Пусть умирают дураки - Пьюзо Марио - Страница 17

А потом все так или иначе проходит.

В Вегасе я рассказал все это по частям, иногда за выпивками в холле, иногда за послеполуночным ужином в кафе. А когда я закончил, Калли сказал:

— Мы все еще не знаем, почему ты ушел от жены. — Джордан посмотрел на него с мягким упреком. Он уже все рассказал о себе задолго до меня.

— Я не бросал жену и детей, — сказал я. — Просто взял отпуск. Я пишу ей каждый день. Однажды утром мне захочется домой, и я просто сяду в самолет.

— Просто так? — спросил Джордан. Без иронии. Ему действительно хотелось знать.

Диана говорила редко. Но теперь она похлопала меня по колену и сказала:

— Я тебе верю.

Калли сказал ей:

— Откуда ты свалилась, что веришь этому парню?

— Большинство мужчин — дерьмо, — сказала Диана. — Но Мерлин — нет, во всяком случае, пока что.

— Спасибо, — сказал я.

— Но ты дозреешь, — невозмутимо оказала Диана.

Я не мог сопротивляться желанию спросить:

— А как насчет Джордана? — Я знал, что она влюбилась в Джордана. Калли тоже это знал. Джордан не знал потому, что не хотел знать и не думал об этом. Но теперь он обернулся к Диане с вежливым интересом, как будто интересовался ее мнением. В этот вечер он выглядел действительно ужасно. Кости на его лице начали проступать сквозь кожу болезненно-бледными плоскостями.

— Нет, ты — нет, — сказала она ему.

Калли, такой привлекательный и дружелюбный, последним рассказал свою историю и, как и все мы, утаил самую важную часть, о которой я узнал только годы спустя. Впрочем, он предложил честное описание своей натуры, по крайней мере, так казалось. Мы все знали о какой-то его загадочной связи с отелем и его владельцем Гроунвельтом. Но при этом он на самом деле был дегенерировавшим игроком и жил в бедности. Джордана Калли не развлек, но должен признаться, что он развлек меня. Все необычные или карикатурные типы автоматически интересовали меня. Я не делал нравственных выводов. Я чувствовал себя выше этого и просто слушал.

Калли был поучительным примером, и вдохновляющим. Никто не мог его провести. Он сам всех проводил, и обладал инстинктом выживания. Жажда жизни на базе аморальности и полного пренебрежения этикой. И все же он был необычайно обаятелен, а порой забавен. Он интересовался всеми и мог обращаться с женщинами в несентиментальном, реалистическом духе, а это женщины любят.

Несмотря на постоянную нехватку денег, он мог уложить в постель любую из танцовщиц отеля посредством романтической сладенькой беседы. Если она держалась, он мог разыграть историю с меховой шубой.

Это было отработано. Он вел ее в магазин мехов на Стрипе. Владелец было его другом но девушка об этом не знала. Калли заставлял владельца показать девушке набор мехов и даже разложить по полу шкуры, чтобы они с ней могли выбрать лучшую. После того, как выбор был сделан, скорняк обмерял девушку и сообщал, что шуба будет готова через две недели. Потом Калли выписывал в качестве аванса чек на тысячу долларов и велел владельцу прислать счет. Квитанцию он отдавал девушке.

Тем же вечером Калли угощал девушку обедом, а после обеда давай ей несколько долларов на рулетку и потом вел к себе в номер, где, по его словам, она должна была уступить потому, что в сумочке у нее лежала квитанция. Раз Калли влюблен в нее так безумно, что еще остается делать? Просто меховая шуба не привела бы к этому. Просто любовь Калли не привела бы к этому. Но сложите все вместе, и, как объяснял Калли, это будет беспроигрышный вариант.

Конечно, девушка не получала меховой шубы. После двухнедельной любовной истории Калли затевал потасовку, и следовал разрыв. И, как говорил Калли, ни разу ни одна девушка не отдала ему квитанцию на меховую шубу. Во всех случаях они мчались в магазин мехов и пытались получить аванс и даже шубу. Но владелец, конечно, вежливо сообщал им, что Калли уже забрал аванс и отменил заказ.

У Калли была еще одна уловка для потаскушек из хора. Он выпивал с ними по нескольку вечеров подряд, внимательно выслушивал их жалобы и безгранично сочувствовал. Не позволял себе ни одного движения или намека. Потом, где-то на третий вечер, он вытаскивал стодолларовую банкноту, клал ее в конверт и засовывал конверт во внутренний карман пиджака. Потом говорил: «Послушай, я обычно этим не занимаюсь, но ты мне взаправду нравишься. Давай порезвимся у меня в номере, и я оплачу тебе такси до дома».

Девушка слегка возражала. Ей хотелось такую бумажку. Но ей не хотелось прослыть потаскушкой.

Калли подключал очарование. «Послушай, — говорил он. — Когда ты пойдешь, будет поздно. Почему ты должна платить за такси до дома? Это самая малость, что я могу предложить. И ты мне действительно нравишься. Что тут плохого?» Потом он вытаскивал конверт и давал ей, и она роняла его в сумочку. Он немедленно вел ее в свой номер и пользовал часами прежде, чем отпустить домой. Потом начиналось, как он говорил, самое забавное. Девушка открывала в лифте сумочку, чтобы полюбоваться стодолларовой банкнотой, и обнаруживала десятидолларовую бумажку. Потому что, естественно, у Калли в кармане было два конверта.

Очень часто девушка возвращалась в лифте наверх и начинала стучать Калли в дверь. Он уходил в ванну и включал кран, чтобы заглушить шум, неторопливо брился и ждал ее ухода. Или, если она была более робкой и менее опытной, она звонила ему из холла и объясняла, что, возможно, он ошибся, что в конверте была только десятидолларовая бумажка.

Калли это любил. Он говорил: «Да, правильно. Сколько может стоить такси — два, три доллара? Но я для уверенности дал тебе десять».

Девушка говорила: «Но я видела, как ты клал в конверт сто долларов».

Калли приходил в негодование. «Сотня баксов за такси, — говорил он, — Какого черта, дрянная шлюшка? Я никогда в жизни не платил шлюхам. Послушай, я думал, ты хорошая девушка. Ты мне вправду понравилась. А теперь ты гонишь это дерьмо. Знаешь, не звони мне больше». Или иногда, если думал, что есть варианты, то говорил: «О нет, дорогая. Ты ошиблась». И звал ее для продолжения. Некоторые искренне верили, что произошла ошибка или, как тонко подмечал Калли, должны были поверить, что совершили ошибку, чтобы не выглядеть дурами. Иные даже назначали новое свидание, чтобы показать, что они не потаскухи, что они ложились с ним в постель не за сотню долларов.

Но делалось это не для сбережения денег, Калли все равно деньги проигрывал. Это было ради чувства власти, чувства, что он может «кинуть» красивую девчонку. Он особенно заводился, если девушка имела репутацию поддающейся только тем, кто ей действительно нравился.

Если девушки были и впрямь малодоступны, Калли становилось несколько сложнее. Он пытался пробраться к ним в головы, делал экстравагантные комплименты. Жаловался на собственную неспособность сексуально возбудиться, если не имеет подлинного интереса или плохо знает девушку. Он посылал им маленькие подарки, давал по двадцать долларов на транспорт. Но тем не менее, некоторые неуступчивые девушки не давали ему ступить на свой порог. Тогда он переключал их. Он начинал рассказывать о своем друге, богатом человеке и лучшем парне на свете. Он заботится о девушках из дружбы, им не нужно даже видеться для этого. Этот друг выпьет с ними, богач, обычно игрок, занимающийся большим бизнесом на одежде в Нью-Йорке или автомобильным агентством в Чикаго. Калли уговаривал девушку пойти пообедать с его другом, причем друг был хорошо проинструктирован. Девушке было нечего терять. Просто обед с приятным богатым человеком.

Они обедали. Друг тратил на нее пару сотен или посылал на следующий день дорогой подарок. Он был всю дорогу очарователен и неназойлив. Но в будущем просматривались меховые шубы, автомобили, бриллиантовые кольца на много карат. Девушка шла с богатым другом в постель. А после того, как богатый друг трогался в путь, красивая недоступная девушка отдавалась Калли за оплату такси.

Калли не ведал пощады. Он исходил из того, что все незамужние женщины были пройдохами, готовыми заморочить вас той или иной уловкой, включая настоящую любовь, и что в ваших правах было отвечать им тем же. Он проявлял некоторое снисхождение только если девушки не барабанили в его дверь и не звонили ему из холла. Он тогда знал, что девушки были честными, униженными из-за того, что их провели. Иногда он отыскивал их и, если они нуждались в деньгах на жилье или пропитание он говорил им, что пошутил, и бросал сотню-другую.