Нежнее шелка, острее стали (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 13

====

[1] Калам - остро отточенная тростинка для письма, в отличие от пера имеет косой заострённый конец. Обычно в работе используется сразу несколько каламов, отличающихся толщиной и углом среза заострённого конца.

[2] Виса – поэтический рассказ о каком-либо знаменательном событии.

========== Глава 5 ==========

После того вечера, когда царевич пригласил его в свои покои (не постеснявшись выгнать Вельса тут же, как они остыли от ласк), северянин несколько дней не видел Зейна. Тот словно нарочно прятался. Но на третий день опять позвал в свою комнату, через слуг велев принести двух кошек.

Вельс опять забыл всё, когда юноша оказался в его объятиях. Даже то, что изворотливый змеёныш его обманывал: он нашёл кольцо и даже принёс в свои покои, но не сказал об этом. Вельс сразу почувствовал, что кольцо было совсем близко, да и пальцы Зейна хранили следы прикосновения к волшебному предмету.

Вельс, конечно же, спросил его:

- Не нашёл кольца?

- Нет, - соврал тот, ни капли не изменившись в лице. – Пока не нашёл.

- Долго… - протянул Вельс, раздумывая, уличить ли мальчишку во лжи прямо сейчас или же посмотреть, что дальше будет.

- А если я его найду, то ты сразу уйдёшь?

- Уйду, - подтвердил Вельс.

- Откуда мне знать? Может, потом ещё чего запросишь? – подозрительно зыркнул на него Зейн.

- Не запрошу. Кольцо мне нужно, чтобы вернуться домой, как только получу его, сразу бегом кинусь из вашей проклятой земли. Клянусь, - добавил он, заметив напряжённый взгляд Зейна, который так и сверлил его, словно надеясь докопаться через эти слова до чего-то другого, до истины.

Но Вельс его не обманывал сейчас. Кольцо действительно нужно было ему для того лишь, чтобы вернуться домой. Он понимал теперь, как правы были родители и все прочие, отговаривавшие его от путешествия. Наверное, один лишь Рагнар не отговаривал, сказал, что любит это в людях – стремление узнать новое и увидеть мир, и что этим Вельс ему и понравился.

- Ты хочешь познать больше, чем остальные, - обычным своим равнодушным голосом произнёс он. – Хочешь заглянуть за туман так же, как хотел узнать, каково делить постель с мужчиной.

Рагнар читал его мысли легче, чем руны в свитках и книгах. Когда колдун впервые коснулся его руки медленно, по-особому, Вельс понял, что тот предлагает ему запретное, и любопытство пересилило. К тому же Рагнар хотел быть снизу. Да, сначала это было просто любопытство, потом же – страсть и желание. Они были любовниками дольше года, а затем Вельс уехал.

Чародей рассказал ему, что пройти сквозь туман и покинуть остров легко, а вот вернуться назад трудно. Для того он и дал кольцо, чтобы Вельс смог найти путь к родному острову Туле, где укрылись те, кто хранил веру старым богам. Остров был завёрнут в защитную магию, как в кокон, и, по слухам, Рагнар был одним из тех, кто её поддерживал. А он, Вельс, обезумевший от ситийских чар глупец, сам отдал кольцо Тионе, потому что решил, что теперь его дом – возле неё, и никогда он не вернётся больше в Туле, в свой зелёный край за п<b>а</b>ром голубым. Впрочем, не отдал бы тогда добровольно, потом бы всё равно отняли…

Вельс задумался в тот вечер, почему же Зейн не возвращает найденное кольцо, но размышлял об этом недолго. Царевич распахнул занавеси на белом алькове и приблизился вплотную к мужчине. За всё это время впервые он не крикнул, словно псу приказывая: «Бери!», а подошёл сам и потянул за рубаху Вельса, вытягивая её из-за пояса. Вельс смотрел на него в замешательстве, глядя, как тонкие пальцы крадутся под рубашку, потом выныривают, взлетают и распутывают шнурки на груди. Глаз Зейна не было видно: они были опущены вниз и скрыты ресницами.

Вельс потянулся к царевичу. Провёл руками по плечам, по спине, потом вдоль позвоночника вверх, к шее и затылку, и начал разбирать причёску.

- Не бойся, - тихо сказал Зейн, всё так же не поднимая глаз. – Не собираюсь тебя убивать.

- Я не боюсь. Мне нравится, когда они распущены.

Зейн наконец-то взглянул на него: зелёные глаза были растерянными и пустыми. Пепельные волосы упали на плечи, и юноша откинул их назад раздражённым движением.

- Что смотришь? – прикрикнул он обычным недовольным тоном. – Раздевайся! Или я тебе прислуживать должен?

Вельс не стал гордеца из себя строить – разделся, а потом и царевича раздел.

Зейн лёг на белый шёлк – золотое на лунно-серебристом – и перевернулся на живот. Вельс смочил пальцы маслом, но, хотя ноги царевича были призывно раскинуты, провёл ладонью по спине юноши. Он начал гладить её, нежно разминать, иногда чуть прищипывая кожу, иногда сильно прижимая, прошёлся по позвоночнику, понежил расслабленные плечи, обвёл острые выступы лопаток. Медленно спустился вниз, к расселине между маленьких округлых ягодиц, от его прикосновения сильно напрягшихся; он едва успел коснуться крохотной сжатой дырочки, как Зейн вдруг вскочил.

Вельс удовлетворённо заметил, что член у него уже стоял как каменный. А стоило лишь спинку погладить…

Царевич сел на постели и порывистым движением потянулся за золотым флакончиком с маслом, плеснул себе на ладонь немного и коснулся груди сидевшего рядом Вельса. Движения Зейна были неуверенными, словно он боялся причинить боль, а иногда, наоборот, слишком резкими, но повторяли то, что недавно делал для него Вельс. Он растирал и гладил его грудь и живот, захватывая иногда плечи и с силой прочерчивая линии по ключицам или круги по соскам. Его пальцы, пусть и девичьи-тонкие на вид, не были мягкими. Три пальца правой руки были особенно грубыми, мозолистыми, - от тетивы, догадался Вельс. Он следил за тем, что делал Зейн и не верил своим глазам.

А Зейн всё гладил руками, словно бы не видя и не понимая, что делает, как ведут себя те, что вслепую ходят по ночам под колдовским влиянием луны. Вельс притянул к себе его правую руку и прижался губами к узкому запястью.

Только что он был зол на царевича, а теперь уже готов был целовать пальцы, которыми лживый мальчишка то самое кольцо трогал.

От поцелуев Зейн очнулся: убрал руки и откинулся на кровать. Вельс развёл ему ноги и просунул палец внутрь, начал ласкать гладкие стенки там. Зейн, обычно закрывавший в такие моменты глаза, сейчас почти неотрывно смотрел на него.

«Да, смотри! Смотри, как я тебя готовлю, - думал Вельс. – Потом будешь смотреть, как я тебя брать буду…»

Едва всё было кончено, Зейн сказал ему убираться. Странным он был в тот вечер, не было в нём той жаркой страсти, что со зверем равняла, он как будто был болен или утомлён. Только смотрел пристально огромными зелёными глазами и губы трепетали – без единого стона.

Вельс вернулся в свою тёмную комнатушку и повалился на топчан. Куда как жёстко после царевичевой постели… Он думал о том, почему Зейн не отдал ему кольцо. Казалось бы, отдай – и будешь избавлен от всех бед. Или не верит? Боится, что северянин получит кольцо назад и тут же выдаст? Да мальчишка вообще сегодня был сам на себя не похож. Утром по дворцу разнёсся слух, что шах Захаб слёг с какой-то тяжёлой болезнью, может, царевич за отца переживал, поэтому был грустен?

Теперь, когда Вельс знал, что кольцо в покоях Зейна, оставалось только найти способ оказаться там одному и забрать подарок Рагнара. А может, царевич отдаст кольцо сам? Вдруг он думает, что сумеет использовать перстень для собственной выгоды и изучает волшебные свойства? Да нет ведь там никаких свойств, кроме одного – провести назад через бело-голубой туман к Туле, и сыну шаха кольцо совсем без пользы.

Вельс решил подождать пару дней, а если Зейн не сознается – пригрозить выдать его, если немедленно не вернёт кольцо.

На следующий вечер царевич опять позвал его к себе, и на этот раз был таким, каким всегда бывал: ненасытным в любви и неприступным в разговоре. Но про кольцо опять смолчал. Только уже в самом конце, когда Вельс был одет и готов уйти, вдруг спросил:

- Так ты был в Ситии?

- Был, - кивнул Вельс.