Красное по белому - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 14

Мать кивнула головой, будучи не в состоянии произнести ни одного слова, — до того она была взволнована. Что касается дочери, то она разразилась рыданиями. И я еще более убедился в том, что эти люди замешаны в деле.

— В котором часу мистер Дреббер ушел от вас, чтобы отправиться на поезд?

— В восемь часов, — ответила мать, стараясь овладеть собою. — Его секретарь Стангерсон говорил, что есть два поезда: в 9 и 11 часов. Они порешили ехать первым.

— И с тех пор вы его больше не видели?

При этом вопросе лицо ее из бледного сделалось синеватым. Прошла целая минута, в течение которой она, видимо, боролась с волнением, и, наконец, сказала «нет», но слабым и хриплым голосом. Наступило молчание, и вдруг дочь произнесла ясным и ровным голосом:

— Мама, ложь никогда никому не принесла ничего доброго. Будем искренни с этим господином. Да, мы видели еще раз мистера Дреббера.

— Господь да простит тебя! — воскликнула мать, поднимая руки к небу и падая на кресло. — Ты убила своего брата!

— Артур сам бы был за то, чтобы говорить правду, — решительно ответила дочь.

— Вам будет лучше, если расскажете мне все по порядку, — заметил я, — потому что эти полупризнания хуже всего. Тем более что вы и понятия не имеете, до какой степени нам все известно.

— Так пусть же все ложится на тебя, Алиса, — воскликнула мать, и затем, повернувшись ко мне, продолжила: — Я вам все расскажу, сэр. Но вы не думайте, что мое волнение от страха, так как я не имею повода бояться чего-нибудь. Я слишком уверена, что мой сын не играл никакой роли в этой ужасной истории. Я только очень боюсь, что, несмотря на его полную невинность, он может оказаться скомпрометированным. Но, к счастью, он известен безукоризненным поведением и положением в обществе.

— Самое лучшее, если вы будете совершенно откровенны со мною, — настаивал я. — Будьте покойны, если ваш сын невиновен, то с ним не случится ничего худого.

— Алиса, оставь нас вдвоем с этим господином, — обратилась она к дочери.

Та встала и вышла из комнаты.

— Да, сэр, я не хотела говорить вам об этом, но так как моя дочь настаивает, то я буду откровенна с вами и все расскажу, не пропуская ни малейшей подробности.

— И сделаете правильно, — заметил я.

— Мистер Дреббер прожил у нас около трех недель. Он и его секретарь Стангерсон только что вернулись из путешествия на континент. Я заметила, что на каждом из их чемоданов была наклеена бумажка с надписью «Копенгаген», значит это был последний город, где они были до этого. Мистер Стангерсон был смирный, сдержанный человек, но его патрон, я должна это сказать с крайним сожалением, был совершенно другого характера. Это был грубый, дерзкий человек. Даже в первый день своего пребывания у нас он напился, да и вообще каждый день после полудня он всегда был уже в неприличном виде. Со служанками он обращался так свободно и распущенно, что вызывал у меня отвращение. Но случилось нечто худшее: он очень скоро начал позволять себе различные вольности и по отношению к моей дочери. Несколько раз он заводил с ней разговор на тему, которой она по своей невинности не могла, к счастью, даже понять хорошенько. Однажды он схватил ее за талию и поцеловал! Даже его секретарь возмутился таким недостойным поступком своего патрона и уговаривал его опомниться и вести себя приличнее.

— Но почему вы все это терпели? — спросил, я. — Полагаю, что вы совершенно свободно могли избавиться от неприятных жильцов?

Мистрис Шарпантье даже покраснела, до того мое замечание было логично.

— Бог мне свидетель, как я сожалею теперь, что не выставила его за дверь в первый же день, как он поселился у нас, — ответила она, — но соблазн был слишком велик. Они платили очень хорошо, а у нас, квартирохозяек, теперь мертвый сезон. Я — вдова; сын мой, который находится на морской службе, стоил мне очень дорого. И я не нашла в себе силы воли, чтобы отказаться от этих денег, и думала, что поступаю хорошо. Но последняя наглая выходка Дреббера перешла всякие границы, и я отказала ему в квартире, объяснив и причину отказа. Вот почему они и порешили уехать из Лондона.

— Прекрасно. Продолжайте.

— Я почувствовала большое облегчение, когда мои жильцы уехали. Я должна вам сказать, что мой сын в настоящее время в отпуске, и я побоялась рассказать ему все из опасения его вспыльчивого характера. Он так сильно любит свою сестру! Поэтому, когда дверь за этими господами затворилась, страшная тяжесть спала у меня с души. Увы! Менее чем через час раздался звонок. Это был мистер Дреббер, который казался чем-то взволнованным и, очевидно, сильно выпил. Он ворвался в комнату, что-то бормоча и пытаясь объяснить, из чего я поняла, что он опоздал на поезд. Затем повернулся к Алисе и на моих глазах, в моем присутствии начал уговаривать ее бежать с ним вместе.

— Вы совершеннолетняя, — говорил он, — и никакой закон не может помешать вам сделать это. У меня денег больше, нежели я в состоянии израсходовать. Не слушайте старуху, идемте со мною сию минуту. Вы будете жить как царица.

Бедная Алиса, сильно напуганная, отступила от него подальше, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и в тот же момент на пороге появился мой сын Артур. То, что произошло затем, не поддается описанию. Я слышала проклятия, шум борьбы, но от ужаса не смела даже поднять глаз. Когда я пришла несколько в себя, то увидела Артура, который стоял с тростью в руке возле двери и неистово хохотал.

— Не думаю, что этому джентльмену снова придет желание досаждать вам, — сказал он, — но я пойду за ним и посмотрю, что с ним будет.

Сказав это, он взял шляпу и пошел вниз. А на другой день мы узнали, что Дреббер умер загадочной смертью.

Ее рассказ часто прерывался вздохами и слезами. По временам мистрис Шарпантье говорила так тихо, что я едва улавливал ее слова. Я сделал несколько пометок в своей записной книжке.

— Это поразительно, — заметил Шерлок, зевая, — а затем?

— Когда она кончила свой рассказ, — продолжал Грегсон, — я понял, что все сосредоточилось на одном пункте. Потому, устремив на нее пронзительный взгляд, который, как знаю по опыту, производит большое впечатление на женщин, я спросил, в котором часу вернулся ее сын домой.

— Не знаю, — ответила она.

— Вы не знаете, когда?

— Нет, не знаю. У него был с собой ключ от входной двери.

— Вы уже легли, когда он вернулся?

— Да.

— В котором часу вы легли?

— Около одиннадцати.

— Значит, ваш сын находился в отлучке, по крайней мере, два часа?

— Да.

— Может быть, даже пять часов?

— Может быть.

— Что он делал в продолжение этого времени?

— Не знаю.

— Конечно, я-то знал. Расспросив, где находится лейтенант Шарпантье, я взял с собой двух агентов и арестовал его. Когда я коснулся его плеча и попросил его следовать за мной, он спросил меня с наглостью: «Вероятно, по делу этого мерзавца Дреббера?» Так как я не объявлял ему причины его ареста, то это восклицание показалось мне в высшей степени подозрительным.

— В высшей степени, — подтвердил Холмс.

— В руках он еще держал толстую трость, которую взял, по словам его матери, когда отправлялся провожать мистера Дреббера. Толстущая палка из цельного дуба.

— Так какое же ваше мнение? — спросил Холмс.

— Такое, что он последовал за Дреббером до самого Брикстон-Рэда. Здесь между ними снова разгорелась ссора, и Дреббер получил удар палки, может быть, под ложечку, что и причинило моментальную смерть, не оставив ни малейшего знака насилия. Ночь была дождливая, на улице ни собаки, и Шарпантье преспокойно мог втащить труп своей жертвы в необитаемый дом. Что касается до свечки, крови и надписи на стене, то все это сделано с хитрой целью отвлечь внимание полиции.

— Сработано чисто, — произнес одобрительно Холмс, — действительно, Грегсон, вы идете вперед. Из вас выйдет толк.

— Льщу себя надеждой, что я действительно вел дело довольно чисто, — снисходительно ответил полицейский. — Молодой человек объяснил, что некоторое время он шел за Дреббером, когда последний, обернувшись, увидел его и поторопился удрать, сев в наемный фиакр. Затем он уверяет, что, возвращаясь домой, встретил товарища, с которым и прогулял более часа по улицам. Когда у него спросили адрес этого товарища, он не был в состоянии дать удовлетворительного ответа. Итак, все идет отлично. Но что меня забавляет более всего, так это то, что Лестрэд катит по ложному следу. Боюсь, что ничего путного из этого для него не выйдет. Но, черт возьми, вот и он сам собственной персоной.