Лукашенко. Политическая биография - Федута Александр Иосифович - Страница 33

Но мы с Дмитрием Булаховым заговорили о другом. Я лично сказал о том, что чтобы управлять страной, надо иметь команду, в общем-то, более мощную.

Реакция Лукашенко была бурной:

— Вы моя команда, вы у меня все талантливые, вы все первые, вы все лучшие. И, конечно, никто из вас не должен быть обижен…

Тут разговор пошел о том, кого на какие-то посты можно будет назначать. Понятно, разговор был очень не конкретный, даже обтекаемый, но я сам видел слезы в глазах нашего кандидата, когда он говорил, что мы лучшие из лучших и что вместе мы пойдем дальше, и не может быть никаких вопросов».

На том совещании я почему-то не был. Но переданную мне фразу Дмитрия Булахова запомнил:

— С одной командой приходят к власти, с другой эту власть вершат, — сказал он уверенно, но совсем не так оптимистично145.

При всех драматичных и даже искренних уверениях в преданности «своим людям», Александр Лукашенко хорошо понимал, что команда, приведшая его к власти, была чем угодно, но не командой управленцев. Конфликт на этой почве должен был неизбежно возникнуть, и он возник.

Свидетельствует Леонид Синицын:

«Естественно, мы обсуждали, куда и как трудоустроить людей, которые работали в штабе, потому что каждый человек подразумевал, что после кампании он будет в чем-то участвовать, в чем-то реализовываться. Но многие оказались не совсем приспособленными к практической работе. Лукашенко был настроен решительно: от балласта необходимо избавляться. Я категорически возражал. Все, кто работал с нами, должны быть пристроены. В конце концов он махнул рукой. Ладно, мол, ты с ними работал, вот и возись с ними дальше, даю на это все тебе полгода.

Я поступил так. Практически всем была предложена работа в Администрации».

Здесь в разговор вступает писатель Евгений Будинас:

«Только сейчас из признания Леонида Синицына я понял, что именно тогда произошло и почему интеллигенция в первые же дни отвернулась от новой власти. Ведь представляли ее как раз все эти добровольные помощники в избирательной кампании, теперь заселившие управленческие кабинеты и не имеющие зачастую никаких управленческих навыков, не знающие никаких правил, не говоря уж о вежливости и хорошем тоне. От этого нас просто тошнило…».

Новая команда действительно начала править, что называется, с чистого листа.

Кабинеты, в которых сидели еще не уволенные правительственные чиновники, один за другим захватывала президентская рать. Шкафы и ящики со служебными документами вышвыривались в коридоры. До сих пор со стыдом вспоминаю это время. На нас смотрели, как на какую-то дикую орду.

Но вернемся к рассказу Синицына:

«Принимали к проверке мы всех, кто нам помогал. При этом говорилось: "Если пройдет время, и вы не потянете, то будьте свободны, так что — готовьтесь, чтобы потом без обид…". Считаю, что отношение было действительно человеческое: люди проверяются только в деле. Лукашенко не мешал, относился даже с сочувствием:

— Слушай, я понимаю, как тебе сложно найти со всеми общий язык и всех куда-то определить.

Но понимал он и другое: власть взяли, теперь работать надо конкретно».

Здесь Синицын говорит почти правду. Дело в том, что, став главой Администрации президента и будучи опытным управленцем, он начал с того, что попросту никого на работу не принял. То есть — абсолютно никого, включая, к слову, и меня. И проверку команды «в деле» проводил вполне изощренным и самым «безболезненным» (для себя как руководителя) образом: сначала проявись, покажи, на что способен в практической работе, а потом будем оформлять документы о твоем приеме на работу. Таким образом, через некоторое время все, кто не тянул или по той или иной причине был не нужен, оказывались не у дел — им вежливо сообщались, что они не работают (да и никогда не работали — записи в трудовой книжке-то нет).

Так, к примеру, оказался за бортом будущий депутат Верховного Совета 13-го созыва Виктор Терещенко, после победы поторопившийся «ощутить» себя в высокой должности настолько, что даже послал на имя министра иностранных дел Владимира Сенько бумагу с предложением немедленно трудоустроить выпускников его коммерческого вуза. Точно так же исчез однокашник Виктора Гончара, гродненский юрист Иосиф Веленто, скомпрометированный публикацией в газете «Свабода». И это ведь люди, которые чуть не заняли посты начальников ключевых управлений Администрации!

«Саши больше нет»

Теперь о тех, кто новой Администрации и новоиспеченному президенту досаждал.

Дело в том, что даже в команде, приведшей Лукашенко к власти, далеко не все воспринимали его безусловным лидером. Вот свидетельство Синицына:

«Шла сессия, надо было выступать на сессии. Выступление президента поручили готовить Виктору Гончару, поскольку он практически не принимал участие в выборах: то болел, то в аварию попал. Ладно, работает Виктор Иосифович над докладом, встречаемся, я ему говорю, что концепция доклада не верна, нужен несколько другой подход. Он отвечает: "Я такую концепцию писать не буду". — "Ну тогда ты свободен". Гончар понял, что это уже не политдебаты, а работа — со всеми правилами, в том числе и обязательной исполнительностью. Через день подошел, извинился и пошел работать, что называется, в общей струе».

Нет сомнений, что тут глава Администрации действовал согласованно с президентом. Да он и сам это подтверждает.

«Лукашенко говорит:

— Ты их не обуздаешь: ни Виктора, ни Булахова. Они будут самостоятельно двигаться, своим путем.

Но я был уверен, что у меня хватит воли строить любого, если понятна цель. Так и произошло. Большинство построились и пошли работать, как часы. А с Виктором и Димой — одни проблемы…»146

Так оно виделось и со стороны. Вспоминает Петр Кравченко: «Навсегда запомнилось, как Булахов, и особенно Гончар, не скрываясь, уничижительно проходились по своему "боссу", подтрунивая, что будут вертеть им, как захотят».

Проблема «обуздания» бывших соратников или коллег по Верховному Совету сразу же встала очень остро. Они никак не могли понять, что он уже президент. Лукашенко это видел и чувствовал, воспринимая весьма болезненно. И если тот же Синицын или Кучинский, Титенков, Долгалев сразу и безоговорочно восприняли его в новом качестве, то «молодым волкам» с их амбициями трудно было свыкнуться с тем, что «Саша» — теперь уже навсегда для них «Александр Григорьевич». И управлять страной будет он, а не они. Естественно, что смириться с этим им было нелегко. И перестроиться — тем более что разница была заметна даже внешне: «Мятые воротнички президентских сорочек еще больше года будут бросаться в глаза на фоне безукоризненных воротничков Булахова, Гончара, Карпенко»147.

«Сашу» такое устроить никак не могло.

Тут и проявилось его качество, во многом объясняющее секрет его буквально подавляющей окружающих силы. Всегда оставаясь человеком высокого самомнения, а к тому же болезненно обидчивым, злопамятным, он никогда и никого из «обидчиков» не оставлял безнаказанным. Первой жертвой такого противостояния пал Дмитрий Булахов.

Булахову, талантливому и яркому юристу, Лукашенко обещал пост председателя Конституционного суда. И, став президентом, вынес его кандидатуру на обсуждение Верховного Совета, хотя понимал, что из этого может получиться.

Но Дмитрию Булахову не было тогда и 35 лет, а заместителем председателя Конституционного суда в то время работал седовласый Валерий Тихиня, бывший министр юстиции и секретарь ЦК КПБ, доктор юридических наук, член-корреспондент Академии наук Беларуси. Вспоминает член Конституционного суда Республики Беларусь 1-го состава профессор Михаил Пастухов148, чья кандидатура на эту должность, к слову, в свое время была выдвинута именно Булаховым: