе, которая постепенно, малыми дозами мышьяка убила отца и обоих братьев, чтобы завладеть их состоянием. На страницах, где цитировались допросы маркизы и шла речь о дозах мышьяка, были многочисленные пометки Киприани. В книге были подробности, заставившие меня вздрогнуть. Рвота, головные боли, сильный озноб – все, что император испытывал в последние дни. Это и были симптомы отравления мышьяком!

Киприани умер, но дело, видимо, было сделано. Англичане купили мерзавца! Чтобы у потомков не было сомнений в преступлении, я начал вести дневник болезни императора. Он оказался дневником смерти Государя»

Маршан вынул из портфеля тетрадь.

– Я попытаюсь напечатать его в своих воспоминаниях. Но если они не выйдут, я уступлю дневник вам.»

И он начал читать последние страницы.

Когда он читал, мои ощущения были ужасны. Я все видел... я опять видел императора!

Вчера Маршан передал мне свой дневник. Привожу полностью те самые последние страницы (я вновь перечитал их в его присутствии) и наш разговор.

«30 января 1821 года. Кашель, почти прозрачные потухшие глаза, постоянная жажда, боли в желудке. Это симптомы отравления мышьяком.

3 февраля. Император в плачевном состоянии.

4 февраля. Состояние не изменилось – глубокая печаль».

26 февраля. Он окончательно слег. Сухой кашель, рвота, жжение в кишечнике...

17 марта. Английский врач Антомарки, конечно же, заявляет: «Болезнь, которой страдает генерал Бонапарт, вызвана особенностями климата (!) и симптомы ее крайне опасны!» Почему-то ни у кого из нас климат болезнь не вызвал! А у императора – вызвал! Но попробовал бы этот врач сказать что-то другое!..

20 марта. Антомарки все время дает ему рвотное и ставит клизмы. Вчера император жаловался: «Когда приступ – мне кажется, что в животе у меня режут бритвой».

23 марта. Обострение лихорадки. Ледяной холод в брюшной полости.

30 марта. Губернатор потребовал показать ему императора. Англичане его не видели целых 12 дней – он не выходит на улицу. Чтобы не было скандала, я пошел на обычный компромисс – после клизмы мы посадили императора у окна, и я немного приоткрыл ставни. И губернатор увидел императора, который, опираясь на доктора, возвращался в свою комнату, и услышал его голос, когда он ложился в постель.

15 апреля. Простыни в рвоте и... чернилах – император продолжает работать. Просит Бертрана читать ему вслух любимые «Записки о Галльской войне» и сегодня продиктовал дополнение к главе о военных походах Цезаря... Врачу Антомарки при осмотре приходится терпеть все, что терпел О'Мира – слушать, как император клянет англичан и сулит им ужасную революцию. «Ваши олигархи все одинаковы – наглые, пока командуют, трусливые, когда опасность!.. Это они убили меня!»

21 апреля. Император зовет аббата Виньялли. Они долго говорили о Боге. «Я родился католиком, исповедую католическую религию и хочу воспользоваться обязанностями, которые она предписывает, и благодеяниями, которые она предоставляет». Дал аббату указания относительно своего отпевания: «Вы должны строго выполнить то, что положено, пока я не буду предан земле». Аббат оставил ему Библию, которую император теперь читает каждый день. После ухода аббата он сказал доктору Антомарки: «Можно ли сомневаться в существовании Господа, если все вокруг нас это доказывает? Недаром величайшие умы были убеждены в этой истине».

22 апреля. Утром император завершил свое завещание, где прямо написал: «Я умираю преждевременно от руки английской олигархии и нанятого ею убийцы... Я умираю в лоне Римской апостольской церкви. Я завещаю моему сыну свою славу, свое имя и своих друзей. Ничего более ему не потребуется для получения трона. Я рекомендую моему сыну никогда не забывать, что он рожден принцем Франции, и никогда не соглашался служить инструментом в руках триумвиров, угнетающих ныне Европу. Он должен воспринять мой девиз „Всё ради народа Франции“. Мой сын не должен помышлять о мести за мою смерть. Пусть он будет человеком своего времени. Пусть властвует в мире со всеми народами и помнит: если он захочет продолжить мои войны, то будет попросту обезьяной... Пусть читает и чаще размышляет над историей – это единственная подлинная философия... Но все, чему он научится, не поможет, если в его сердце не будет гореть священный огонь добра...»

Он отдал еще много распоряжений и написал много слов. Потом он распределял свое состояние: «Я хочу заплатить все свои долги». Он завещал передать огромную сумму вдове Киприани. Этого вынести я не мог и позвал графа. В его присутствии я рассказал императору о заслуженной смерти негодяя.

«Да, Сир, – добавил граф Монтолон, – мы были его палачами. Я думал, что ваша фраза в завещании: „Я умираю преждевременно от руки английской олигархии и нанятого ею убийцы“ означает, что вы это поняли».

Император долго молчал, а потом сказал: «Бедный Киприани!» После чего... вдвое увеличил сумму, оставленную семье мерзавца! И повторил: «Меня отравили англичане. Запомните это!»

Только это ему было важно. И потому он оставил деньги негодяю. Чтобы только англичане считались его убийцами».

Я прочел последние строки вслух и посмотрел на Маршана. И Маршан на моих глазах стал покрываться потом... Он прошептал:

– Вы считаете?..

Я не ответил. Он понял все, о чем я думал, ибо сам, видно, думал о том же.

Мы долго молчали. Смеркалось. Я велел слуге принести свечи и продолжил читать дневник.

«Император сказал: „Я хочу, чтобы произвели вскрытие моего тела™(Он хотел, чтобы все увидели – он отравлен!) И еще: я хочу, чтобы мое сердце поместили в сосуд со спиртом и отвезли его в Парму моей дорогой Марии Луизе... Скажите ей, что я ее нежно любил и никогда не переставал любить“. – И еще раз повторил: – Я прошу со всей тщательностью произвести вскрытие моего тела и подробный отчет вручить моему сыну. Я хочу также, чтобы после моей смерти поехали в Рим к моей матери и моему семейству и рассказали обо всем, что происходило на этом печальном утесе. И не стесняйтесь говорить всем, что великий император умер в самом жалком положении, чувствуя недостаток во всем, и брошенный всеми... кроме своей Славы!»

И он дописал в завещании большими буквами: «Я оставляю в наследство всем царствующим домам ужас и позор последних дней моей жизни».

После чего завещал передать сыну все дорогие ему вещи: «Мою шпагу, которая была при мне под Аустерлицем, золотой несессер, который проехал со мной от Ульма до Москвы... и был при многих победах над его дедушкой... орден Почетного Легиона, часы Фридриха Великого и медальон с моими волосами...» И добавил: «Я желаю, чтобы мое тело покоилось на берегах Сены среди народа Франции, который я так любил. Впрочем, так оно и будет – вы это увидите...»