Сицилиец - Пьюзо Марио - Страница 68

В смерти Террановы Гильяно увидел свою судьбу. Он уже знал, что пора владычества для него кончилась. Что его люди уже не могут успешно контратаковать, что они не могут больше скрываться в горах. Но он всегда считал, что ему и его помощникам удастся бежать, что они не погибнут. Теперь же он понял, что времени остается совсем мало. У него давно уже засела одна мысль, и вот он вызвал капрала Канио Сильвестро.

— Наше время подошло к концу, — сказал он Сильвестро. — Ты как-то говорил мне, что у тебя есть друзья в Англии и они могут дать тебе приют. Поезжай к ним. Я тебе разрешаю.

Капрал отрицательно замотал головой.

— Я успею скрыться и после того, как ты благополучно уедешь в Америку. Я тебе ведь еще нужен. Ты же знаешь, я никогда не предам тебя.

— Знаю, — сказал Гильяно. — А ты знаешь, как я всегда хорошо относился к тебе. Хотя ты никогда не был настоящим бандитом. Ты всегда был солдатом и полицейским. И всегда стоял на стороне закона. Так что, когда все тут кончится, ты сможешь начать новую жизнь. А вот нам, остальным, это будет трудно. Мы всегда останемся бандитами.

— Я никогда не считал тебя бандитом, — сказал Сильвестро.

— Да и я сам тоже, — сказал Гильяно. — И, однако же, что я все эти семь лет делал? Я думал, что сражаюсь за справедливость. Я пытался помочь беднякам. Я надеялся избавить Сицилию от мафии. Я хотел быть добрым. Но взялся я за это не в то время и не так, как надо. Единственное, что нам сейчас остается, — спасать свою жизнь. Так что поезжай в Англию. Меня будет греть сознание, что ты в безопасности.

И он обнял Сильвестро.

— Ты был мне настоящим другом, — сказал Гильяно, — и я приказываю тебе — уезжай.

С наступлением темноты Тури Гильяно вышел из своей пещеры и направился к монастырю капуцинов возле самого Палермо, где ему надлежало ждать известия от Аспану Пишотты. Один из монахов, тайный член его отряда, ведал монастырскими катакомбами. В этих катакомбах хранились сотни мумий.

В течение многих лет еще до первой мировой войны у богатых и аристократических семейств округи вошло в привычку вешать на стенах монастыря одежду, в которой они хотели быть похороненными. После смерти и похоронного обряда тело покойного привозили в монастырь. Монахи были большими мастерами по части сохранения трупов. В течение шести месяцев труп подвергался воздействию сухого теплого воздуха, иссушавшего ткани. Во время этого процесса кожа сморщивалась, лицо искажалось — порой это была маска ужаса, порой издевки, и то и другое равно ужасное для глаза стороннего наблюдателя. Затем труп обряжали в одежды, висевшие для него на стене, и укладывали в стеклянный гроб. Гроб ставили в нишу или подвешивали к потолку. Иные трупы усаживали в кресло, другие ставили к стенке. Были и такие, что стояли в стеклянных ящиках, словно разодетые куклы.

Гильяно лег на сырые камни катакомб, положив голову на гроб вместо подушки. И принялся разглядывать окружавших его сицилийских мертвецов. Был тут королевский рыцарь в синем шелковом костюме с рюшами; на голове у него был шлем, в руке — трость с вкладной шпагой. Был тут придворный, разодетый по французской моде, в седом парике и туфлях на высоком каблуке. Кардинал в малиновых одеяниях, архиепископ в митре. Придворные красавицы чьи золотые платья походили сейчас на паутину, в которую, точно мух, затянуло их ссохшиеся тела. Юная девственница, стоявшая в стеклянном ящике в белых перчатках и белой ночной рубашке в оборочках.

Гильяно плохо спал эти две ночи, которые ему пришлось провести в катакомбах. Да и кто бы мог тут спать? — подумал он. Эти мужчины и женщины, сливки Сицилии на протяжении последних трех или четырех столетий, считали, что таким путем они не станут пищей для червей. Вот оно, тщеславие богачей, любимцев судьбы. Куда лучше сдохнуть на улице, как муж Венеры.

Но не давало спать Гильяно другое. Как сумел дон Кроче уберечься от покушения на его жизнь? Гильяно знал, что операция была безупречно спланирована. Он ведь обдумывал это с тех пор, как узнал правду о том, что произошло у прохода Джинестры. Дона так хорошо охраняли, что надо было выискивать щелочку в окружавшей его стене. И Гильяно решил, что лучше всего напасть на дона, когда он будет чувствовать себя в безопасности в тщательно охраняемом отеле «Умберто» в Палермо. У отряда в этом отеле был шпион — один из официантов. Он сообщил, когда и куда выезжает дон и где расставлена охрана. Располагая такими сведениями, Гильяно был уверен, что нападение на дона пройдет успешно.

Он велел тридцати своим людям явиться в определенное место в Палермо, где он будет их ждать. Он знал, что Майкл Корлеоне встречается с доном и обедает с ним, поэтому он дождался вечера, когда ему донесли, что Майкл уехал. Тогда двадцать его людей атаковали отель с фронтона, чтобы вытянуть охрану из сада. А тем временем он и остальные десять человек заложили под садовую стену взрывчатку и проделали в ней брешь. Сквозь эту брешь Гильяно и повел свой отряд. В саду оставалось всего пятеро охранников — одного Гильяно пристрелил, остальные четверо удрали. Гильяно ворвался в «люкс», который занимал дон, но там никого не оказалось. Его поразило то, что никакой охраны у «люкса» не было. Тем временем остальная часть его отряда прорвалась сквозь заслон у отеля и соединилась с ним. Они обыскали все комнаты и коридоры, но дона не обнаружили. При своих габаритах дон не мог быстро двигаться, так что вывод мог быть лишь один. Значит, дон уехал вскоре после Майкла. И тут Гильяно впервые пришло в голову, что дон Кроче был предупрежден о готовящемся покушении.

Худо дело, подумал Гильяно. Во-первых, славно было бы нанести под конец такой удар, а во-вторых, он убрал бы своего самого опасного врага. Какие бы баллады потом слагались, если бы он обнаружил дона Кроче в этом залитом солнцем саду! Но ничего, такая возможность еще будет. Не навеки же он уезжает в Америку.

На третье утро монах-капуцин, такой же высохший, как и находившиеся в его попечении мумии, принес записку от Пишотты. Она гласила: «В доме Карла Великого». Гильяно все понял. Пеппино, мастер-каретник из Кастельветрано, который в свое время помог Гильяно захватить грузовики дона Кроче и с тех пор стал его союзником, имел в своем распоряжении три повозки и шесть ослов. Эти три повозки были расписаны сценками из жизни императора, и Тури с Аспану еще мальчишками прозвали дом каретника домом Карла Великого. Что же до времени встречи, то оно было заранее оговорено.

Ночью — в свою последнюю ночь на Сицилии — Гильяно отправился в Кастельветрано. В окрестностях Палермо он встретил нескольких пастухов, тайных членов его организации, и попросил их проводить его до места, тем более что они были вооружены. Они так легко добрались до Кастельветрано, что в мозгу Гильяно промелькнуло сомнение. Никакой охраны у города. Гильяно отпустил своих телохранителей, и они исчезли в ночи. А сам направился к маленькому каменному домику в окрестностях Кастельветрано, где во дворе стояли три расписные повозки — только теперь они были расписаны сценками из его жизни. Это был дом дядюшки Пеппино.

Дядюшку, казалось, не удивило его появление. Он отложил кисть, которой красил перекладину одной из своих повозок. Затем запер дверь и сказал Гильяно:

— Худо дело. Ты притягиваешь карабинеров, точно дохлый мул мух.

Гильяно почувствовал, как у него закипает кровь.

— Это что — отряд специального назначения Луки? — спросил он.

— Да, — сказал дядюшка Пеппино. — Они укрылись — на улицах их нет. Но я заметил их машины по дороге, когда возвращался с работы. Да и другие каретники тоже сказали мне, что видели их машины. Мы подумали, что они устраивают засаду для ребят из твоего отряда, но нам и в голову не пришло, что они подстерегают тебя. Ты же никогда не заходил так далеко на юг, так далеко от своих гор.

Гильяно удивился — как это карабинеры могли узнать о назначенной встрече. Может, они выследили Аспану? Или проболтались Майкл Корлеоне и его люди? Или среди них есть осведомитель? Так или иначе, встречаться с Пишоттой в Кастельветрано он не может. Но у них есть другое место встречи — на случай, если кто-то из них не явится на свидание сюда.