Лукашенко. Политическая биография - Федута Александр Иосифович - Страница 60

«Изначально был предложен нулевой вариант, — вспоминает Калякин. — Мы отказываемся от импичмента, Лукашенко — от проведения референдума. И более того, мы договариваемся о том, что создаем конституционную комиссию, которая будет работать над улучшением Конституции.

Вот канва, по которой намеревались работать на совместной встрече, причем на нее дала добро не только наша сторона — парламент, но и президент».

Канва канвой, вот только рисунок по ней, как оказалось, стороны предполагали вышивать каждый свой. Для обеих сторон в тот момент главным было заставить отступить противника. А уж сами они — что депутаты, что президент — отступать не собирались. Это было очевидно. Лукашенко хорошо понимал, что даже если импичмент будет отложен, то всего лишь на время, руководство же Верховного Совета, в свою очередь, осознавало, что Лукашенко не успокоится, пока из Конституции не будет устранена норма, открывающая дорогу импичменту.

Калякин продолжает:

«Когда прилетели россияне, первая беседа днем была в парламенте, в которой участвовали и председатели комиссий, и руководители фракций. Все согласились с тем, какую позицию мы должны занимать, и Строев с Селезневым тоже согласились, что можно найти компромисс и подготовить какое-то решение.

В это же время шли переговоры с президентской стороной. Что там происходило, мне трудно судить, но там, кроме всего прочего, происходила обработка председателя Конституционного суда».

И это было естественно: Лукашенко нащупал слабое место противника.

А судьи — кто?

Это было удивительно. Не то, что президентская сторона «обрабатывала» Валерия Тихиню — такое как раз абсолютно укладывалось в общую схему поведения исполнительной власти и это парламентарии даже предвидели. Как вспоминает Валентина Святская, «когда уже собранные подписи сдали Тихине, чтобы он начал процедуру рассмотрения в Конституционном суде, ему было рекомендовано ни в коем случае не встречаться с Лукашенко, не выходить с ним на контакт, потому что знали, что на Валерия Гурьевича будет оказано давление».

Удивительным было то, что вопреки рекомендациям депутатов Тихиня встречается с Лукашенко — в результате чего глава Конституционного суда и становится участником переговоров с москвичами. Это явно противоречит всем правовым нормам, по которым суд обязан оставаться вне политики. Особенно если учесть, что именно на 22 ноября, когда Строев, Селезнев и Черномырдин прилетели в Минск, было назначено слушание дела о нарушении президентом Конституции Республики Беларусь — собственно говоря, первый шаг к объявлению импичмента. В каких переговорах с «подсудимым» может участвовать председатель суда?

Вспоминает член Конституционного суда профессор Михаил Пастухов, бывший одним из докладчиков по делу об импичменте:

«Дело было назначено на 22 ноября, все докладчики готовы, вызваны многочисленные свидетели, кому что-то известно об издании указов Лукашенко, которые были признаны неконституционными, собраны необходимые документы. Более того, мы, судьи-докладчики, даже подготовили проект соответствующего заключения. Но, как известно, вечером, после девяти часов вечера 21 ноября, прибыл самолет с Черномырдиным, Строевым и Селезневым. Я уходил домой где-то часов в восемь, специально зашел к Тихине, говорю:

— Валерий Гурьевич, мы готовы к рассмотрению дела. Нам ничего не мешает рассмотреть его?

Валерий Гурьевич заверил:

— Да, все нормально. Готовьтесь.

Я на всякий случай взял все материалы домой, поскольку в это время наряду с милиционером у нас еще оборудовали пост непонятно с какими людьми. А у Тихини в это время уже находились экстрасенсы. Они полчаса колдовали над ним, вдохновляли его».

Говорит Сергей Калякин:

«Поздно вечером мы шли на встречу с россиянами, которая должна была состояться в Войсковом переулке, в Доме международных связей, внизу, в подвале. В этой встрече со стороны нашего Верховного Совета принимали участие я, Шарецкий, Карпенко».

Ольга Абрамова: «Туда отправился также и Кравченко, но, насколько мне известно, его отсекли.

«С президентской стороны принимали участие Лукашенко, Василевич, Мясникович. Потом — Строев, Селезнев, Черномырдин и Серов. Вот такая была компания»236.

Компания, прямо скажем, крайне пестрая. Если рядом с президентом находится глава его Администрации, это объяснимо. Но Сергей Калякин указывает, что третьим президентскую сторону представлял член Конституционного суда Григорий Василевич237, которому, как и всякому судье, Конституцией воспрещается заниматься политикой. А что есть участие в переговорах подобного рода как не политический акт?

«Когда мы с Шарецким вошли в зал, мы увидели… Тихиню, — продолжает Калякин. — Для меня это был удар, и я сразу понял, что Конституционный суд не примет никакого решения по импичменту. И даже не важно, чем закончатся эти переговоры. Само его появление там сказало все. Не говоря уже о его поведении, когда он стал возбужденно поддерживать то, что говорил Лукашенко:

— Это действительно такой выдающийся день в моей жизни, вот тут состоятся очень важные решения, правильно говорит Александр Григорьевич…

При том, что судья Конституционного суда не может занимать вообще чью-то сторону, Тихиня откровенно встал на сторону противника. Я сказал Шарецкому:

— По-моему, Конституционный суд насчет импичмента уже все решил».

Вспоминает Валентина Святская:

«Шарецкий был подавлен и убит предательством Тихини, он не ожидал его там встретить. Позже он мне говорил:

— Я был шокирован, потому что, как только вошел в зал, где проходили переговоры, там стояла уже эта российская троица. И Валерий Гурьевич буквально кидался на стол.

Это слова Шарецкого: "Он кидался на стол, на этот документ, я еще не успел его прочесть, а Валерий Гурьевич уже сделал свои поправки".

— Семен Георгиевич, — в возбуждении кричал Тихиня, — более совершенного, более замечательного документа я не видел! Скорее подписывайте!

Шарецкий сказал:

— Ну вы хотя бы остановитесь, успокойтесь.

Так ли это было? Я говорю со слов Шарецкого».

Можно предположить, что так и было. И в тот момент председатель Конституционного суда действительно больше всего на свете жаждал окончания конституционного кризиса, вызванного президентским решением во что бы то ни стало провести референдум.

Но помнил ли заслуженный юрист Республики Беларусь, член-корреспондент Национальной академии наук Беларуси, один из «отцов» белорусской Конституции, на страже которой он должен был стоять, — помнил ли Валерий Тихиня, что он не имеет права принимать на себя какие-либо обязательства от имени коллегиального органа, каковым является Конституционный суд? И что вообще означала его подпись под предложенным «компромиссным» документом?

«Компромисс» кролика и удава

Согласно этому документу каждая из конфликтующих сторон брала на себя определенные обязательства.

Президент соглашался с тем, что любое решение референдума будет носить рекомендательный, а не обязательный характер. Таким образом, при любом исходе референдума парламент получал передышку.

«За это» Верховный Совет отказывался от процедуры импичмента, то есть как бы списывал все прошлые грехи главы государства238.

После этого стороны должны были созвать на паритетных началах Конституционное собрание и внести в действующую Конституцию поправки.

Казалось бы, компромисс? Не тут-то было!

На «паритетных началах» — это пятьдесят человек от президента, пятьдесят человек от парламента? Но ведь в парламенте немало депутатов активно поддерживает президента, значит, Лукашенко получает неизбежное большинство в Конституционном собрании, а потому его поправки все равно принимаются — только чуть позже и уже абсолютно легитимно. Верховному Совету предлагалось всего-навсего отложить на время собственную кончину. Можно представить себе, что чувствовали представители Верховного Совета, которым пришлось подписать этот документ…