Первый дон - Пьюзо Марио - Страница 40

В тот самый день, когда Лукреция родила здоровенького мальчугана, по приказу Александра его немедленно перевезли из Сан-Систо во дворец Чезаре, тогда как Лукреция осталась в монастыре. Отец и дочь договорились о том, что позднее Лукреция заберет его к себе, как племянника, и будет воспитывать вместе со своими детьми. Но на этом история с рождением ребенка не закончилась, ибо оставался опасный свидетель, что очень беспокоило Александра.

Перотто он, конечно, жалел, но понимал, что другого выхода у него нет. Послал за доном Мичелотто. За час до полуночи невысокий, крепко сложенный мужчина с широченной, как стол, грудью, стоял в дверях его кабинета.

Папа обнял Мичелотто, как брата, быстро ввел в курс дела.

– Этот молодой человек утверждает, что он – отец ребенка. Настоящий испанец, честный, благородный… но…

Дон Мичелотто посмотрел на Александра, прижал пальцы к губам.

– Больше ничего говорить не надо. Я в полном распоряжении вашего святейшества. Если у него добрая душа, нет сомнений в том, что господь примет ее с великой радостью.

– Я подумывал о том, чтобы выслать его, – продолжил Александр. – Ибо он – верный слуга. Но как знать, а вдруг искушение развяжет ему язык, и тогда беда обрушится на нашу семью.

На лице Мичелотто отразилось сочувствие.

– Ваш долг – удерживать его от искушений, мой – помогать вам всеми доступными мне способами.

– Спасибо тебе, друг мой, – Александр помолчал, прежде чем добавить:

– Будь к нему добр, потому что он действительно хороший человек, а поддаться чарам женщины – обычное дело.

Дон Мичелотто поклонился, поцеловал перстень Папы и отбыл, заверив Александра, что все его пожелания будут исполнены.

Мичелотто ускакал в ночь и гнал коня через холмы, поля, рощи, пока не добрался до песчаных дюн Остии.

Оттуда он увидел маленький домик. На грядках огорода росли странные травки, в саду – не менее странные кусты и экзотические цветы.

Мичелотто обошел домик сзади, увидел старуху, которая отдыхала, тяжело облокотившись на сучковатую палку. Увидев Мичелотто, она подняла палку, словно защищаясь, прищурилась.

– Нони, – позвал он. – Я пришел за лекарством.

– Уходи, – ответила старуха. – Я тебя не знаю.

– Нони, – он подступил ближе. – Облака закрыли луну, вот и стало темно. Меня послал Святейший Папа…

Тут она улыбнулась.

– А-а, так это ты, Мигуэль. Ты стал старше…

– Это правда, Нони, – он рассмеялся. – Это правда. Я пришел, чтобы ты помогла мне спасти еще одну душу.

Он протянул руку, чтобы взять корзинку и донести до дома, но она корзинку не отдала.

– Он – злой человек, которого ты хочешь послать в ад, или добрый, вставший на пути церкви?

Взгляд Мичелотто смягчился.

– Он – человек, которому в любом случае суждено увидеть лицо Бога.

Старуха кивнула, позвала его в дом. Прошлась взглядом по пучкам травы, висевшим по стенам, оторвала несколько сухих листочков и завернула в тончайший шелк.

– От этого он быстро и безболезненно заснет. И ни о чем не узнает, – прежде чем передать сверток Мичелотто, она брызнула на него святой водой. – Это благословение.

Проводив Мичелотто взглядом, старуха склонила голову и перекрестилась.

В гетто Трастевере хозяин таверны, закрывая свое заведение, никак не мог разбудить пьяного посетителя. Молодой блондин положил голову на руки и не менял позы уже добрый час, с того самого момента, как его спутник покинул таверну. Хозяин тряхнул пьяницу сильнее, голова сдвинулась с рук. Хозяин таверны в ужасе отпрянул, увидев посиневшее, раздувшееся лицо, лиловые губы, выпученные, налитые кровью глаза. Но больше всего пугал язык, раздувшийся до такой степени, что вылезал изо рта, отчего когда-то симпатичное лицо превратилось в горгулью.

Стража прибыла через несколько минут. О спутнике убитого хозяин таверны вспомнил немногое. Невысок ростом, с широкой грудью. Под эти приметы подпадали тысячи римлян.

А вот молодого человека опознали без труда: Педро Кальдерой, которого все звали Перотто.

Глава 14

В тот самый день, когда Чезаре Борджа помазал на престол короля Неаполя, он получил срочное послание от сестры. Его привез ее доверенный курьер и передал Чезаре, улучив момент, когда тот шел один по двору замка.

Она просила о встрече через несколько дней в «Серебряном озере», потому что хотела переговорить до того, как они оба вернутся в Рим.

Чезаре провел вечер на торжественном приеме, устроенном в честь коронации. Вся аристократия Неаполя стремилась познакомиться с ним, включая самых прекрасных женщин, которые, несмотря на одежды кардинала, видели в нем мужчину.

Он приехал на прием с Хофре и Санчией и обратил внимание, что после смерти Хуана у Хофре заметно прибавилось уверенности в себе, даже походка стала более величественной. И задался вопросом, а заметил ли это кто-нибудь еще. Изменилась и Санчия. Игривость осталась, но во взгляде читались грусть и покорность мужу.

Именно Хофре познакомил его с симпатичным молодым человеком, который своим умом и отменными манерами произвел на Чезаре самое благоприятное впечатление.

– Мой брат, кардинал Борджа, герцог Бисельи, Альфонсо Арагонский. Вы не встречались?

Когда Альфонсо протянул руку, Чезаре не удержался от того, чтобы окинуть его взглядом. Атлетическая фигура, классическое лицо, ослепительная улыбка, на него хотелось смотреть, как на прекрасную картину.

– Познакомиться с вами – для меня большая честь, – Альфонсо поклонился. «Голос под стать внешности», – подумал Чезаре.

Крепко пожал руку Альфонсо, и следующие несколько часов молодые люди провели вместе, гуляя по саду. Интеллектом Альфонсо ни в чем не уступал Чезаре, обладал тонким чувством юмора. Они говорили о теологии, философии и, разумеется, политике. Когда пришло время прощаться, Чезаре проникся к Альфонсо самыми теплыми чувствами.

– Я не сомневаюсь, что ты достоин моей сестры, – сказал он. – И уверен, что она будет с тобой счастлива.

Глаза Альфонсо блеснули.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы так оно и было.

Чезаре с нетерпением ждал встречи с сестрой в «Серебряном озере». С их последней встречи наедине минули месяцы, и теперь, когда она поправилась после родов, он уже думал о том, как они вновь займутся любовью. Гадал он и о том, что же она хочет ему сказать. За несколько последних недель он не получал весточки ни от отца, ни от Дуарте, и подозревал, что речь пойдет о личном, а не о политике.

На озеро он прибыл раньше нее, какое-то время постоял, любуясь синевой неба, наслаждаясь тишиной и покоем, а уж потом прошел в дом. Принял ванну, переоделся и, наполнив чашу вином, задумался о своей жизни.

Слишком многое случилось за последнее время, и он знал, что его ждет еще более бурное будущее. Он твердо решил, что по возвращении в Рим из Флоренции попросит отца снять с него сан кардинала. Больше не мог выносить этого лицемерия: носить кардинальскую шляпу и жить, как мирянин. Он понимал, что убедить отца – задача архисложная, что и без того натянутые отношения осложнятся еще больше. После смерти Хуана они не стали ближе, наоборот, Александр все явственнее отдалялся от старшего сына.

Чезаре переполняли честолюбие и страсть. Он хотел все познать, испытать, до предела заполнить жизнь впечатлениями, переживаниями, ощущениями. Вот и теперь, когда его сестра вновь собиралась замуж, в нем бушевали противоречивые чувства. Альфонсо ему определенно понравился, он понимал, что для Лукреции это достойная пара, но при этом безумно ревновал. После свадьбы у сестры появлялась возможность рожать детей, которых она будет любить, без стеснения объявлять своими. Он же, кардинал, детей иметь не мог, в крайнем случае, внебрачных, каким был сам. Он пытался успокоиться, выкинуть из головы эти мысли, корил себя за близорукость. Однако раздражение только нарастало. Не желал он, чтобы вся жизнь целиком и полностью определялась только одним, в общем-то случайным фактором: его отцом был Папа Александр.