Не вернуться никогда - Верещагин Олег Николаевич - Страница 42

— Они поклоняются кракену, — Ротбирт сплюнул, — тут всюду его изображения.

— А как люди на окраинах живут, видел? — Вадим зло фыркнул. — У нас свиней в таком дерьме не держат.

— У них нет мужества, — презрительно сказал Ротбирт. — Любой анлас уже давно добился бы себе лучшей доли мечом. Эти заслужили свою жизнь!

— Как орут-то… — поморщился Вадим. — Интересно, о чём?

— А не всё ли равно? — хмыкнул Ротбирт. — Как они могут приветствовать тех, кто пришёл к ним с оружием?.. Пугнём их?

— Йохалла не похвалит, — удержал друга Вадим, с интересом посматривая на девушек, тут и там стоявших в толпе. Они были вроде бы и неплохи — в цветных нарядах, высоких рогатых шапках, с золотом в мелких косах, улыбчивые — но при взгляде на них сердце не отзывалось.

Лязгающая сталью змея отряда входила на огромную центральную площадь, окружённую пирамидальными зданиями с плоской верхушкой. На каждой ступеньке длинных лестниц стояли и слаженно пели мальчики в длинных оранжевых одеяниях. На вершинах пирамид горел огонь, который окружали какие-то люди — вероятно, жрецы.

С вершины самой большой пирамиды взревел по-звериному огромный гонг с изображением кракена, которого, как уже успели объяснить местные, звали Чинги-Мэнгу. Народ на площади пал на колени и распластался по земле. Всадники эскорта склонились на конские гривы.

Анласы насмешливо заозирались. Их колонна остановилась, смешавшись — пати окружили кэйвинга, остальные рассыпались в стороны. Всё окружающее вызывало у них двойное чувство — восхищение и недоумение. Неужели это — здания для богов? Но ведь боги сказали, что лучше не жертвовать вовсе, чем жертвовать слишком много! Неужели Чинги-Мэнгу можно купить сладкими песнопениями и постройкой в его честь этих пирамид? В этом городе люди задыхаются от тесноты — наверное, так же тесно и душно тут и их богам. То ли дело — простор и свежесть рощ, где богам так же хорошо, как людям в лесах…

Гонг закричал второй раз. По вымощенной алым гранитом улице — как раз напротив строя анласов — появилась медленно шествующая пышная процессия. Между двумя рядами конных латников в вызолоченных доспехах дюжие рабы несли паланкин из алого с золотой отделкой шёлка. Следом шли толстые лысые люди в пышной одежде, которым совершенно не шли широкие сабли на плечах. Потом вообще трудно было кого-либо выделить в движущейся куче тканей и драгоценностей, при виде которой просто рябило в глазах.

Паланкин опустился. Узкая смуглая рука откинула занавеску, и, чуть пригнувшись, из недр драгоценной коробочки вышла высокая — по здешним меркам — молодая женщина. Огромное количество наложенной косметики не могло испортить впечатления от непривычного, но всё-таки красивого лица. Улыбнувшись алыми губами, она величественным жестом протянула руку вперёд, к анласам — и заговорила.

— Сююуджи Юргул приветствует тебя, вождь пришельцев — и всех твоих воинов. Она рада видеть вас в урхане, и это большая честь…

— А она ничего, клянусь волосами дев ветра, — сказал кто-то из пати.

— Заткнись, — Йохалла ловко соскочил с коня и, подойдя к паланкину, чуть наклонил голову. — Переводи, лысый, раз уж откуда-то знаешь наш язык… Мы тоже рады побывать в вашем гостеприимном городе. Я даю слово, что никому из твоих подданных, правительница Юргул, не будет причинено обиды. Но у меня за городом ещё пять тысяч человек и скот.

— Твоих людей и животных накормят, — поспешно перевёл ответ лысый. — А тебя и твоих ближних людей правительница просит пожаловать к себе во дворец. Сегодня вечером там будет пир в честь гостей — в честь вас, господин!

* * *

Вадим, если честно, и представить себе не мог, что можно без современной техники соорудить такой громадный зал — нет, залище. Потолок скорей напоминал небо и даже расписан был звёздами и светилами, но вместо небосвода они располагались всё на том же божестве — казалось, кракен заполнил собой всю Вселенную. А нарисован он был так жутко, что Вадиму, по правде сказать, стало не по себе и он специально заставил себя смотреть на потолок довольно долго.

— Чего ты туда уставился? — толкнул его в бок Ротбирт. — Садись давай! Посмотри, вот это столы!

Скамей или табуретов у низких столов не было. Садились, скрестив ноги — вполне привычно для анласов, но Вадим про себя чертыхнулся насчёт местных обычаев. Воины снимали шлемы, клали рядом мечи. Кто-то заехал в ухо слуге, попытавшемуся взять топор. Кое-кто ставил на стол жуткие чаши из человеческих черепов, оправленных в золото и серебро — хангары заперешёптывались, подталкивая друг друга и кося глазами.

Столы, надо сказать, буквально ломились от кушаний и кувшинов с напитками — большинство из того, что здесь стояло, анласам было незнакомо… пахло слишком остро или слишком странно. Вдоль стен под тройными факелами золочёными истуканами замерли латные воины. На возвышении у стены играл огромный оркестр — музыка была дикой и непривычной, какой-то диссонансно-завывающей. Среди столов шныряли расторопные слуги с огромными подносами.

— Пива нет, — констатировал Ротбирт, наклоняя по очереди все кувшины, до которых смог дотянуться. Вадим, не чинясь, выломал ногу у барашка и вгрызся в неё, тихо урча (а чего? Пусть боятся!). Сидевший напротив раззолоченный молодой хангар смотрел на мальчишку с ужасом, часто сглатывая. Вадим подмигнул ему — хангар подавился. — А это что за моча? — Ротбирт сунул нос в здоровенный стеклянный кувшин с жидкостью жёлтого цвета. — Эй, это что?!

Вадим срезал своим "оборотнем" мясо у самых губ.

— Специй много, — заметил он, — вкусно… — он перехватил у Ротбирта кувшин и сделал из горлышка большой глоток холодного густого вина, которое защипало язык. — Вино это.

Ротбирт между тем, проводив глазами уплывший кувшин, пожал плечами и пододвинул к себе блюдо с жареными дроздами — а теперь трескал их одного за другим, хрустя косточками и черепами.

— Налей и мне, — он взял кубок, сделанный в виде всё того же кракена. — Или нет, лучше вон того, красного. Похоже на кровь, правда?

* * *

— Подожди за дверью, мальчик, — Йохалла положил руку на плечо щитоносца, следовавшего за ним по пятам. — Или спустись вниз, повеселись.