Последний дон - Пьюзо Марио - Страница 19

Четыреста тысяч Дэнни Фуберта в качестве мозгового центра забрал себе, а остальное поделили его сообщники. Их это вполне удовлетворило, тем более что Фуберта пообещал повторить вылазку. Отличные выходные в роскошном отеле, бесплатная еда и выпивка, шикарные девочки, да еще по сто штук в придачу. Это куда лучше, чем, рискуя головой, грабить банки.

Гронвельт раскрыл мошенничество на следующий же день. Ежедневные отчеты показывали, что кредит, предоставленный клиентам Фуберты, превысил все мыслимые нормы. В то же время выручка со стола, на котором они играли в течение двух ночей, была слишком маленькой, учитывая, какие суммы были задействованы в игре. Гронвельт потребовал видеозапись, сделанную «небесным оком», и уже через десять минут просмотра разгадал суть всей операции. Он понял, что векселя на миллион долларов не стоили даже той бумаги, на которой были написаны, а документы, удостоверявшие платежеспособность игроков, – фальшивка.

Гронвельт пришел в ярость. За истекшие годы он страдал от мошенников несметное число раз, но с таким глупым жульничеством не сталкивался еще никогда. Кроме того, ему нравился Дэнни Фуберта – человек, благодаря которому «Занаду» зарабатывал большие деньги. Гронвельт заранее знал, что будет твердить Фуберта: мол, он тоже был введен в заблуждение фальшивыми документами и сам пал невинной жертвой обмана.

Гронвельта взбесила и вопиющая некомпетентность персонала казино. Крупье стола, за которым орудовали жулики, должен был раскусить махинацию, а менеджеру зала следовало заметить встречные ставки. В конце концов, трюк-то был достаточно незамысловатым. Но люди, когда им хорошо, расслабляются, и Лас-Вегас – не исключение. Гронвельт с сожалением подумал, что придется либо уволить этих служащих, либо как минимум понизить их в должности, после чего обоим снова придется крутить колесо рулетки. Но от одной вещи ему не отвертеться. Он обязан рассказать о мошенничестве Дэнни Фуберты Клерикуцио.

Первым делом он пригласил в отель Пиппи Де Лену, где показал ему фальшивые документы и видеозапись, сделанную скрытой видеокамерой. Фуберту Пиппи знал, но остальных четырех видел впервые, поэтому Гронвельт приказал сделать с видеопленки фотографии жуликов и вручил их Пиппи.

Тот покачал головой:

– Неужели Дэнни всерьез решил, что это сойдет ему с рук? Я думал, он мелкий предприниматель.

– Он игрок, а они всегда считают, что у них на руках выигрышные карты. – Гронвельт помолчал и добавил: – Дэнни станет божиться, что он тут ни при чем, но не забывай, именно он должен был убедиться в их платежеспособности. Он скажет, что понадеялся на их документы, но нас это не касается. Это дело карусельщика – проверить своих клиентов. Он обязан знать о них все.

Пиппи с улыбкой похлопал Гронвельта по спине.

– Не волнуйся, меня ему убедить не удастся.

Оба засмеялись. Не имеет значения, виновен Фуберта или нет. Он должен отвечать за свои ошибки.

На следующий день Пиппи вылетел в Нью-Йорк, чтобы доложить о случившемся Семье Клерикуцио в Квоге.

Миновав охраняемые ворота, он поехал по длинной мощеной дороге, которая прорезала широкий, покрытый короткой травкой луг и шла вдоль стены, защищенной колючей проволокой и электронной сигнализацией. У входа в особняк стоял еще один охранник. И все это – в мирное время.

Поприветствовав приехавшего Пиппи, Джорджио провел его через дом в расположенный позади особняка сад. Тут были грядки, на которых росли помидоры, огурцы, латук и даже дыни, а над ними покачивали своими огромными листьями фиговые деревья. Цветы дон не признавал, считая их бесполезными растениями.

Семья сидела вокруг круглого деревянного стола за ранним ленчем. Дон, несмотря на свои почти семьдесят лет, лучился здоровьем и, по всей видимости, наслаждался свежим воздухом, напоенным ароматом смоковниц. Он кормил десятилетнего внука Данте – ровесника Кросса, крупного, но несколько высокомерного парнишку. Пиппи всегда при виде его испытывал искушение шлепнуть сорванца. Дон был игрушкой в руках внука – то и дело вытирал ему губы и бормотал всякие нежности. Винсент и Пити выглядели кислыми. Деловой разговор не может начаться, пока ребенок не закончит трапезу и Роз-Мари не уведет сына прочь. Наконец Данте удалился. Проводив внука сияющим взглядом, дон Доменико обернулся к Пиппи.

– А, мой верный Молот! Что ты думаешь о Фуберте, об этом негодяе? Мы даем ему возможность зарабатывать, а он пытается нас обмануть!

Джорджио проговорил умиротворяющим тоном:

– Если он вернет деньги, то сможет по-прежнему работать на нас.

Только это соображение могло сыграть в пользу помилования провинившегося.

– Деньги немалые, – откликнулся дон. – Мы должны получить их обратно. Что ты об этом думаешь, Пиппи?

– Могу попробовать, – развел руками Пиппи. – Но это не та публика, которая откладывает на черный день.

Винсент, который терпеть не мог пустопорожние разговоры, предложил:

– Давайте посмотрим снимки.

Пиппи вытащил фотографии. Некоторое время Винсент и Пити молча разглядывали физиономии четырех грабителей. Затем Винсент сказал:

– Мы с Пити их знаем.

– Хорошо, – кивнул Пиппи. – Значит, сможете приструнить этих четверых. А как мне поступить с Фубертой?

– Они проявили неуважение к нам, – изрек дон. – За кого они нас принимают? За каких-нибудь беспомощных дураков, которые кинутся в полицию? Винсент, Пити, вы двое будете помогать Пиппи. Я хочу, чтобы вы вернули деньги и наказали этих негодяев.

Все встало на свои места: Пиппи назначен главным, а пятерым провинившимся вынесен смертный приговор.

Дон оставил мужчин сидеть за столом, а сам отправился гулять по саду.

– Старик слишком жесток, – вздохнул Джорджио. – Сейчас другие времена. Риск больше, чем может оказаться выгода.

– Нет, если четырьмя бандитами займутся Винсент и Пити, – возразил Пиппи. – Как ты смотришь, Винс?

– Джорджио, – отозвался тот, – ты должен поговорить со стариком. У этой четверки денег не окажется, нам придется пойти на сделку. Пусть заработают, вернут долг и идут себе с миром. Если же мы их закопаем, денег нам не видать.

Винсент был реалистом и никогда не позволял кровожадности взять верх над практическими соображениями.

– Хорошо, я преподнесу это папе, – согласился Джорджио. – В конце концов, они были всего лишь на подхвате. Но Фуберте он не спустит.

– Карусельщикам необходимо задать урок, – поддержал его Пиппи.

– Кузен Пиппи, – с улыбкой обратился к нему Джорджио, – какое вознаграждение ты рассчитываешь получить, берясь за это дело?

Пиппи ненавидел, когда Джорджио называл его кузеном. Если Винсент и Пита обращались к нему так от чистого сердца, то Джорджио употреблял это слово лишь в тех случаях, когда между ними начинался торг.

– Фуберта – моя работа. Вы дали мне инкассаторское агентство, я получаю зарплату в «Занаду». Но вернуть деньги настолько трудно, что я должен получить определенный процент. Точно так же, как Винс и Пити, если они вытянут что-нибудь из негодяев.

– Справедливо, – одобрил Джорджио. – Но это не то же самое, что собирать законные долги, так что в данном случае ты не можешь рассчитывать на пятьдесят процентов.

– Нет, – согласился Пиппи, – конечно, нет. Дайте мне только клювик помочить.

Все засмеялись над старым сицилийским выражением.

– Джорджио, не мелочись, – сказал Пити. – Неужто ты хочешь обобрать и нас с Винсентом?

Пити – нынешний правитель анклава, командир Блюстителей Семьи, – всегда настаивал на том, что люди, нажимающие на спусковой крючок, должны получать больше. Свою долю он разделит со своими людьми.

– Жадины, – улыбнулся Джорджио. – Я предложу старику дать вам двадцать процентов.

Пиппи знал, что это обещание обернется пятнадцатью, а то и десятью процентами, но с Джорджио так кончается всегда.

– А может, сбросим в общий котел? – предложил Винсент Пиппи.

Это означало, что трое мужчин разделят поровну все деньги, которые получат в результате задуманной операции, вне зависимости от того, кому сколько удалось вернуть. Это был жест доброй воли. Потому что гораздо проще получить долг у тех, кому дарована жизнь, нежели заставить расплатиться того, кто обречен. Винсент понимал, что по сравнению с ними Пиппи находится в менее выгодной ситуации, и решил проявить по отношению к нему щедрость.