Горький ветер свободы (СИ) - Куно Ольга - Страница 12

— Стой! — услышала я затем.

Я и не думала подчиняться. Наоборот, собрала в кулак всю волю, все силы, и рванула так, словно мне вовсе не нужно было дышать. Если сейчас меня поймают — даже думать не хочу, что случить затем. Не говоря уж о том, что второго шанса бежать может не представиться.

Тем не менее, несмотря на все мои отчаянные старания, расстояние между мной и моим преследователем неумолимо сокращалось. И в какой-то момент я почувствовала, как его рука грубо вцепилась в моё плечо. Я вырвалась. Он снова меня схватил. Я продолжила отчаянно вырываться, сейчас как никогда чувствуя себя загнанным зверем. Мне почти удалось освободиться, и я побежала было дальше, но преследователь снова меня перехватил. На сей раз я не удержалась на ногах, он тоже потерял равновесие, и мы оба упали на остывший за тёмное время суток песок.

— Идиотка! — эмоционально крикнул Данте. Поднявшись сам, он буквально вздёрнул меня на ноги, словно я была тряпичной куклой. — Чего ты хотела этим добиться?!

Тяжело дыша, я подняла голову, но отвечать или нет, решить так и не успела. Данте резко сжал моё запястье, глядя куда-то в сторону.

— Ш-ш.

Я повернула голову, проследив за его взглядом. Её нетрудно было разглядеть, несмотря на ночное время. И дело тут даже не в обилии звёзд. Карахские гадюки слабо светятся в темноте. Уж не знаю, отчего; быть может, природа позаботилась таким образом об их потенциальных жертвах.

Такая гадюка находилась сейчас в паре ярдов от нас. То есть очень близко. Я застыла, позабыв о руке Данте, всё ещё сжимающей моё запястье. О карахских гадюках, как и о многом другом, мне доводилось читать, но, право слово, лучше бы я была менее образованна. И почему только я не учла, что они водятся именно в здешних пустынях? Зато я точно знала, что передвигаются они стремительно, укус наносят мгновенно, а их яд смертелен. Казалось бы, это вполне соответствовало моим недавним планам. Но смерть от укуса такой гадюки не только смертельно, но и чрезвычайно мучительна. Человек умирает не сразу. Сначала его парализует, причём постепенно, частями. Сперва отказывают ноги, затем действие распространяется дальше по телу. Ещё какое-то время человек живёт, неспособный ни двигаться, ни говорить. И лишь потом паралич дыхательных путей приводит к смерти.

Наши спутники, сбежавшиеся на недавний шум, резко останавливались, едва завидев синеватый силуэт на песке. Нас отделяло от них по меньшей мере ярдов десять. Приближаться никто не спешил, и тут они были правы. Им всё равно не успеть на помощь. Зато подвергнутся риску сами.

— Тише, — одними губами произнёс Данте. — Не шевелись.

Я и не собиралась. Карахские гадюки не нападают на людей без причины. Но вот любое неосторожное движение на близком расстоянии могут воспринять как угрозу собственной безопасности, и тогда от них практически нет спасения. И как теперь быть?

Я осторожно покосилась на Данте. На самом деле для него существовал единственно правильный вариант действий. Толкнуть меня в сторону змеи, а самому воспользоваться моментом и отскочить на безопасное расстояние. Пока гадюка будет занята мной, позволит ему уйти. Змеи неспособны сосредоточиться на нескольких вещах сразу.

Обоим всё равно живыми из этой передряги не выйти. И, конечно же, он предпочтёт пожертвовать рабыней, тем более такой непокорной. Тем более что именно из-за неё он сам и оказался в этой ситуации. Я внутренне сжалась и лишь удивлялась, почему он медлит. Не так уж легко послать человека на верную смерть, даже если этот человек — раб? Или банальнейшим образом жалко шестидесяти динаров? Но жизнь всё равно дороже.

— Готов поспорить, — Данте говорил едва слышным шёпотом, а губы скривились в слабой усмешке, — что ты сейчас очень хотела бы толкнуть меня этой твари навстречу.

Он говорил, не глядя в мою сторону и не рассчитывая, что я хоть что-то пойму. У меня же расширились глаза от удивления. Надо же, до чего похоже мы мыслим. И насколько разную картину происходящего при этом выстраиваем. Мне даже в голову не пришло толкать к змее Данте. Я лишь ожидала такого поступка от него.

Меж тем я неожиданно поняла, что его пальцы больше не касаются моей руки. От этого почему-то стало страшнее. То ли я решила, что он вот-вот бросит меня змее, то ли просто это прикосновение придавало уверенности. Не знаю.

Я даже не заметила, как Данте поднёс руку к поясу. Просто внезапно совсем рядом мелькнул клинок, а спустя секунду брошенный нож отсёк гадюке голову. Тишина ночной пустыни сразу же нарушилась громкими возгласами и хрустящим под ногами песком. Зрители бросились к нам. Я в изумлении взирала на своего спутника. Да, я видела, что нож непростой. В рукояти — синий магический камень, из очень редких, усиливающий смертоносное действие оружия. Но что с того? Данте всё равно должен был действовать стремительно и при этом метнуть нож идеально выверенным движением.

Впрочем, возможности долго раздумывать у меня не было. Данте практически сразу же схватил меня за плечо и поволок обратно к шатру. Остальные шли кто рядом, кто позади. Остановились лишь после того, как вновь оказались в спасительном окружении красных камней.

— Я уважаю твою смелость и меткость, дон Эльванте, — лишь теперь заговорил Илкер, — и всё же неразумно было так рисковать. Тебе следовало пожертвовать рабыней, чтобы спастись самому. Неужели ты настолько её пожалел?

В его словах слышалось нескрываемое неодобрение.

— Пожалел? — с удивлением переспросил Данте. — В моей стране, почтеннейший Илкер-бек, с ходу иные представления о том, как следует себя вести мужчине. Воин не должен намеренно искать неприятности, ибо это неразумно, а воину следует быть разумным. Однако если неприятности сами нашли его, отступать и тем более прятаться за женскую спину негоже. Мужчина должен быть в состоянии самостоятельно решить проблему, в противном случае его перестанут уважать.

— Что ж, понимаю, — медленно кивнул Илкер. — Такое понятие о чести всё ещё представляется мне не вполне благоразумным, однако не нам менять то, что установлено в веках.

— Вот именно, — холодно подтвердил Данте. — У тебя есть наручники или верёвка? — повелительно обратился к надсмотрщику он. — Позаботься о том, чтобы она опять не сбежала.

Я зло усмехнулась. Теперь всё снова встало на свои места. Мы вернулись к системе взаимоотношений «хозяин — раб». Прежде, чем надсмотрщик оттащил меня в сторону, приготовив верёвку, я вздёрнула подбородок и посмотрела Данте прямо в глаза, так, как не имела права делать рабыня. Демонстрируя тем самым, что всё равно не собираюсь принимать свою судьбу.

Эта выходка не укрылась от внимания Илкера.

— Твоя рабыня слишком непокорна, — заметил он. — Не только потому, что попыталась бежать. Она вообще позволяет себе слишком многое. Тебе следует её усмирить. Я могу дать несколько советов, которые позволят сделать это быстро и с гарантированным результатом.

— Благодарю тебя, Илкер-бей, — без особой благодарности в голосе откликнулся Данте. — Я сам сумею укротить собственную рабыню. Но я намерен заняться этим после того, как возвращусь в свой армон. Там у меня будут для этого все средства. *армон — нечто среднее между особняком и дворцом, фактически малогабаритный дворец*

Значит, мне ни в коем случае нельзя добраться до его армона, заключила я, пока надсмотрщик, вывернув мне запястья, грубо связал их за спиной. Затем он взял вторую верёвку и с её помощью привязал первую к ножке шатра. Так меня и оставили, словно сидящую на цепи собаку. Впрочем, туда мне и дорога. Раз не смогла сбежать и умереть тоже не решилась, значит, всё вполне заслуженно. Во всяком случае, закономерно.

Все разошлись. Господа ушли спать в шатёр, рабы устроились снаружи. Я не ложилась, лишь сидела, кое-как прислонившись спиной к узкой опоре, и задремала, откинув голову назад. Руки быстро затекли, голова то и дело скатывалась набок, вырывая меня из дрёмы. Постепенно я погрузилась в более глубокий сон. А, пробудившись, почувствовала, как сердце от ужаса подскочило к горлу.