Вилла «Аркадия» - Мойес Джоджо - Страница 42

Даниель Винер и Дейзи Парсонс прожили вместе в своей двухкомнатной квартирке в Примроуз-Хилл почти пять лет. За этот срок район стал запредельно модным и, соответственно, аренда поднялась тоже запредельно. Дейзи была бы рада уехать: их молодой бизнес по дизайну интерьеров постепенно начал оперяться, и она жаждала высоких потолков, окон в пол, подсобных помещений и кладовок. А еще собственного сада позади дома. Но Даниель настоял, чтобы они остались в Примроуз-Хилл: престижный адрес лучше воздействовал на клиентов, чем какой-нибудь просторный дом в Хэкни или Ислингтоне. «Подумай, насколько улучшилось качество нашей жизни», – аргументировал он. Элегантные дома в георгианском стиле, гастрономические пабы и рестораны, сам холм, давший название району, был чудесным местом для летних пикников. И квартира у них была прекрасная. Расположенная над магазином дизайнерской обуви, она состояла из просторной гостиной в регентском стиле и спальни с крошечным балкончиком, возвышавшимся над всеми огороженными садами, кишащими улитками. Они внесли свои оригинальные новшества: засунули стиральную машинку в шкаф, а в угловой нише приладили душ. Была у них и крошечная минималистская кухонька с изящной мини-плитой и огромной вытяжкой. Летом они часто втискивали два стула на балкон и сидели там, потягивая вино и поздравляя друг друга с тем, что у них такое прекрасное жилье и они столь многого достигли. Они купались в лучах вечернего солнца и наслаждались идеей, что их дом и окружение – это отражение их самих.

Потом появилась Элли, и очарование жилья почему-то исчезло, квартира постепенно сжималась, смыкая свои стены, а оставшееся пространство с каждым днем заполнялось горами сырых ползунков, опустошенных наполовину пакетов с салфетками и яркими мягкими игрушками. Все началось с цветов: букеты прибывали один за другим в бессчетном количестве, заполняя собой все полки. В конце концов у них закончились вазы, и пришлось укладывать цветы в ванне. Поначалу в квартире удушливо пахло цветами, а потом все пропиталось вонью затхлой воды, но у Дейзи не было сил заняться этим. Постепенно пространства для движения оставалось все меньше и меньше: они бродили по квартире, пробираясь между горами неглаженой одежды и стопками упаковок подгузников. Высокий стульчик, присланный двоюродными сестрами, так и остался стоять в упаковке, заняв место, которое они когда-то называли библиотечным уголком; у стены в прихожей разместилась пластмассовая детская ванночка, прислоненная к коляске, которая никогда не хотела полностью складываться, а кроватка Элли была придвинута вплотную к их кровати, прижатой к стене: если Дейзи хотелось ночью пойти в туалет, то она была вынуждена перелезать через Даниеля или соскальзывать вдоль кровати. Элли каждый раз просыпалась от шума спускаемой воды, а Даниель прятал голову под подушку и принимался сетовать на несправедливость жизни.

С тех пор как он ушел, она ни разу не прибралась. Дни и ночи почему-то перемешались, она, словно прикованная, не вставала с когда-то чистой бежевой софы: кормила Элли и смотрела невидящими глазами пустые дневные телепередачи или рыдала, глядя на фотографию на каминной полке, на которой они были запечатлены втроем. Даниель каждый вечер мыл посуду или выносил мусор. Как бы она справилась с двумя пролетами крутой лестницы, если в одной руке мешок с мусором, а в другой – ребенок? Теперь мусор накапливался вокруг нее, так что горы закаканного белого белья и комбинезончиков в пятнах приобрели такие размеры, что простому смертному с ними не справиться. Развал стал частью обстановки, и она даже перестала его замечать. Перед лицом царившего хаоса она каждый день надевала одни и те же спортивные штаны и фуфайку – просто потому, что они висели на стуле и сразу бросались в глаза. Ела она чипсы или шоколадное печенье из ближайшей лавки и ничего не готовила, поскольку для этого пришлось бы сначала вымыть посуду.

– Ну вот. Теперь я по-настоящему встревожена. – Сестра покачала головой, не веря своим глазам. Дорогой аромат ее духов «Анаис Анаис» почти сразу утонул в резкой антисанитарной вони использованных подгузников, валявшихся повсюду, даже на полу, куда их бросили после замены. – Боже правый, Дейзи, что это такое? Как ты дошла до этого?

Дейзи не знала. Ей показалось, что они пришли в чужой дом.

– Боже мой! Боже мой!

Все трое так и остались в дверях. Элли, отдохнувшая, подпрыгивала на руках у матери и озиралась.

– Придется позвонить Дону и сказать, что я ненадолго останусь. Не могу же я бросить тебя в таком состоянии. – Джулия начала проворно обходить комнату, собирая грязные тарелки, складывая детскую одежду в стопку у кофейного столика. – А то я сказала ему, что собираюсь купить всего лишь пару комплектов постельного белья для гостевого дома.

– Не говори ему, Джу, – попросила Дейзи.

Сестра остановилась и взглянула ей в лицо:

– От того, что Дон узнает, это не пройдет, милая. Мне кажется, ты слишком долго пряталась от проблем.

В конце концов сестра отослала ее прогуляться с Элли по парку. Услышав от Джулии, что она мешается под ногами, Дейзи догадалась, что не надо понимать это буквально. Сестра давала ей возможность подышать: впервые за несколько недель она сознавала, что делает. Правда, это не очень помогло. Боль лишь усилилась.

– Только бы он вернулся домой, – молила она, громко бормоча себе под нос, так что прохожие подозрительно на нее поглядывали. – Только бы он вернулся домой.

Тем временем сестра каким-то чудом привела квартиру в порядок, даже поставила букет свежих цветов на каминную полку.

– Если он все-таки опомнится, – пояснила она, – нужно дать ему понять, что ты и без него справляешься прекрасно. Выглядеть ты должна спокойной. – Она помолчала. – Вот засранец.

«Но мне далеко до спокойствия! – хотелось закричать Дейзи. – Я не могу ни есть, ни спать. Даже телевизор посмотреть и то не могу, потому что все время торчу в окне – вдруг он пройдет мимо. Без него я в полной растерянности».

Но говорить об этом Джулии Уоррен не было необходимости: она сама знала, что значит возродиться из пепла. После смерти первого мужа она выдержала траур, как того требовали приличия, после чего бросилась записываться в избранные клубы знакомств (специализация – обеды вдвоем) и после пары фальстартов подружилась, а затем завоевала Дона Уоррена, бизнесмена из Уэйбриджа, с собственным домом, успешным делом по печатанию этикеток, густой шевелюрой темных волос и поджарой фигурой, что, по мнению Джулии, делало его удачной партией. («Видишь ли, дорогая, в этом возрасте все они лысые. Или с тонной жира, нависающей над брюками. А мне это никак не подходит».) С другой стороны, в то время Джулия Бартлетт сама была выгодной партией: состоятельная, всегда ухоженная (никто ни разу не видел ее ненакрашенной; она любила повторять, что в обоих замужествах вставала каждое утро на двадцать минут раньше мужа, чтобы успеть «привести себя в порядок»), владелица собственного бизнеса (в сарае она устроила нечто вроде гостевого дома, своего рода гостиницы, где подавали завтрак), который она отказывалась бросить, несмотря на то что деньги у нее были. Но, как говорится, никогда не знаешь, что ждет впереди.

И сестра подтвердила ее правоту.

– Я тут просмотрела твои банковские выписки, Дейзи. Тебе нужно что-то думать.

– Что ты сделала? Ты не имела права. Это личные бумаги.

– Если они личные, дорогая, то тебе следовало их убрать, а не держать на кофейном столике, где любой может с ними ознакомиться. Как бы там ни было, с такими расходами, как у тебя, ты продержишься еще недели три, а потом начнешь тратить сбережения. Я взяла на себя смелость открыть пару писем. К сожалению, твой хозяин, который лично мне кажется стяжателем, собирается в мае поднять аренду. Так что тебе придется подумать, сможешь ли ты впредь позволить себе это жилье. Должна сказать, мне оно кажется неоправданно дорогим.

Дейзи передала малышку сестре. У нее не было сил спорить.