Последний день войны - Верещагин Олег Николаевич - Страница 36

— Позором? — ан Атто йорд Делар нахмурился. — Речь идёт о вашей жизни. Понимаете? Вам предлагают жизнь! — он повысил голос, обращаясь ко всем сразу. Теперь ответом было ледяное молчание и недобрые взгляды. А Гэст покачал головой:

— Ты сказал. Мы слышали. Теперь уходи. Наши боги не любят трусов.

Раздался слитный гулкий удар — ратэсты били в щиты. По лагерю понёсся, ширясь и множась, зловещий лязг — люди подтверждали готовность драться без надежды на победу, но в ладе с честью.

В зелёных больших глазах капитана мелькнуло что-то, весьма похожее на уважение.

— Вы все погибнете, — сказал он, поворачивая коня одним движением колен. Мальчишка-знаменосец поскакал за ним.

Возы тут же сдвинули. Воины рассыпались по местам. И, как оказалось, вовремя.

Впрочем, Вадим удивлённо открыл рот, а Ротбирт даже рассмеялся, когда они увидели атакующих. Под весёлые звуки рогов они неслись россыпью, шпоря коней и склонив копья — не больше сотни кавалеристов, казалось, собравшихся на загонную охоту, а не на атаку укреплённого лагеря. Это до такой степени не походило на тот памятный анласам бой на берегу моря, что анласы недоумённо наблюдали за происходящим.

— Боги лишили их разума, — сказал Ротбирт, наклабывая стрелу на тетиву.

— Скорей поразили их непомерной гордыней, — ответил Гэст, проходивший рядом. — Но от этого их мечи и копья не затупились… Стыдно будет не отбить эту атаку, но вот какова будет следующая?

Ротбирт подпустил "своего" на сотню шагов и выпустил одну за другой три стрелы. Одна рпошила маску коня между ушей, вторая — грудь всадника, третья — шлем между глазниц. Больше полусотни атакующих либо покатились с сёдел, либо рухнули вместе с конями. Не меньше двадцати — удержались в сёдлах либо раненые, либо тоже мёртвые.

Свист, насмешки, улюлюканье анласов провожали поспешно отступивших уцелевших…

… - Шестьдесят три убитых! — голос ан Эйтэн йорд Виардты дрожал от гнева и боли — стрела, расколов наплечник, вышла из плеча сзади, и врач как раз вынимал её. — Остальные почти все ранены! Они заплатят! Я заставлю их заплатить! Я заставлю их сожрать сырыми своих собственных щенков! Я отдам их сук нашим коням! — юноша был в такой ярости, что бранился древними, уже несколько веков почти не употреблявшимися проклятиями, вышедшими из тех времён, когда народ данов-данванов появился на своей прародине, Хэймтэли. — Адмирал, вы можете подвести корабли ближе к их логову?!

— Мог бы, — спокойно ответил ан Джерард йорд Ангон, — если бы реку не завалили трупы. Корабли не пройдут… Мне кажется, нам надо позабавиться в городе — вашим этого хватит, чтобы утолить интерес. И уйти… Но, — Адмирал заметил бешено искривившиеся губы юноши, — если вы всё-таки хотите их уничтожить — поступите так, как я сказал.

Несколько секунд юноша молчал. Потом — склонил голову:

— Так я и сделаю, Адмирал.

Скажи об этом убитым, хотел заметить Адмирал. Но промолчал. Игра была делом добровольным и, что уж говорить, весёлым.

Ближайшие трупы лежали шагах в тридцати. Мальчишки были среди тех, кто выбрались в поле — пособирать стрелы и вообще… О внезапном нападении можно было не беспокоиться — хангаров вблизи вообще не было видно, а данвэ находились у кораблей. Они, кажется, всё-таки готовились к новой атаке, но не спешили.

Ротбирт надёргал уже три десятка стрел, Вадим, помогая ему — еще с дюжину… когда мальчишки буквально споткнулись о взгляд. Взгляд того самого парня, что приезжал к лагерю со знаменем вместе с капитаном. В груди его коня сидели по оперение две стрелы — рухнув, они придавли ногу хозяина. Данвэ лежал совершенно неподвижно — лишь поняв, что его заметили, начал биться, силясь выбраться и скребя землю латными пальцами в мелкой стальной чешуе. Потом извернулся всем телом, глядя на приближающихся анласов с отчаяньем и вызовом. Не желая терять чести, он сказал — и снова голос был какой-то странный, безликий:

— Чего вы ждёте? Убейте меня. Или вы трусы? — он хотел оскорбить дикарей посильней. Он бывал в походах уже несколько раз и видел, каким неспешным мучениям подвергают иногда пленников. Вызывая гнев, юный данван хотел приблизить лёгкий конец.

Мальчишки подошли поближе. Вадим видел, что Ротбирт явно не испытывает к давану никакой неприязни — скорей любопытство. А ему самому было интересно — откуда этот голос? Как у GPRS-навигатора… и губы мальчишки движутся явно не в лад со словами анласского языка.

Зелёные глаза данвана встретились с серыми — анласа и русского.

— Трусы не ходили за храбрым Йохаллой. И не меня так называли, — сказал Ротбирт, — да и не назовут, милостью Дьяуса, — он достал саксу.

Данван снова скребнул землю рукой в отчаяньи. Посмотрел в сторону кораблей. Помощи не было… Что с ним сделают?

Анласы — слов нет — умели пытать. Но делали это лишь мсят за кровные обиды или добывая у пленного сведения. Кровных счётов у Ротбирта к данвану не было, сведения — какие сведения, всё как на ладони…

— Давай-ка… — проворчал Ротбирт, перерезая подпругу и сдёргивая седло. Мальчишки подсунули руки над конскую тушу, послышалось слитное "йухх!" — и Вадим сдавленно рявкнул по-русски:

— Тяни, блин!

Данван вытащил ногу из-под конской туши, откатился — как ртутный шар — и сел, во все глаза глада на врагов, которые, отряхивая руки, смотрели на него.

Он великолепно знал, что такое жалость и доброта. Но никогда не примерял этих чувств ни на кого из не-данванов. В круге жалости и доброты были только свои. Иначе было бы просто смешно. И всё-таки сейчас он, подняв оброненный в падении меч, не набросился на анласов — и не из страха, что их двое, а он один.

— Эй, — неуверенно сказал он. — А… зачем вы это сделали? Почему вы меня не убили?

— А вот в бою встретимся — убью, не пожалею, — ответил Ротбирт. А Вадим смотрел во все глаза на то, чего никак не могло быть — миниатюрную гарнитуру, в левом ухе данвана, от которой тонкий отросток, плотно прилегавший к коже, уходил на шею и ниже — под панцырь. — Какое зло ты мне сделал, чтобы тебя убить просто так?

— Зло? — данван невольно улыбнулся, словно услышал что-то забавное. — А что такое зло, анлас?

Ротбирт хмыкнул. Стукнул кулаком о кулак. Вопрос застал его врасплох.

— Зло… Зло — это когда плохо…

— Плохо? Мы разобъём вас; нам будет хорошо, вам — плохо. Так где твои зло и добро? — насмешливо спросил данван, не обращая внимания на ставший злым взгляд Вадима — уж очень знакомые слова послышались, как со страничек новенького учебника по формальной логике, на последней страничке которого мееееленько напечатано: "Выпущено по рекомендациям Международного Комитета по правам человека. Спонсировано Фондом Сороса". — Это не понятия, а облака. Дунул ветер… и нету. Или изменились так, что и не узнать.

Ротбирт вздохнул. Он никогда не задумывался над этим. Ведь это просто и понятно… но как это объяснить и доказать? Как объяснить и доказать то, что не требует объяснений и доказательств? И решился наконец.

— Ты — данвэ, а у вас, демонов тьмы, наверное, всё иначе. А наша жизнь коротка. Мы не можем что-то делать, надеясь, что будет время переделать, и мы говорим: "Думать легче, чем делать. Поэтому думай, прежде чем обещать и клясться."… — Ротбирт вздохнул и увидел, что его внимательно слушают и данван и Вадомайр, только что выглядевший почему-то очень обозлённым. — У нас, молодых, был учитель — старый, слепой сэп — ну, певец-воин… Он говорил так: "Когда боги создали людей, они дали им волю и право выбирать зло или добро. И самим решать, что есть что. Ни один человек не знает, правилен ли его выбор и что его ждёт после смерти. Но человек — если уж он человек! Выбрав, идёт до конца, а после смерти принимает заслуженное без страха." Мой народ, данвэ, выбрал добро — наше, людское, добро. Мы поём об этом песни — вот такие —

— Друзей в беде не оставляй.

Кто слаб — того не обижай.

Не разрушай, а создавай!