Заколдованное нагорье - Машкин Геннадий Николаевич - Страница 6

Шли быстро и молча. Спустились в распадок. Майор вдруг кинулся в самую гущу кустов и оттуда послышалось хлюпанье. Валик раздвинул прикладом краснотал — в лицо ему хлестнули брызги. Майор плескался в ручье!

— На сегодня, пожалуй, хватит. — Валик сбросил рюкзак и ружье на траву, шагнул к бережку и упал в ручей лицом.

— Ручей Сохатиным не зря называется, — сказала Устя, тоже обмывая лицо. — Отсюда начало настоящей охоты... И дедушкин надел здесь начинается.

Валику разговаривать не хотелось: тело требовало отдыха, как после четырех таймов подряд. И ступни горели. Пришлось по совету Усти снять кеды, разбросать пропотевшие насквозь носки по кустам и засунуть ноги в холодную траву. Валик положил голову на рюкзак и закрыл глаза.

Где-то невдалеке раздалось шлепанье крыльев по воде.

— Майор погнал утиный выводок, — объяснила Устя. — Говорила же — собака летом тайге во вред.

— Еще разобраться надо, кто больше вреда приносит: собака или иные люди... — пробормотал Валик.

Скоро пес вернулся и, отряхиваясь, обдал хозяина каскадом брызг. После купанья он стал забавным: лохматый зверюга на тоненьких ножках.

— Марш отсюда, пустозвон! — все же прикрикнул на него Валик.

Пес отскочил к Усте, которая разжигала костер. Та приласкала его, и он успокоенно лег у костра.

Валик снова закрыл глаза. Его ноздри ощущали запах тины, дыма, потом печеной картошки...

Тайга поглотила огненный ком солнца. Стало легче дышать: спрятались оводы и мошкара. И лишь комары тоненько позинькивали в воздухе.

— Иди, капитан! — позвала Устя, выкатывая из костра печеную картошку. — Кушать подано.

Валик подвинулся к тряпице, разостланной на траве. Устя выложила из своей котомки каравай хлеба, пучок лука, вареные яйца, холодное мясо, пакетик соли. Он схватил обгорелую картофелину и разломил ее. В ноздри ударил вкусный пар. На зубах захрустела корочка.

— Никогда не ел такой вкусной картошки, — признался Валик, заталкивая в рот и стебель лука.

— У нас всем картошкам картошка, — ответила Устя. — Земля потому что особенная, папа говорил: в ней много полезных элементов.

— Все элементы здешние мы должны выявить, — напомнил Валик. — И как они распределяются в направлении Небожихи.

— Считаешь, в ваших лабораториях нашу землю просветят? — спросила Устя, надламывая над котелком с булькающей водой плитку чая в обертке из фольги.

— Еще как, — ответил Валик и взялся за яйцо с хлебом. — И, может быть, такое откроют, что целую экспедицию сюда направят.

— Нужны нам эти экспедиции дальше некуда, — Устины зубы снова блеснули в усмешке. — Только урон тайге.

— Опять из тебя лезет твоя домоседная мудрость, — ответил Валик. — Вон даже научник ваш выдал деду Гордею про жизнь, от которой ничего не укроешь.

— А нам и нечего укрывать, паря Колокольчик.

— Это мы еще посмотрим.

— Смотри, сколько влезет. А пока пей чай, капитан!

Устя налила Валику полную кружку.

После еды Валик отяжелел. Отполз к своему рюкзаку, расстелил дедову телогрейку и улегся на ней, поджав ноги.

— Ночью замерзнешь, — сказала Устя. — Нашенские так не ночуют.

— А поисковики должны закаляться, — ответил Валик. — Особенно изнеженные городом.

— Закаляйся. — Устя разбросала костер, наломала пихтовых лап и настелила на жаркую землю. В небольшой с виду ее котомке оказался целый склад нужных вещей. Она извлекла оттуда скатанную в рулон шкурку и меховое одеяло. — А мы устроимся по-нашему, по-деревенски.

И Майор улегся в ее ногах.

Валик зябко пошевелился под своей курточкой, увидев, как Устя накрывается одеялом. В темноте гасли разбросанные угольки, белел нос девчонки и разгорались звезды. Трели сибирского соловья неслись из темных кустов, да сонно шелестела вода в завалах. И вдруг донесся треск, будто сильные руки ломали сушняк.

Сразу же вскочил Майор, не раздумывая, метнулся на треск, наскочил на кого-то, и по тайге разнесся его жалобный визг.

Валик скатился с телогрейки, лихорадочно стал хватать траву.

— Где ружье? — паническим шепотом спросил он Устю. — Где мое ружье?..

Наконец, вспомнил, что ружье бросил за рюкзаком. Нащупал мокрый от росы приклад, схватил, метнулся к Усте, упал на хвойную кучу и прицелился в темноту.

«И-и-и!» — затихал скулеж Майора.

— Медведь, что ли? — отстучали зубы Валика.

— Похоже, человек, — прошептала Устя, прижимаясь к нему.

— Эй, кто ты, отзовись! — крикнул в темноту Валик, но ответа не последовало.

Он повел ружье на треск, но шум стал удаляться.

— Стрелять?

— А вдруг убьешь? — Устины глаза высветились зыбучим светом луны.

— Кого?

— У-y-y! — отозвалась тайга.

Хрустнул где-то в отдаленье сучок, еще дальше вверх по течению раздался всплеск, будто кто-то шел по воде. И все смолкло.

Но Устя и Валик напряженно слушали. Майор не возвращался. И то одному, то другому начинало казаться, что кто-то подкрадывается к ним, приходилось поворачивать ружье то в одну, то в другую сторону. Наконец, они так измучились, что не заметили, как уснули, тесно прижавшись друг к другу.

Валик раскапывал клад. Он разгребал руками холодную землю, которая пахла прелой хвоей, рвал крепкие корни. И вот его ногти скребнули о железную крышку сундука. Быстрее, быстрее! Иначе спохватится геофизик, прибегут они вместе с дедом Гордеем с лопатами и выкопают клад. Вот и край крышки. Ящик похож на гроб. Ну, не все ли равно? Главное — клад!

Валик расставил ноги пошире вдоль раскопанного гроба-сундука и рванул крышку за край. Но что это?! Вместо золота — шевелятся какие-то волосы. Да это же борода! Чья-то бородатая физиономия ухмыльнулась ему... Он закричал и бросился наутек. Деревья хлестали мокрыми лапами так больно, что он проснулся.

В глаза било солнце. Гнус гудел и вился столбом. Он провел рукой по лицу и шее — на ладошке остались красные полосы.

— Ни ночью покоя, ни днем, — пробормотал Валик. — Какое-то заколдованное место, в самом деле.

Он осекся, заметив, как Устя пошевелилась рядом. А Устя только ворохнулась и вновь засопела под одеялом. Девчонке тоже снился сон. Она видела отца. Шагал к ней отец по вершинам сосен и елей. Оттуда, куда шли они. Отец был в туристских ботинках, точь-в-точь, как у Олега Захаровича. И так же у ковбойки подвернуты рукава. И улыбался отец, как их странный гость, загадочно.

Отец остановился перед ручьем и протянул ей руки. Но Устя не могла перейти на тот берег. У этого таежного ручья не было дна. Майор переплыл на ту сторону и кинулся отцу на грудь, Устя все бегала по берегу...

— Вставай, Устя! — Валик подтолкнул ее в бок. — Майора искать надо.

Устя открыла глаза и прикоснулась к щекам: так и есть — плакала во сне. Очень уж странный сон. Если верить деду Гордею, они на пути к отцу. То есть поворачивать никак нельзя. Надо идти вперед, несмотря ни на что.

Устя отбросила одеяло, и мошкара разом облепила ее заспанное лицо.

— Натрись! — Валик протянул тюбик.

Устя на этот раз не стала ломаться, густо смазала лицо «Тайгой».

— Похоже, какое-то привидение уволокло нашу собаку, — грустно сказал Валик.

— Может, от испуга он домой убежал? — отозвалась Устя.

— Как бы не так! Майор — собака верная. Без него дед меня не отпустил бы в тайгу.

— Пойдем искать...

Они поднялись и пошли в ту сторону, откуда ночью донеслись взвизги Майора.

Валик сжимал побелевшими пальцами ружье. Он вздрогнул, когда рядом, в ручье, крякнула утка и кинулись врассыпную утята. Оглянулся, не видела ли Устя его испуга? Но она рассматривала следы собаки в толстом моховом покрове. Неожиданно бросилась вперед.

— Майор! — закричала она и всхлипнула. — Майорчик...

Пес лежал на боку. Глаза его потускнели. Из-под передней лапы торчала черная рукоятка ножа.

Устя прижалась лбом к стволу лиственницы и заплакала. Валик прикусил губу, чтобы самому не разрыдаться, поставил ружье и опустился на колени перед собакой.