Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Дамаскин Игорь Анатольевич - Страница 63

Советская разведка своевременно получила сведения о готовящемся вторжении, силах, вооружении и планах его участников. Хрущев дал задание проинформировать об этом Фиделя Кастро. Тот быстро отреагировал. Район предполагаемой высадки был окружен войсками, молодая кубинская авиация приведена в боевую готовность.

12 апреля Кеннеди, выступая перед американской ассоциацией газетных издателей, заявил, что США ни при каких обстоятельствах не предпримут военных действий против Кубы. Но уже 15 апреля самолеты американского производства бомбили Гавану и другие города Кубы. А 17 апреля «армия вторжения» высадилась в намеченном месте. Кубинским войскам понадобилось лишь 72 часа, чтобы разбить наемников. 1200 из них были захвачены в плен, около 300 были убиты или утонули в заливе Свиней.

Кеннеди был вынужден взять на себя ответственность за вторжение и публично заявить об этом.

Но американцы не угомонилась. Вашингтонская резидентура регулярно докладывала в Москву о новых планах вторжения, саботажа, актов террора, разрабатываемых ЦРУ США.

Хрущев жестко реагировал на сообщения разведки. Выступая перед съездом учителей 9 июля 1961 года, он заявит о готовности оказать Кубе решительную военную поддержку, прикрыв ее ядерным зонтиком, в случае, если она подвергнется агрессии. Скорее всего, это была риторика. Вскоре после его выступления Москву посетил Рауль Кастро, брат Фиделя. Он спросил Хрущева, что означает обещание Хрущева о советском ядерном зонтике? Как далеко Советский Союз готов пойти в защите Кубы? Хрущев осторожно посоветовал кубинским друзьям не преувеличивать значение его обещания и дружески заметил: «Ни вы, ни мы не заинтересованы в эскалации международной напряженности».

Трудно сказать, когда Хрущев принял решение о размещении советских ракет на Кубе. Ведь нередко многие важные решения принимались им неожиданно, даже до обсуждения в Политбюро. Возможно, на него повлиял отчет главного редактора газеты «Известия», его зятя и, можно сказать, личного агента Алексея Аджубея, посетившего США, где он имел беседу с президентом Кеннеди. Когда президент заверил его, что американцы не собираются нападать на Кубу, Аджубей спросил, может ли президент гарантировать, что этого не сделают кубинские «контрас»? Кеннеди резко ответил: «Я ругал Даллеса и говорил ему, берите пример с русских, когда у них были проблемы в Венгрии, они разрешили их за три дня, а вы, Даллес, ничего не можете сделать». Хрущев очень внимательно отнесся к этому заявлению, расценив его, как прямую угрозу Кубе.

Внешняя разведка и ГРУ регулярно докладывали о продолжающихся приготовлениях американского вторжения на Кубу. Более того, в марте 1962 года ГРУ узнало и доложило Хрущеву о планах Пентагона нанести превентивный ядерный удар по Советскому Союзу.

Дело в том, что Советский Союз со всех сторон был окружен американскими военными базами, а вдоль его морских границ постоянно летали бомбардировщики с атомными бомбами на борту. Хрущев, принимая решение о размещении ракет на Кубе, хотел таким образом уравнять шансы СССР и США, но недооценил возможную реакцию американцев.

Одним из важнейших источников информации для Хрущева и человеком, чью роль в событиях, связанных с разрешением Карибского кризиса нельзя умалить, был полковник ГРУ Георгий Большаков, культурный атташе советского посольства в Вашингтоне.

Умный человек и талантливый разведчик, он сумел завести в интересующих нас кругах американского общества хорошие связи, среди которых был и брат президента Роберт Кеннеди, генеральный прокурор США. Отношения между ними постепенно переросли в дружеские, и, сам того не желая, Роберт время от времени снабжал Георгия ценной информацией. Как-то раз, в начале июня 1962 года, он пригласил Большакова с семьей на воскресенье в свою загородную резиденцию, где Большаков уже бывал. В ходе беседы о том о сем Роберт вдруг спросил, какую роль играют военные в Советском Союзе в принятии политических решений? Большаков как дипломат и заметил дипломатично: у нас, мол, коллективное руководство. А как у вас, в Америке? На это Роберт ответил: «Недавно Пентагон предложил, чтобы президент одобрил превентивный ядерный удар по Советскому Союзу, но президент сказал: нет, мы не пойдем таким путем».

Сообщение Большакова Хрущев воспринял как подтверждение подозрений о наличии планов американского ядерного нападения. Он вынес обсуждение разговора Большакова с Робертом Кеннеди на заседание Политбюро. Большакову поручили вновь встретиться с ним и передать мнение советского руководства: «Это не ново для нас. Очевидно, в Пентагоне, а возможно, и не только в Пентагоне, — вам это виднее, — есть люди, которым чувство неприязни к СССР и социалистическим странам застилает глаза и мешает воспринимать действительность, как она существует». Трудно сказать, передал ли Большаков это высокопарное заявление дословно, но его отношения с Р. Кеннеди продолжали оставаться хорошими.

Вместе с тем послу СССР в США Добрынину сообщили, что обсуждавшийся ранее вопрос о приезде Р. Кеннеди в СССР на отдых (вместе с Большаковым) неприемлем. «При такой агрессивной политике как внутренней, так и внешней, которую проводят США», приглашение Р. Кеннеди в Советский Союз в любом качестве «было бы непонятно советскому народу и могло бы ввести в заблуждение народы других стран».

Еще одним видным разведчиком, принимавшим участие в событиях на Кубе, был Александр Иванович Алексеев, советский посол на Кубе. Находясь в Гаване с сентября 1959 года сначала в качестве представителя ТАСС, а затем советника советского посольства по культурным вопросам, он в действительности являлся резидентом внешней разведки. Алексеев установил с Кастро дружеские, сердечные отношения. В конце апреля 1962 года его вызвали в Москву, куда он вылетел после первомайского празднования на Кубе, и неожиданно для него самого назначили послом. 7 мая его принял Хрущев. Он расспрашивал о положении на Кубе. При повторной встрече — дата не зафиксирована — сказал о плане разместить на Кубе ракеты.

После этого Хрущев отбыл с визитом в Болгарию. Бывший консультант Международного отдела ЦК КПСС Бурлацкий рассказывает, что когда Хрущев вместе с министром обороны Малиновским прогуливался по берегу Черного моря, маршал напомнил ему, что в соседней Турции, граничащей с СССР базируются американские ракеты, которым нужно всего 20 минут, чтобы долететь до Москвы. Громыко вспоминает, что о том, что мы пошлем ракеты на Кубу, Хрущев сказал ему на борту самолета при возвращении из Болгарии.

21 мая 1962 года, на другой день после возвращения Хрущева из Болгарии, Политбюро приняло его предложение послать ракеты на Кубу. 24 мая оно было оформлено как постановление Совета обороны с участием военных. Было также решено для переговоров с Кастро и другими кубинскими лидерами направить делегацию во главе с первым секретарем ЦК Узбекистана Рашидовым, в состав которой, кроме других лиц, включили Алексеева и главнокомандующего ракетными войсками маршала Бирюзова (под псевдонимом инженера Петрова). После возвращения делегации, получившей положительный ответ Кастро, Хрущев вновь собрал заседание Политбюро и Совет обороны для принятия окончательного решения о плане доставки на Кубу ракет, а также военного персонала и всего необходимого оборудования. Эта совершенно секретная операция получила кодовое наименование «Анадырь». Анадырь — поселок на крайнем севере СССР, и это название как бы отвлекало внимание от истинной направленности действий.

4 сентября Белый дом заявил, что самые опасные последствия возникнут в том случае, если Советский Союз пошлет наступательное ядерное оружие на Кубу. В заявлении правительства США говорилось, что если бы это произошло и там были бы обнаружены крупные наземные силы и ракеты, то американское правительство не исключало вторжения на Кубу. Но Хрущев не собирался отступать. 7 сентября он подписал приказ, точнее, написал резолюцию на письме Малиновского от 6 сентября, о том, чтобы на Кубу было доставлено ядерное оружие. Операция «Анадырь» продолжалась.