Красный вереск - Верещагин Олег Николаевич - Страница 8

Олег не ощутил страха. Он лишь отпрянул и присел за камнем, оглядываясь и прислушиваясь. Промытая дождём рана на горле Тверда по-прежнему стояла у него перед глазами, но это был не страх, нет.

Твёрд умер недавно. На дожде он ещё не успел остыть. Тот, кто его убил, был не просто вражеским солдатом — такой не смог бы подобраться к горцу, чуткому, как зверь. И убийца был не далеко. Вернее всего, он даже видел его, Олега.

А кто идёт за снимающим часовых?!

…Вереск спас Олега — и, наверное, всю чету. Ещё не восприняв толком шороха, Олег пригнулся и перекатился через плечо, а удар, который должен был снести ему голову, пришёлся в камень, высекая бледные искры.

Олег вскочил быстрым движением, продолжавшим кувырок.

Напавший на него стоял в трёх шагах, не дальше — ростом чуть повыше Олега, одетый в какой-то пятнистый балахон невообразимого цвета, у которого непонятно где начинались и кончались штаны, куртка, капюшон, маска; в прорезях её поблёскивали серые глаза. На широком ремне висели какие-то штуки, но в правой руке — клинок над плечом — убийца держал то ли меч, то ли тесак: короче меча Олега, но шире, с лезвием в виде лаврового листа.

Вот и всё, что успел рассмотреть Олег. Чутьё заставило его отпрянуть в сторону, одновременно выхватывая меч и камас.

Вовремя. Сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверстием посередине — непонятно, откуда он и взялся в левой руке нападающего! — с тонким злобным посвистом сорвался с его пальца и отлетел от камня. «Вот чем он убил Тверда!» — мелькнула мысль, а потом стало уже не до мыслей.

В каждом движении, в каждом повороте тела нападавшего сквозила странная, безжалостная пластика. Он тёк, словно был сделан из воды, непонятным образом удерживающей человеческую форму и не утратившей своих свойств. Воплощённая смерть надвигалась на Олега — существо, не осознававшее своей гибельности, потому что гибельность эта стала неотъемлемой частью натуры. Широкий клинок казался продолжением руки… и одновременно, как это ни дико звучит, нападающий сам был частью клинка. Олег не мог вонять, кто главный в этом союзе. Движения оружия и неотрывный взгляд серых глаз гипнотизировали и подавляли волю. Олегу стоило больших усилий сбросить липкую паутину оцепенения — и атаковать первым.

Противник скользнул назад и вбок. Из его левого кулака вырос широкий прямой клинок — короче первого. Разворачиваясь в почти балетном повороте, он отвесно и рассчитано ударил оружием в правой — и выбросил вперёд ногу, впечатывая её в голень Олега. Если бы не камас — Олег был бы зарублен сразу. А так — падая, он успел отразить удар клинка и, откатившись, вскочил, заставив себя превозмочь боль.

Удар сыпался за ударом. Казалось, что бой для этого молчаливого существа — не цель, а способ существования. Олегу удавалось защищаться, он поминал добрым словом Йерикку, но понимал, что устанет раньше. В какой-то момент просто запоздает поднять меч — и не отобьёт удар.

Они сражались лицо в лицо, топча и приминая вереск, скользя на камнях. Судьёй был дождь. Олег слышал профессионально-экономичное дыхание врага и это, как ни странно, нервного успокаивало: враг был живым, из плоти и крови.

Широкий клинок вскользь полоснул по левому плечу — толстый плащ распался, как переспевший арбуз под ножом. Заточка у оружия была превосходная!

«Отскочить и выстрелить, — подумал Олег. — А если его приятели совсем близко? Если он меня убьёт — нашим конец, я и так успел чудом, он наверное услышал мои шаги издалека и затаился… Что же делать?!»

И тут он понял — что. Единственно возможное «что».

На этот раз он сам прыгнул под удар — то, за что в земном фехтовании предупреждают «обоюдная атака!» Камасом в левой взял вторую защиту против широкого клинка врага, с силой отведя его в сторону и заблокировав, а сам одновременно чуть развернул корпус назад и поймал удар короткого ножа в левой врага, зажав его руку под мышкой.

Меч Олега был направлен от бедра, концом вверх. Скруглённым здешним концом, хотя и непригодным для уколов, но отточенным до бритвенной остроты. Бросившись вперёд нападающий сам наделся на клинок — до медного огнива. В руку отдало до плеча, её повело назад… Олег удержал её у бока.

Близко-близко Олег увидел спокойные глаза — ни боли, ни вообще какого-то выражения. И поспешно отскочил, замахиваясь изогнутым клинком камаса.

Но никакой нужды в этом не было.

Нападающий стоял так, как оставил его Слёг — левая рука вытянута вперёд, правая отведена в сторону, ноги расставлены. Но всё было кончено. Вогнанный до упора меч торчал слева между рёбер, комбинезон промокал от крови. Потом вздрогнула и пятном потемнела маска, а через секунду с нижнего её края медленно закапали струйки. Стоящий то ли булькнул, то ли кашлянул, то ли вздохнул… и начал падать, не выпуская своего оружия — на бок, показывая вышедшее сзади окровавленное лезвие. Оно и помешало убитому опрокинуться на спину — он застыл в неудобной, полувисячей какой-то позе, из-за чего казался живым, силящимся встать.

Запалённо дыша, Олег опустил камас в ножны и несколько секунд стоял, жадно втягивая сырой воздух. Дождь хлестал по лицу. Надо было забрать меч, и Олег, внутренне сжимаясь, шагнул вперёд.

Он нагнулся, но не успел даже дотронуться до рукояти. Ему послышалось, что убитый что-то сказал.

Волосы встали дыбом на голове у отпрянувшего Олега. Он в ужасе смотрел, как правая рука лежащего заскребла сырой вереск, потом — поднялась, пошарила, стянула капюшон вместе с маской, пропитавшейся кровью. Олег увидел узкое, загорелое лицо парнишки немного постарше самого себя. Серые глаза смотрели прямо в лицо Олегу. Окровавленные губы шевельнулись:

— Так много людей… на самом деле вы — последние… — услышал Олег. — Спаси… бо… Вот… и… всё… — он оскалился и вытянулся. Голова свесилась до земли на плечо. Жёлтые, яркие волосы — таких Олег никогда, не видел — резко потемнели, по ним стекал дождь. Кровь изо рта, остановилась.

Олег несколько раз облизнул губы, не сводя глаз с мёртвого лица. Потом решительно нагнулся и, взявшись, за рукоять меча, потянул. Клинок освободился неожиданно легко, а мертвец окончательно упал на спину — мягко, неслышно. Кровь на его лице начал быстро размывать дождь. Две прозрачные лужицы почти сразу скопились во впадинах глаз.

Олег отвернулся.

— Это хобайн, — Йерикка поднялся с колена и внимательно осмотрелся. — Засада впереди ждёт его сигнала… Тебе повезло. Вольг. Очень повезло.

— Я это уже понял, — угрюмо ответил Олег. И посмотрел в ту сторону, где ребята молча стояли над телом убитого Тверда, для которого первый день войны оказался последним. Вспомнилось, как он говорил, улыбаясь — совсем не давно: «Помирать… коли оченно возжелается…» — Вот и всё, — вырвалось у Олега.

— Что? — Йерикка снял головную повязку, выкрутил её, опять натянул, прижав ею свои рыжие волосы, чтоб не лезли в глаза. Посмотрел вверх и задумчиво сказал: — Кто-то забыл надеть штаны…

— Хобайн — это их славянин-воспитанник? — вспомнил Олег.

— Можно и так сказать, — согласился Йерикка. — На стороне противника их сейчас против нас полный фоорд. Порядка пяти тысяч.

— И всё… ну, такого возраста? — мотнул головой Олег. Йерикка удивился:

— Нет, почему? Взрослые, конечно… Таких они используют на спец-операциях. В том числе — для снятия часовых… Гоймир!

Воевода-князь подошёл, положив руки на висящий поперёк груди ППШ.

— Засада впереди, — предупредил Йерикка. Гоймир поморщился:

— Сам дошёл… Тверда схороним и через горы по тропам полезем, перевалом не пойдём. Пусть одно той порой нас вытропят.

— Где хоронить будем? — спросил Олег. — Тут же нет места…

Он не ожидал ответа от Гоймира, но тот ответил — правда, глядя в сторону:

— Под камень положим, где он смерть принял. Доброе место…