Слепой (СИ) - Петрук Вера - Страница 27

Какой-то слуга попытался отобрать у Регарди корзину с хлебами. Халруджи ловко оттеснил его плечом и проник в комнату, которая больше походила на семейный склеп, чем на место для теплой встречи родственников.

Рафика постарался на славу, предложив гостям щедрое угощение. По кучеярским обычаям стол изобиловал мясными и крупяными блюдами, ароматы которых вызвали у Арлинга зверское чувство голода и заставили задуматься, когда он ел в последний раз. Кулинарные изыски Масуны могли насытить одними запахами, но сейчас они только мешали ему «рассматривать» приглашенных.

Сейфуллах испепелил Регарди взглядом, однако ему хватило ума промолчать. Пол был устлан мягкими коврами с густым ворсом, и халруджи подумал, что он мог бы промчаться здесь на быке, и его все равно никто бы ни услышал. Внимание гостей было приковано к Сокрану Аджухаму, торжественно восседавшему по правую руку от главы Гильдии. «Итак, их семеро», – определил Арлинг. Два брата Рафики и их дети. Не без удивления он отметил, что Сейфуллах уже не занимал свое место рядом с отцом, а сидел с левого края вместе с четырьмя двоюродными братьями. Значит, семья не простила ему разоренного каравана.

Обойдя всех гостей и убедившись, что цитрусовые лепешки никого не интересуют, Регарди подошел к Сейфуллаху и опустился позади него на колени. За Сокраном и Тимретом, младшим братом Рафики, также сидели телохранители, старательно изображавшие из себя секретарей и личных помощников. Желание главы семейства о «мирной» встрече было выполнено, но, как часто это водилось у кучеяров, лишь формально.

Арлинг почувствовал, что его разглядывают, и улыбнулся. В отличие от своих господ слуги почти ничем не пахли, и их присутствие было заметить труднее. Поразмыслив, Регарди предположил, что все телохранители в трапезной были из одной школы. Тимрет всегда ходил под Сокраном, и охрану, наверняка, выбирал себе так, чтобы не раздражать подозрительного брата.

Если догадки Арлинга были верны, то он оказался в одной комнате с «карпами» – выходцами из военной школы, чьей символикой был карп, считавшийся у кучеяров бессмертной рыбой. И без того мрачное настроение Регарди окончательно испортилось. Его отношения с «рыбьей» школой никогда нельзя было назвать гладкими. Их разногласия тянулись со времен его ученичества и вряд ли должны были закончиться в ближайшем будущем.

Сложив руки на коленях ладонями вверх, Арлинг загнул большие пальцы внутрь, предупреждая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Впрочем, он не был уверен, что его поняли. Старый жестовый язык, которым пользовались некоторые наемники Сикелии, учили не во всех военных школах провинции.

Тем временем, Сокран прилюдно уничтожал племянника.

– Пятьсот тысяч золотых султанов ты подарил пустыне. Позволь узнать, откуда такая щедрость? Разве этому тебя учили в Самрии? Какое безрассудство! Если бы ты потерял деньги твоего отца, мы все решили бы здесь, на семейном совете. Но добрая половина расходов была покрыта за счет общей казны Гильдии.

Сокран многозначительно замолчал, и Арлинг догадался, что он обводит взглядом присутствующих. Рафика не вмешивался, словно происходящее его вообще не касалось. Куда сильнее удивляло поведение Сейфуллаха. Зная его вспыльчивый характер, халруджи ожидал бурной реакции на слова Сокрана, однако, казалось, что мальчишка был полностью поглощен едой.

По едва ощутимому колебанию воздуха Регарди догадался, что Сейфуллах согласно кивал дяде в ответ. Новая тактика или скрытая истерика? Впрочем, запаха журависа не чувствовалось, и это радовало. Плохо было то, что телохранители родственников Сейфуллаха все-таки оказались из «рыбьей» школы. «Карпы» любезно представились, пустив едва заметную дробь по полу кончиками пальцев.

– Если бы он пожертвовал пустыне только деньги, – продолжил Сокран, – мы могли бы закрыть на это глаза, с условием, что Сейфуллах со временем возместит ущерб всем пострадавшим семьям. Но люди! Люди важнее золота! Что ты знаешь о человеческой жизни, мальчик? Она бесценна. Не стоит пытаться изображать того, кем мы не являемся. Разве тебя посылали командовать армией наемников? Нет. Тебя отправляли с миссией, значение которой было куда важнее любой военной кампании. Я всегда был против присутствия солдат в караване, но меня не послушали. Где были твой разум, твое врожденное чувство осторожности, которыми так славится мой брат? О чем ты думал, когда решил оказать сопротивление превосходящим силам противника? О чем думали твои офицеры, чьи услуги мы оплатили столь дорого? Впрочем, большая их часть оказалась мудрее сына моего брата, перейдя на сторону чужеземцев. А ты, тот, на кого Гильдия столь опрометчиво возложила такую ответственность, как командование караваном, ты решил сотворить чудо, выставив горстку наемников против многотысячной армии! Погибли не только воины, но и купцы. Полсотни человек из торговых кланов не вернулись в город. А это наша кровь, и она не смывается, Сейфуллах.

– Пожалуй, не стоит быть таким строгим, дорогой брат, – вмешался молчащий до этого Тимрет. – Нам все-таки вернули верблюдов и почти всю выручку. Сейфуллах молод и горяч, но он дошел почти до самого Балидета. Через земли керхов, между прочим.

– Любезный брат, не осмелюсь возражать твоей превосходящей мудрости. Захватчики поступили щедро, отдав нам наши же деньги. Но если мы вспомним истинную цель путешествия Сейфуллаха, то утраты представляются невосполнимыми. Начнется война, и пока Маргаджан не захватит остальные города Сикелии, дорога в Фардос и другие торговые земли для нас закрыта. Достоинства мужа проявляются в путешествии. Пусть Сейфуллах вернет кадуцея. Для столь высоких миссий ему стоит подрасти.

Сокран замолчал, и Арлинг понял, что все смотрели на Рафику. «Карпы» тоже подобрались, несомненно, чувствуя гордость за красноречие господина.

– Что ж, – задумчиво произнес старший Аджухам. – Пусть скажет слово в свою защиту сам Сейфуллах.

Арлинг почувствовал, как мальчишка кивнул, небрежно отложив в сторону кусок баранины. Такого отменного аппетита его господин не проявлял уже давно.

– Почтенные гости, уважаемый отец, – начал свою речь Сейфуллах. – Пышный букет похвал, благоухание которых посрамит мускус самрийской каборги, будет наградой Сокрану Аджухаму, соловью красноречия, певчей птице из садов ясного слога, жаворонку в цветнике веры! Он возлагает на голову венец мудрости и носит одежды жизненного опыта. Он первое звено в цепи праведников, лучезарный свет и честь мира, да увековечит Омар его величие!

Сейфуллах остановился, чтобы отхлебнуть айрана из чашки, но Регарди показалось, что он сделал это, чтобы скрыть с трудом сдерживаемую улыбку. У Арлинга появились большие сомнения в том, что мальчишка не баловался журависом. Похожие подозрения возникли и у остальных членов семейного совета, которые в гробовом молчании слушали сына Рафики.

– Стряхни с себя пыль ненависти и злобы, дорогой дядя! – дерзко продолжил Сейфуллах. – Не иначе, как ваша великая мудрость подсказала закупить моим воинам гнущиеся мечи из дешевой стали и больных баранов, которые пали от язвы в первый же месяц. А сто тюков мокрого шелка – чей это был товар? Любой купец из каравана подтвердит, что на мешках стояло клеймо Сокрана Аджухама. Почтенные гости, уважаемый отец, я должен был продать сто тюков гнилого мокрого шелка нашим друзьям из швейного братства Муссавората. Несомненно, дальновидный дядя решил таким образом устранить конкурентов, даже не поставив меня в известность о качестве этого не самого дешевого товара. Любезный Власт, глава братства, согласился принять в обмен на брак столько же тюков муслина, что, конечно, не одно и то же. Вряд ли он захочет покупать у нас еще раз. Но все эти мелочи подобны пылинкам перед лицом неисправимых поступков, совершенных верным слугой вашим, Сейфуллахом Аджухамом. Меня обвиняют в излишней щедрости, оттого что я подарил пустыни столько золота, но сравнивать изливающую дождь тучу с дарами и щедростью моего дяди – великая несправедливость и явное заблуждение. Швейные фактории в Иштувэга в первый раз за много лет не купили нашу ткань, потому что с прошлого года делают ее сами. Помниться, Сокран Аджухам был очень доволен своей поездкой в Иштувэга. Во сколько вы оценили этих милых насекомых, дядя? В школах нас учат беречь и охранять национальную гордость Балидета, а, вступая в Гильдию, мы даем торжественную клятву никогда не вывозить куколок шелкопряда Мианэ за пределы долины. Да, им придется несладко в непривычном климате Иштувэга, но несколько колоний вполне могли выжить. Для торговли с соседними городами шелка хватит едва ли, но вот Иштувэга уже не будет нуждаться в наших услугах. Бесценный подарок, не правда ли, дорогой дядя?