Сицилиец - Пьюзо Марио - Страница 70

Инспектор Фредерике Веларди, глава сицилийской Службы безопасности, испытывал чувство благочестивого торжества, как человек, который долго и терпеливо ждал, не теряя веры в то, что господь наведет порядок в его мирке, и наконец дождался своего часа. Почти год, следуя прямым указаниям министра Треццы, помогал он Гильяно скрываться от карабинеров и от своих собственных летучих отрядов. Для этого встречался с этим чудовищем — Стефаном Андолини, Фра Дьяволо. По сути дела, весь год он был игрушкой в руках дона Кроче Мало.

Веларди вырос на севере Италии, где люди чего-то добиваются благодаря образованию, уважению социальных норм, вере в закон и правительство. За годы службы, проведенные на Сицилии, он проникся глубокой ненавистью и презрением ко всем сицилийцам, независимо от занимаемого ими положения. Богатым была чужда сословная честь, и ради того, чтобы удерживать в повиновении бедняков, они не гнушались вступать в преступный сговор с мафией. Мафия, делая вид, будто защищает интересы неимущих, на самом деле угнетала их, услуживая богачам. А крестьяне были до того гордые, что похвалялись совершенными убийствами, хотя им следовало бы за это пожизненно сидеть в тюрьме.

Но теперь все будет по-другому. Инспектор Веларди больше не связан по рукам и ногам, теперь он сможет спустить с узды своих ребят на мотоциклах. И люди снова поймут, что между его Службой безопасности и карабинерами, этими шутами гороховыми, нет ничего общего.

К удивлению Веларди, министр Трецца вдруг лично отдал приказ о задержании и помещении в одиночные камеры всех тех, кому были выданы пропуска с красной каймой за его подписью — эти магические кусочки бумаги, дававшие право их обладателям беспрепятственно проходить через посты на дорогах, носить оружие и не подвергаться арестам. Все пропуска должны быть отобраны. В первую очередь те, что были выданы Аспану Пишотте и Стефану Андолини.

Веларди предстояло поработать. Андолини ждал в приемной. Сегодня ему был уготован сюрприз. Веларди снял телефонную трубку и вызвал капитана и четырех сержантов полиции. Он их предупредил, что всякое может случиться. Сам он пристегнул к ремню кобуру с пистолетом, чего почти никогда не делал у себя в кабинете. И только тогда к нему впустили Андолини.

Рыжие волосы Стефана Андолини были аккуратно причесаны. На нем был черный в тонкую полоску костюм, белая рубашка и темный галстук. Как-никак, глава Службы безопасности — лицо официальное, и тут следовало проявить уважение. У Андолини не было оружия. По опыту он знал, что каждого у входа в штаб подвергают обыску. Он стоял перед столом Веларди, ожидая, когда тот по обыкновению предложит ему сесть. Но на сей раз приглашения не последовало, и он продолжал стоять — тут в голове его прозвучал первый сигнал-предупреждение.

— Покажите-ка мне ваш пропуск, — сказал ему Веларди. Андолини не шелохнулся. Он пытался разгадать суть этой странной просьбы. И соврал.

— У меня нет его с собой, — сказал он. — В конце концов, ведь я шел к другу.

И он сделал ударение на слове «друг».

Это взбесило Веларди. Он выскочил из-за стола и стал перед Андолини.

— Ты никогда не был мне другом. Я всего лишь подчинялся приказу, когда делил хлеб с такой свиньей, как ты. А теперь слушай меня внимательно. Ты арестован. Будешь сидеть в одиночной камере до особого распоряжения, и учти, голубчик, в подвале у нас стоит cassetta. Но давай лучше спокойно поговорим завтра утром у меня в кабинете, и, если ты не дурак, тебе не придется корчиться от боли.

На другое утро Веларди снова позвонил министр Трецца, а затем дон Кроче с более подробными разъяснениями. Через несколько минут в его кабинет привели Андолини.

Андолини провел ночь в одиночной камере, размышляя о своем странном аресте; теперь у него уже не было сомнений, что над ним нависла смертельная опасность. Когда он вошел, Веларди ходил по комнате, глаза его метали молнии, и было видно, что он в плохом настроении. Стефан же Андолини вполне владел собой. Он все заметил — и капитана, и четырех сержантов полиции, державшихся наготове, и пистолет на боку у Веларди. Он всегда знал, что инспектор ненавидит его, и ненавидел инспектора не меньше. Если бы ему удалось сделать так, чтобы Веларди выпроводил охрану, он мог бы прикончить его раньше, чем погиб бы сам.

— При этих sbirri вы не дождетесь от меня ни слова, — сказал он. «Sbirri» было оскорбительным жаргонным словечком, которым называли солдат Службы безопасности.

Веларди приказал четырем полицейским выйти, офицеру же знаком велел остаться. И подал ему еще один знак — быть наготове. После этого он занялся Стефаном Андолини.

— Я хочу знать, как мне захватить Гильяно, любая информация пойдет, — сказал он. — Когда ты в последний раз видел его и Пишотту?

Стефан Андолини разразился смехом, ехидная гримаса исказила его лицо. Казалось, даже кожа, покрытая рыжей щетиной, загорелась от ненависти.

Неудивительно, что его прозвали Фра Дьяволо, подумал Веларди. С таким шутки плохи. Но он, видно, и не подозревает, что его ждет.

Веларди спокойно продолжал:

— Отвечай на вопрос, или из тебя вытянут жилы на cassetta. Андолини с презрением процедил сквозь зубы:

— Продажная шкура, ублюдок, ты что же, не знаешь, что я под защитой министра Треццы и дона Кроче! Вот они меня вызволят, и я вырву твое заячье сердце.

Веларди дважды наотмашь ударил Андолини по лицу, сначала ладонью, потом обратной стороной. Глаза Андолини стали бешеными, и Веларди увидел, что на губах у него показалась кровь. Он нарочно повернулся к нему спиной и пошел садиться за стол.

Ярость захлестнула Андолини, и он, выхватив пистолет из кобуры Веларди, уже хотел было нажать на спусковой крючок, но офицер выхватил свой пистолет и сделал четыре выстрела. Андолини отбросило к дальней стене, и он соскользнул вдоль нее на пол. Его рубашка из белой превратилась в красную, и Веларди подумал, что этот цвет больше подходит к его рыжим волосам. Он наклонился и вынул из руки Андолини пистолет — в этот момент другие полицейские ворвались в комнату. Он похвалил капитана за быструю реакцию, потом у всех на виду зарядил пистолет пулями, которые вынул оттуда перед встречей с Андолини. А то капитан еще мог возомнить, что и в самом деле спас жизнь безрассудного начальника Службы безопасности.

Веларди приказал обыскать труп. Как он и предполагал, пропуск с красной каймой был вложен в документы, удостоверяющие личность, которые каждый сицилиец обязан иметь при себе. Веларди вынул пропуск и спрятал его в сейф. Завтра он вручит его министру Трецце, а если повезет — и пропуск Пишотты тоже.

А на палубе один из матросов принес Майклу и Клеменце по чашечке горячего кофе — они потягивали его, облокотясь на поручень. Мотор бесшумно работал, и катер медленно приближался к берегу — уже обозначились голубыми точечками причальные огни.

Клеменца расхаживал по палубе, отдавая команду вооруженным парням и лоцману. Майкл не сводил глаз с голубых огоньков — казалось, они бежали ему навстречу. Катер набирал скорость, и возникало ощущение, что, разрезая воду, он прогоняет ночь. Забрезжил рассвет, и Майкл уже видел причал и пляжи Мадзара-дель-Валло — цветные тенты над столиками кафе были одинаково дымно-розовыми.

Когда катер пристал, шесть человек и три машины ждали их. Клеменца подвел Майкла к переднему автомобилю; это был открытый лимузин очень старой модели, в котором, кроме шофера, никого не было. Клеменца сел на переднее сиденье, Майкл — на заднее.

— Если нас остановит патруль карабинеров, — сказал Майклу Клеменца, — ныряй на пол. Нам некогда будет с ними возиться, скосим их и поедем дальше.

В бледном свете раннего утра три лимузина поехали по земле, которая почти не изменилась со времени рождения Христа. Вода из древних акведуков и труб орошала поля. Стало тепло и сыро, воздух наполнился ароматами цветов, которые, не выдержав палящего сицилийского зноя, уже начали увядать. Машины ехали мимо Селинунта, развалин древнегреческого города, и перед глазами Майкла то и дело возникали разрушающиеся колонны храмов, которые более двух тысяч лет назад построили в разных уголках западной Сицилии греческие поселенцы. Колонны жутковато возникали в желтом свете; на фоне голубого неба черными каплями дождя осыпались с крыш камни. На этой богатой плодородной земле, как посреди моря, вздымались гранитные скалы. Ни человеческого жилья, ни человека, ни зверя не было видно. Это был пейзаж, сотворенный ударами гигантского меча.