Сицилиец - Пьюзо Марио - Страница 48

Наступила ночь; Гильяно смотрел, как по всему склону горы загораются разложенные его людьми костры. Здесь, на выступе, обращенном к Монтелепре, он иногда слышал музыку, звучавшую по радио на городской площади, — музыку, которую передавали из Палермо. Городок лежал внизу геометрически правильным кольцом огней. Гильяно подумал, что, когда придет Адонис, и они обо всем переговорят, он пойдет проводить крестного, а потом зайдет к родителям и навестит Венеру. Он не боялся совершать такие вылазки. Вся провинция находилась под его контролем. Отряд карабинеров в городке не мог и пальцем шевельнуть, а если они все-таки осмелятся появиться возле дома его матери, с ним будет достаточно ребят, чтобы перебить их всех. У него теперь были свои вооруженные люди даже среди тех, кто жил на виа Белла.

Когда явился Адонис, Тури провел его в большую пещеру, освещенную американскими лампами на батареях; там стояли стол и стулья. Гектор Адонис обнял Тури и вручил ему небольшую сумку с книгами… А кроме того, дал чемоданчик, полный бумаг.

— Я думаю, ты сочтешь это любопытным. Ты должен сейчас же это прочесть.

Гильяно выложил бумаги на стол. Это были приказы, подписанные министром Треццой: еще тысяча карабинеров направлялась на Сицилию для борьбы с отрядами Гильяно. Были тут и планы кампании против Гильяно, составленные начальником штаба армии.

Гильяно с интересом ознакомился с ними. Это не испугало его — просто придется уйти глубже в горы, но предупреждение пришло вовремя.

— Кто вам их дал? — спросил он Адониса.

— Дон Кроче, — сказал Адонис. — Он получил их от самого министра Треццы.

Тури, казалось, это не удивило. Он даже слегка улыбнулся.

— Это что, должно напугать меня? — спросил Гильяно. — Горы — большие. Сколько бы они сюда ни послали людей, все тут и останутся, а я как засыпал у дерева под собственный свист, так и буду засыпать.

— Дон Кроче хочет встретиться с тобой. Он готов прибыть в любое место по твоему выбору, — сказал Адонис. — И эти планы он посылает как знак своей доброй воли. Он хочет сделать тебе предложение.

— А вы, крестный, — спросил Тури, — вы советуете мне встретиться с доном Кроче?

Гильяно впился глазами в Гектора Адониса.

— Да, — только и сказал Адонис.

Тури Гильяно кивнул.

— Тогда мы встретимся в вашем доме, в Монтелепре. Вы уверены, что дон Кроче рискнет туда приехать?

— А почему нет? — вопросом на вопрос ответил Адонис. — Я дам ему слово, что он будет в безопасности. А ты в свою очередь дашь мне слово — я ведь абсолютно верю тебе.

Гильяно взял обе руки Адониса в свои.

— А я — вам, — сказал он. — Спасибо за планы и спасибо за книжки, которые вы мне принесли. Вы не поможете мне в них разобраться сегодня вечером, до того как уйдете?

— Конечно, — сказал Гектор Адонис. И весь вечер объяснял Тури трудные места.

Гильяно внимательно слушал и задавал вопросы. Точно вернулись былые дни, и они снова были учитель и ученик.

В тот вечер Гектор Адонис и посоветовал Гильяно вести дневник, который будет его завещанием. Вносить в него все, что происходит в отряде, все подробности сделки, на какую Гильяно пойдет с доном Кроче и министром Треццой. Это может очень даже пригодиться для самозащиты!

Гильяно тотчас с восторгом принял эту идею. Хотя это и не официальный документ, но, если он затеряется, может, через сотню лет какой-нибудь другой бунтарь обнаружит его. Как они с Пишоттой обнаружили скелет одного из слонов Ганнибала.

Глава 19

Историческая встреча состоялась два дня спустя. За это время по городку распространились слухи, что сам великий дон Кроче Мало едет к ним со шляпой в руке, чтобы встретиться с их героем — Тури Гильяно. Как это стало известно, никто не знает. Возможно, люди догадались потому, что Гильяно принял чрезвычайные меры для обеспечения безопасности встречи. Его патрульные перекрыли дорогу на Палермо, и человек пятьдесят его людей, чьи родственники жили в Монтелепре, явились к ним в гости и провели ночь в их домах.

Пассатемпо был направлен вместе со своими людьми к казарме Беллампо на случай, если карабинеры вздумают выслать патруль. Люди Террановы держали под прицелом дорогу из Кастелламмаре и Трапани. Капрал Канио Сильвестро вместе с пятью лучшими стрелками и тяжелым пулеметом, прикрытым бамбуковыми жердями, на которые многие семьи в Монтелепре нанизывают помидоры, чтобы затем делать из них пасту, устроился на крыше.

Дон Кроче прибыл, когда уже смеркалось, — большой лимузин «альфа-ромео» остановился перед домом Гектора Адониса. Дон Кроче прибыл со своим братом, отцом Беньямино, и двумя вооруженными охранниками, которые остались в машине вместе с шофером. Гектор Адонис ждал их у дверей, одет он был даже еще элегантнее, чем обычно, — сшитый лондонским портным серый костюм, ослепительно белая рубашка и галстук в красную полоску. А дон, словно нарочно, был одет еще небрежнее обычного: он переваливался, точно гусь, в широченных брюках, обтягивавших толстый живот, в расстегнутой рубашке без воротничка и черном пиджаке из толстой материи, не сходившемся спереди, так что все могли любоваться его простыми белыми подтяжками в дюйм шириной. На ногах у него были комнатные туфли.

Отец Беньямино явился в своем священническом одеянии и обычной запыленной круглой черной шляпе. Он осенил дона крестным знамением, прежде чем войти, и прошептал положенные слова.

У Гектора Адониса был самый красивый дом в Монтелепре, и профессор гордился им. Обставлен он был французской мебелью, на стенах висели картины малоизвестных современных итальянских художников, но в их отборе чувствовался вкус. Посуда у него была из Германии, а прислуживала за столом пожилая итальянка, выдрессированная в Англии до войны. Когда трое мужчин уселись в гостиной в ожидании Гильяно, она подала им кофе.

Дон Кроче был абсолютно спокоен. Он знал, что Гильяно не обесчестит своего крестного и не нарушит данного ему слова. Дон уже предвкушал дальнейшее развитие событий. Вот сейчас он встретится с этой восходящей звездой и сможет составить себе собственное мнение о Гильяно. Однако Гильяно появился так тихо и неожиданно, что даже дон Кроче был застигнут врасплох. Он не слышал ни звука на булыжной мостовой, ни скрипа открывающейся или закрывающейся двери. Просто он поднял взгляд и под аркой, ведущей из столовой в гостиную, увидел Гильяно. Красота его поразила дона Кроче.

От жизни в горах, на свежем воздухе, плечи у него стали широкие, а лицо похудело. Оно было по-прежнему овальное, но щеки слегка ввалились, подбородок заострился. А глаза были, как у статуи, словно вставленные в глазницы, золотисто-карие, с серебряной обводкой. Да и сама одежда выделяла его — белая свежевыстиранная наглаженная рубашка и молескиновые брюки ладно сидели на нем. Свободная охотничья куртка из рыжего вельвета скрывала пистолет-автомат. Ко всему прочему, выглядел он совсем юным, хотя ему уже исполнилось двадцать четыре года.

Неужели такой мальчишка мог бросить вызов Риму, перехитрить «Друзей», внушить преданность этому убийце Андолини, держать в узде это животное Пассатемпо, завоевать четверть Сицилии и любовь народа на всем острове? Дон Кроче знал, что Гильяно человек удивительно храбрый, но на Сицилии полно храбрых людей, рано сложивших голову, жертв предательств.

И Тури, словно почувствовав, что дон Кроче сомневается в нем, сделал жест, несказанно порадовавший дона и преисполнивший его уверенности, что он правильно поступает, решив избрать этого мальчишку своим союзником. Тури вошел в комнату и, подойдя прямо к дону, сказал:

— Bacio tua mano.

Так на Сицилии крестьяне приветствуют человека более высокого положения — священника, землевладельца или аристократа:

«Целую твою руку». При этом Гильяно приветливо улыбался. Однако дон Кроче отлично понимал, почему это было сказано. Не затем, чтобы показать свою покорность или даже уважение к возрасту. Это было сказано, потому что дон отдал себя в руки Гильяно, и Гильяно показал, что уважает его доверие. Дон Кроче медленно поднялся — толстые щеки его потемнели от усилия. И заключил Гильяно в объятия…