Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Берджесс Энтони - Страница 34

До конца года «слуги лорда-камергера» четыре раза играли при дворе. Сомнительно, что они представили «Ричарда II»: это было самое подходящее время для комедий. Серьезность сохраняли для реальной жизни, но затем наступил тяжелый год — 1596-й. Как мы увидим, это был очень тяжелый год для Шекспира, но, по крайней мере, он его пережил. Слишком много людей умирало на улицах из-за нищеты; цены на продовольствие стали несообразно высокими; деньги, которые должны были принести облегчение беднякам, продолжали тратить на войну с иностранцами. Генрих IV Французский жаловался, что Англия оказывает недостаточную помощь в его борьбе против общего католического врага; Елизавету взбесил деголльевский тон требований его посла. Французы всегда были нацией предателей, говорили англичане. В новом году был заключен союз, который сулил такие же выгоды, как разорванный.

С приходом весны из Франции стали поступать тревожные новости. Вероломные французы говорили, что они предпочли бы иметь в Кале испанцев, а не англичан, так как при испанцах всегда оставалась надежда вернуть город при посредничестве Папы, в то время как англичане, однажды завладев им, никогда не отдадут обратно. Это была типично галльская логика, и она сильно раздражала англичан. В апреле испанцы обосновались в Кале и, собрав значительные силы, приготовились пересечь Ла-Манш. Эта угроза была посерьезнее того подобного комариному укусу нападения, которое уже потревожило Корнуолл. В Великую пятницу шесть тысяч человек выступили маршем в Дувр, но, поскольку пришло известие, что Кале не может больше держаться, набор рекрутов был отложен. В пасхальное воскресенье, когда епископ собора Святого Давида читал королеве нотацию относительно ее старческой немощи и, сочиняя унизительную для нее проповедь, указывал на то, что годы ее уходят, опять был объявлен набор рекрутов. Найти новобранцев не составило труда: поскольку шла служба и все верующие находились в церкви, то просто-напросто закрыли церковные двери и силой забрали в армию нужное количество человек. На этот раз они выступили в Дувр, но не отплыли в Кале. Разнесся слух, что испытанные в боях войска из Нидерландов прорвали оборону испанцев и достигли гарнизона, но по вине отвратительных французов их уничтожили. Испанцы, по словам французов, были более симпатичны, чем северные протестанты, говорившие на каком-то непонятном языке.

Давно составленный англичанами альтернативный план был теперь приведен в действие. Они намеревались послать в Кадикс флот под командованием лорда Чарлза Хоуарда, лорд-адмирала, и графа Эссекса, который уже снова был любимцем королевы. За несколько недель до их отплытия из Плимута вернулись из пиратского набега корабли Дрейка и Хокинса, но без Дрейка и Хокинса. Они были мертвы, и рискованное предприятие провалилось. Предсказания в год климактерического кризиса королевы не сулили ничего хорошего. Но, напутствуемые молитвами королевы, флот и войска отплыли в Испанию 3 июня.

Тщательно обдуманный рисунок интерьера театра «Лебедь» — единственный дошедший до нас из елизаветинских времен

Между тем началось неудачное для Шекспира лето. Некий Уильям Гарднер, взяточник и самодур, но при этом мировой судья в Саутуорке, подал заявление, что Шекспир совместно с Фрэнсисом Лэнгли, владельцем театра «Лебедь», угрожал его жизни. Вероятно, все это была чепуха: Шекспир был не Кит Марло, пьяница, в любой момент готовый ввязаться в драку; речь шла о преступном намерении, не более того, но оно означало судебный процесс. Отягощенный этими проблемами, Шекспир пытался продолжать работу над новой историей, которая была основана на старой пьесе, поставленной «слугами королевы» — «Бурное правление короля Иоанна». Как всегда у Шекспира, представляя прошлое, он комментировал настоящее. В пьесе идет речь о вероломной Франции и непокорной Англии, о вневременном протестантизме, проявляющемся в презрении Иоанна к кратковременной власти Папы. Звучали в ней также патриотические фанфары, которые Уилл всегда был готов привести в действие:

Но это, несомненно, худшая из пьес зрелого Шекспира. В ней есть прекрасные строки, но герои лишены правдоподобия. И еще: зная об особенно мрачном настроении поэта в то лето, мы находим странные осколки мучительно острой боли. Фраза принца Генриха, к примеру, где «который» имеет двоякий смысл:

Или умирающий король Иоанн:

Лебедь Эйвона, носящий лебедя, эмблему лорда-камергера, на своей ливрее, торопливо набрасывает эти строки в жаркое лето, — вот тот материал, из которого создана метафора. И его молодой лебедь скончался. Пемброк говорит:

Самая острая боль в словах Констанции, матери Артура, которой предстоит умереть:

В начале августа умер Гамнет Шекспир. Ему было одиннадцать с половиной лет. Энн Шекспир было сорок, и, вероятно, считалось, что время рождения детей для нее закончилось. Уилл должен был примириться с мыслью, что он умрет, не оставив после себя сына — наследника почестей, за которые его отец боролся до победного конца. Энн, эта грубая селянка, которая держалась вдали от опасностей такого города, как Лондон, возможно, еще переживет его. Обращенные к Саутгемптону сонеты, в которых он воспевал радости отцовства, очевидно, стали больно ранить Уилла. И 29 октября, когда бедный ребенок уже покоился в своем маленьком королевстве, геральдмейстер ордена Подвязки, наконец, наградил Джона Шекспира титулом и гербом, которого он так долго добивался.

«Золотой гербовый щит, на темном поясе посеребренное стальное копье. В верхней части щита, в качестве эмблемы, распростерший крылья серебряный сокол, стоящий на венце из фамильных цветов, держащий в лапке позолоченное стальное копье с нашлемником с различными лентами, какие приняты обычаем, более отчетливо изображенными здесь на полях. Таким образом, подписью, по полномочию моей конторы, все вышесказанное утверждается, и оно будет законно для указанного Джона Шекспира, дворянина, и для его детей, имеющихся и потомства (во все времена и места подходящие), чтобы носить и показывать то же прославление или достижение на тех же щитах, маленьких круглых щитах, гербе, щите герба, вымпелах, флажках, печатях, кольцах, величественных сооружениях, зданиях, утвари, ливреях, гробницах, или памятниках, или других предметах для всякого рода военных деяний или гражданского использования или применения, в соответствии с законом о гербах и обычаях, которые принадлежат дворянам, без позволения или прерывания любым другим человеком или людьми для использования или ношения того же самого».