Красный вереск - Верещагин Олег Николаевич - Страница 127

Йерикка окинул своих друзей спокойным взглядом, чуть кивнул Олегу, словно они давно не виделись. И спросил Гоймира, приподнявшегося на локтях:

— Когда выходим, князь-воевода?

Лицо Гоймира пробил ток судороги. Он негромко ответил:

— Про что? Всё понапрасну… с кем выходить?

Йерикка резким движением намотал край плаща на левую руку и сжал правую, обтянутую короткой перчаткой, в кулак. Вскинул этот кулак над головой…

— Это всё — моё, — отчётливо и размеренно сказал, он. — Память о тех, кто пал — моя. Земля, в которой они лежат — моя. Небо, под которым мы живём — моё. Боги и навьи — мои. И я за всё это буду драться, пока не погибну — или не выброшу прочь последнего врага. Если надо — буду драться один, потому что… — он вдруг обрушил кулак вниз так, что свистнул воздух и резко запахло озоном: — Потому что это — мои горы!!! Теперь я ухожу. А вы можете жевать свои потери и листать свои страхи. Можете оставаться, если у вас не хватает храбрости умереть по-мужски. Я всё сказал.

Олег, всё ещё стоявший сбоку от двери, сделал шаг и встал плечо в плечо с Йериккой:

— О'кей, — буркнул, он. — Подожди меня, я почищусь и пойдём воевать дальше, а кто не хочет — скатертью дорога до родного порога… если ноги понесут. Где тут барахло выстирать можно?

В комнатах пещерной базы — в более поздние, очевидно, времена, уже не, гитлеровцами — были сделаны немаленькие запасы продуктов, боеприпасов и оружия. Впрочем, из последнего Гоймир, вздыхая, решил взять только третий по счёту «утёс», пообещав волхву, выведшему проводить чету, заглянуть позже. Помимо всего прочего, Сновид «починил» Святомира так же легко, как чиркают спичкой и благосклонно выслушал желание горцев отправиться к Перуновой Кузне.

— Тут трое суток пути, — предупредил он, — а по реке лучше не сплавляться — данваны совершают облёты.

Длинными переходами он вывел, чету к прятавшемуся под речным обрывом гроту — в него приходилось пролезать сквозь узкую щель, которой кончался коридор. Снаружи шёл снег — падал наискось в струях ветра, делая их видимыми и живыми, похожими на белёсых змей. Бледное, светило солнце — скоро оно и вовсе перестанет подниматься высоко… Чёрные, ледяные даже на вид, воды Вороньей текли внизу, и мальчишки плотнее запахивали плащи

— Спускайтесь, — указал на воду Сновид, — и пусть с вами будет Среча и благословение богов и навьев.

Он поочерёдно поцеловал каждого из ребят в лоб, никого не выделяя, даже Йерикку не задержал. И лишь Олега придержал-таки рукой за плечо, глядя ему в глаза своими — яркими и проницательными.

Но и ему ничего не сказал.

Грозу натянуло откуда-то с юга, даже с юго-запада, от океана. На фоне сплошного, клубящегося фронта туч вспыхивали — страшно, заливая всё вокруг металлическим светом — ветвистые молнии. Снег, шедший последние сутки, мгновенно улёгся, его сменил ожесточённый ветер. Гроза ещё шла над Вороньей, и было видно, как молнии вспарывают воду. До грозового фронта оставалось ещё вёрст десять, но он приближался с бешеной скоростью, особенно жуткий в сумерках вечера, и грохот разрядов просто-таки пугал, хотя Олег и не боялся грозы. Резан шептал молитву — такую Олег впервые услышал от Бранки за Сохатым Перевалом, в начале лета, почти полгода назад. Йерикка стоял, опершись на пулемёт, прищуренными глазами меряя грозу, словно соперника в схватке.

— Разом подойдёт, — сообщил Богдан таким спокойным голосом, что сразу становилось ясно — ему не по себе. — Ты что ж, осерчал на нас, Перун Сварожич?! — крикнул мальчишка в тучи, но шуточка вышла так себе. При виде клубящейся чёрной тучи, пронизанной холодным светом молний, нетрудно было себе представить грозного бога — как он мчится на вороном жеребце по небу, взмахами тупика поражая Змея. Перун был мирным богом, пока не пришла беда, и тогда его молот-топор превратился в оружие; нет страшнее выведенного из себя, разгневанного прежде мирного человека…

Теперь его гнев мог застать на открытой осыпи дозор Рысей. Остальные вместе с Гоймиром прятались сейчас в пещерке за три версты отсюда, до них гнев Сварожича не достанет и краем, а тут…

За трое суток чета покрыла путь от Тёмной до Перуновой Кузни — насквозь весь север Оленьей Долины, мимо разрушенных войной весей и заимок рыбаков на речном берегу. И всё слышнее становилась стрельба — за горами, или среди них, поди разбери. Ветры сорвали последнюю листву с деревьев, оголились леса, и теперь их заваливал снег… но вот пришла припоздавшая гроза, словно Перун решил разбудить напоследок уже взятый Мораной мир!

— Прятаться надо, — решительно сказал Олег. — В пещеру какую-нибудь, нафик…

— То ли ума лишился?! — испугался Богдан. — Склон-то — вон, непрочный, ударит Перун — и пойдут оползни донизу… В ущелье надо уходить, там-то гроза не страшна…

— Верно, — поддержал Йерикка, — пошли…

…Гроза достала их у самого входа в ущелье — дышать сразу стало нечем, ветер с дождём бушевал вокруг, разговаривать не получалось даже криком — гром гремел, не переставая, сотрясались от близких ударов молний скалы, и очередной удар бросил всех четверых наземь, словно могучая рука — картонные фигурки. Волна тёплого, словно из парной, насыщенного озоном воздуха прокатилась над лежащими.