В начале пути - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич - Страница 61

– Значит, он…

– Нет-нет. Брат любит меня всем сердцем и готов жизнь за меня отдать. С тех пор как умерли батюшка и матушка, он мне за родителей. А потому хочет подобрать достойную партию. Но ведь я ни о чем подобном не думаю, а хочу просто потанцевать.

– Возможно, он опасается, что местные ветрогоны могут вскружить вам голову.

– Кто? Эти, что ли? – Девушка даже прыснула, словно Петр сказал неслыханную глупость. – Да мне не способны задурить голову даже купцы, а наше имение я и вовсе держу в ежовых рукавицах.

– И от кого же он тогда хочет защищать такую валькирию?

– А вы это у него спросите.

– Хорошо. Позвольте вас оставить.

Отвесив учтивый поклон княжне, Петр направился прямиком к ее брату и легким кивком попросил того отойти в сторонку. И брат повиновался. Анна Александровна в очередной раз попыталась понять, с кем же она разговаривала, но при всем том, что была далеко не глупа, разглядеть истину так и не сумела. Порой люди бывают слепы и глухи, не способные рассмотреть и услышать очевидное.

Вскоре брат вернулся, извинился за едва не испорченный праздник и повел Анну танцевать. Боже, как замечательно предаться танцу в кругу молодых людей, у которых энергия бьет через край! Пусть даже твоим партнером выступает твой старший брат. А потом и вовсе случилось невозможное. Иван благосклонно отнесся к тому, что ее пригласил какой-то расфуфыренный француз. Все так закрутилось, расцветилось в такие краски, что она и думать позабыла о странном молодом человеке…

Между тем вниманием Петра вновь завладел хозяин дома. Уж не на чарку ли из рук императора нарывался? Но, как оказалось, старого пройдоху на мякине не подловишь. Он и не думал оказывать особые знаки внимания коронованной особе. Однако никакие правила ассамблеи не могут помешать прихвастнуть личными достижениями, новинками или вести деловую беседу. Более того, во многом как раз для более широкого и свободного общения и вводились ассамблеи.

– Петр Алексеевич, мне известно, что хотя ты и отдалился от охотничьей забавы, но все же остался любителем бивачной жизни и простой, незамысловатой пищи, – когда они оказались в комнате с накрытыми столами, заговорил Механошин.

– Ты это к чему, Петр Семенович?

Хозяин сделал успокаивающий жест, мол, все помню и нарываться не собираюсь, и подал знак лакею. Вскоре в комнату вошел другой слуга, неся в руках серебряный поднос, на котором лежали эдакие шпажки с нанизанными на них картофелинами. Вот только запах от них исходил вовсе не картофельный.

– Во время персидского похода с покойным Петром Великим я познакомился с интересным блюдом кавказских народов, – начал объяснять Механошин. – Они маринуют мясо и готовят его над древесными угольями. Но сырое мясо плохо хранится в походе. А вот картофель и засоленное сало дело иное. Если на шпажку или тот же прутик нанизать картофель, перемежая его кусками сала, то получается, что последнее пропитывает картофель. И просто, и вкусно, и сытно, даже без хлеба. Кстати, если сало достаточно соленое, то и картофель солить не приходится.

– Может, хватит объяснений, Петр Семенович? Пора и угостить, – не без хитринки произнес император.

– А кто тебе мешает, Петр Алексеевич? Ешь на здоровье, – с лукавой улыбкой ответил Механошин.

Петр шутливо погрозил ему пальцем, мол, я тебя, шельму, еще подловлю. Что-то он сегодня слишком в хорошем настроении и много веселится. Может, сказывается напряжение последних дней? Очень даже может быть.

Картофель и впрямь получился на славу, пропитавшись топленым салом. Да и само сало после готовки на жару угольев весьма аппетитное кушанье. Вроде и не жареное все, а хорошо пропеченное и вместе с тем с дымком. Тут уж не до игры и не до хитростей, Петр буквально наслаждался новым блюдом.

Надо заметить, что этот земляной плод в России оказался прямо-таки камнем преткновения. Мало того что народ воспротивился этой культуре, оказавшейся необычной на вкус, сильно отличающейся от привычной репы, так люди еще и имели поддержку со стороны церкви. Причем в данном вопросе отчего-то священники проявили завидную солидарность со старообрядцами. А казалось бы, никогда и ни на какие вопросы у них не будет общих взглядов. Впрочем, это перегиб. Общего у них как раз очень много, а по факту так и все, за исключением частностей. Но именно эти частности…

Как бы то ни было, но они встали единым фронтом против распространения такой нужной культуры, как картофель. Не сказать, что его совсем уж не потребляли в России. Например, у Петра он регулярно появлялся на столе. Правда, отчего-то его подносили с сахаром, что императору вовсе не понравилось. А вот с солью да маслицем совсем иное дело. Не брезговала картофелем и знать. Но это все не то.

Петр хотел видеть картофель на столе простого люда. Подобному воззрению способствовало то простое обстоятельство, что картофель имел просто фантастическую урожайность при сравнительно невысокой у иных культур. Шутка ли, от пятнадцати до двадцати пудов против одного посаженного, даже репа, конкурентом которой он, по сути, и должен был стать, не могла противостоять ему. Да и о куда большей сытности картофеля не следует забывать. Может, он и не является решением всех бед, но в то, что это большой шаг к изгнанию голода из домов своих подданных, молодой император верил твердо.

Дед тоже пытался внедрить новую культуру, найдя этот плод весьма полезным, да только у него ничего не вышло. Всех в бараний рог мог скрутить. Колокола со звонниц срывал. За гробы и бани налоги с народа тянул. Бороды пошлинами обложил. Но заставить народ есть картофель не сумел. В чем причина такого единодушного неприятия, было совершенно непонятно.

Впрочем, возможно, возьмись дед за это дело с тем же пылом, с каким брался за многое, то, скорее всего, результат был бы. Он был человеком небывалой воли и целеустремленности. Однако факт оставался фактом, картофель в России принимать не хотели.

Скрутить в бараний рог и заставить? Можно, конечно, попробовать, вот только выйдет ли из этого толк? Очень сомнительно. И потом. Деда откровенно боялись. Старообрядцы так и вовсе ненавидели, называли антихристом. Петр же после своего счастливого выздоровления пользовался у народа любовью. Все свои беды народ связывал со знатью и соратниками покойного императора, но никак не с молодым государем.

Потерять эту любовь, заставив людей есть картофель, и во многом решить вопрос с голодом? Ну уж нет. Любовь людская дорогого стоит. Конечно, он верил, что это пойдет только на пользу, и в принципе был готов к тому, чтобы толкать, тащить и волочь к лучшей жизни, даже если люди сами не видели своего счастья. Но ведь это можно делать и иначе, не обязательно из-под палки.

Молодой император решил идти иным путем. По империи поползли слухи, что картофель просто небывалое лакомство, кое доступно только знати. Мол, Петру Алексеевичу был знак от Господа, как можно накормить народ. Он даже издал указ, чтобы никто не препятствовал разведению картофеля, дабы простой люд мог вкушать сей плод, превосходящий репу и куда более плодоносный. Но знать тот указ спрятала подальше, чтобы только им вкушать картофель. А что церковники? В гневе на деда государя, много греховного натворившего да множество притеснений им учинившего, они всегда готовы царю-батюшке вредить. А нешто он в ответе за дела дедовы?

Надо ли говорить, что слухи распространялись людьми Ушакова. Для этого у него имелся хорошо отлаженный механизм в виде смотрящих и их помощников. Для всех незаметные, к властям отношения не имеющие. И потом, для распространения этих слухов много не надо. Хотя не помешало бы некое подтверждение.

В качестве такового выступило то, что на барских столах и впрямь не реже раза в неделю бывал этот самый картофель. И посадки его имелись близ усадьбы. Не так чтобы и много, но были. И, вкушая тот картофель, господа следили за тем, чтобы прислуга к нему не прикасалась, а лишь готовила. Остатки же должны были уходить в помои.

Нет, никакого указа по этому поводу не было. Просто среди знати также распространились слухи о том, что император видит в том овоще еду утонченную, господскую, так как сам потребляет картофель по нескольку раз в неделю и сильно жалует. Не пристало ему, императору, есть пищу простолюдинов.