Вперед, на Запад! - Кингсли Чарльз - Страница 19

Наконец мы прибыли к берегам Новой Испании[62], близ старого места — Номбре де-Диос. Мистер Оксенхэм вышел на берег и вместе с командой своей лодки углубился в лес, чтобы разыскать негров, которые помогли нам три года тому назад. То были симаруны, господа, негритянские рабы, удравшие от своих испанских хозяев, воплощенных дьяволов. Через три дня капитан вернулся с очень хмурым лицом и сказал: «Наша проделка второй раз не удастся. Вряд ли нам удастся перехватить караван с золотом. Симаруны заявляют, что со времени нашего последнего визита[63] караваны не трогаются с места без достаточного количества солдат, по меньшей мере двухсот ружей. Поэтому, — добавил он, — мои храбрецы, нам предстоит либо вернуться с пустыми руками отсюда, с этого рынка сокровищ всей Индии, либо совершить такое дело, какого никогда еще никто не совершал, — оно мне больше всего нравится именно по этой причине». И когда мы спросили, о чем он говорит, он ответил: «Ну что же, если Дрэйк не поплывет в Южные моря, мы это сделаем». И когда все согласились, он показал мне и другим письмо и сказал: «Как оно прибыло — не ваше дело, но я хранил его за пазухой с тех пор, как покинул Плимут, и теперь я говорю вам то, чего не хотел говорить до сих пор: Южные моря были все время моей целью. Это письмо содержит вести о кораблях с драгоценными изделиями и золотом, которые должны в этом же месяце прибыть из Квито[64] и из Лимы. И все это вместе с жемчугами из Панамского залива и другими несказанными благами станет нашим».

После этого, джентльмены, мы словно с ума сошли от страсти к золоту и весело принялись за чудовищную работу. Прежде всего мы поставили наш корабль на мель в большом лесу, растущем прямо в океане; сняли с него мачты и спрятали его среди деревьев, вместе с четырьмя артиллерийскими орудиями. Затем, не оставив никого на корабле, мы направились к Южным морям через Панамский перешеек с двумя малыми артиллерийскими орудиями, с нашими кулевринами[65] и с хорошим запасом провианта, и с нами шесть негров-проводников.

Так мы прошли двенадцать лиг[66] до реки, что течет в Южные моря.

Там, нарубив лесу, мы сделали лодку и в ней пустились вниз по течению к Жемчужному острову в Панамском заливе.

На Жемчужном острове мы нашли много хижин, индейцев, ловящих жемчуг, и красивый дом с портиками. В доме не оказалось испанцев за исключением одного человека. При виде его Оксенхэм пришел в исступление и бросился на него: «Собака, где твоя госпожа? Где барка из Лимы?» На это тот довольно храбро спросил: «Какое дело англичанину до его госпожи?»

Но мистер Оксенхэм пригрозил, что будет давить ему голову веревкой до тех пор, пока у него глаза не вылезут, и напутанный испанец рассказал, что корабля из Лимы ожидают через две недели.

Десять дней мы спокойно ждали, не разрешая никому покинуть остров. Мы набрали хороший запас жемчуга и прекрасно питались дикими животными и свиньями, пока на десятый день не прибыла маленькая барка. Мы ее захватили и узнали, что она из Квито и везет на борту шестьдесят тысяч золотых песет[67] и другие богатства. Если бы мы удовольствовались этим, все пошло бы хорошо. Некоторые хотели вернуться сразу, им хватало достаточно и жемчуга и денег. Но Оксенхэм пришел в бешенство и поклялся заколоть всякого, кто повторит это предложение. Он уверял нас, что корабль из Лимы, о котором у нас есть известия, гораздо больше и богаче и сделает нас всех принцами. Вторая барка появилась на шестнадцатый день и была захвачена без выстрела и кровопролития.

Взятие этой барки было гибелью для каждого из нас, так как уж нужно все сказать: с этой барки из Лимы Оксенхэм взял молодую даму, лет двадцати двух — двадцати трех, с ней был высокий мальчик лет шестнадцати и маленькая девочка, очаровательное дитя лет шести или семи.

Но вот что было странно: эта дама ничуть не казалась испуганной или огорченной и приказала своей малютке также не бояться нас. Только мальчик имел очень угрюмый вид, и особенно, когда замечал даму и мистера Оксенхэма беседующими в стороне. После этой удачи мы предполагали прямо вернуться к реке, откуда пришли, и как можно скорей отправиться домой, в Англию. Но мистер Оксенхэм убедил нас вернуться на остров и наловить еще немного жемчуга. Я думаю, на это безумие, превратившееся в несчастье, его толкнула дама. Когда мы собирались сойти на берег, я, спустившись в каюту пленницы, услышал, как Оксенхэм и она говорили друг другу «жизнь моя», «повелитель мой», «свет моих очей» и другие нежности. Мы сошли на берег, и мистер Оксенхэм удалился с дамой в дом, откуда три дня не выходил. Он оставался бы там и дольше, если бы люди, которые нашли мало жемчуга и устали стеречь и охранять такое количество испанцев и негров, не явились к нему с шумом и не поклялись уйти. Все были недовольны капитаном, а он — всеми. Мы вернулись к устью реки, и там начались наши злоключения. Как только мы вышли на берег, негры потребовали, чтоб Оксенхэм выполнил договор, который он с ними заключил. Оказалось, он условился с симарунами отдать им всех пленников, захваченных нами. И, хотя с отвращением, Оксенхэм готов был отдать испанцев, предполагая, что негры собираются обратить их в рабство. Но в то время, как мы все стояли и разговаривали, один из испанцев, поняв, что им предстоит, бросился на колени перед Оксенхэмом и, крича, как безумный, стал умолять не отдавать его, так как негры, сказал он, никогда не берут испанцев в плен, а жарят его живьем и затем поедают его сердце. Мы спросили негров, возможно ли это? Некоторые ответили: «Какое вам дело?» Но другие смело сказали, что это совершенно верно и что месть — лучшая приправа, нет ничего вкуснее испанской крови. А один из них, указав на даму, сказал такую глупую и дьявольскую вещь, что мне стыдно было бы повторить ее, а вам услышать. Мы все были поражены ужасом, а Оксенхэм сказал: «Если бы вы сделали молодцов рабами, это было бы совершенно справедливо, так как вы некогда были их рабами, и я не сомневаюсь, что с вами достаточно жестоко обращались. Но раз дело идет о таком ужасе, я не позволю ни одному из них попасть в ваши гнусные лапы». Началась ссора, но Оксенхэм решительно приказал вернуть пленников на корабль и дал им уехать, взявши с собой только сокровища и даму с маленькой девочкой. Мальчик же уехал на Панаму.

После этого симаруны ушли от нас, поклявшись отомстить, а мы поднялись вверх по реке до того места, где встречаются три ручья; затем дальше вверх по самому меньшему из трех. После приблизительно четырех дней пути, когда ручей совсем измельчал, мы вытащили нашу лодку на песок, и Оксенхэм спросил людей, согласны ли они тащить золото и серебро по горам до Северного моря.[68] Некоторые из них вначале отказались, а я и другие посоветовали оставить изделия и взять только золото. Но Оксенхэм обещал каждому по сто серебряных песет сверх его доли. Это их удовлетворило.

На следующее утро Оксенхэм спросил людей, желают ли они пойти к холмам, разыскать негров и убедить их, несмотря на ссору, помочь нести сокровища. Матросы вскоре согласились, решив, что таким образом избавят себя от лишнего труда. Почти все ушли с Оксенхэмом, оставив нас шестерых сторожить даму и сокровища.

Так он ушел, провожаемый слезами дамы, и отсутствовал семь дней. Все это время мы верно и честно служили даме.

На седьмой день мы шестеро чистили лодку. С нами была малютка, собиравшая цветы, а Виллиам Пенберти удил рыбу на расстоянии приблизительно ста шагов от нас. Вдруг он с криком вскочил и бросился к нам, приказывая схватить девочку и бежать к дому, так как на нас напали испанцы. Это оказалось правдой. Прежде чем мы достигли дома, нам вслед было пущено до сотни пуль. Однако они в нас не попали. Тогда некоторые из врагов, остановившись, прицелились как следует из своих мушкетов и убили одного из плимутских людей.