Операция «Святой Иероним» - Карпущенко Сергей Васильевич - Страница 7

Они уселись в том же скверике, у фонтана, и Дима долго молчал, покуривая сигаретку, потом неожиданно сказал:

— Я, признаться, не помню, чтобы из Эрмитажа когда-нибудь похищалась картина. Может быть, ты помнишь?

Сердце Володи тревожно забилось, но он ответил не дрогнувшим голосом:

— И я ничего не слышал о таком...

И снова молчание. И опять заговорил Дима, но чужим, ледяным голосом:

— Знаешь, есть люди, которые хотели бы стать обладателями одной эрмитажной картиночки. Такая, знаешь, оригинальная прихоть. Втемяшится же порой в голову — не выбьешь...

И опять замолчал. Молчал и Володя.

— И тем, кто помог бы им в этом, люди эти заплатили бы по-королевски...

Володя все сразу понял, и больше не было сил молчать, поэтому, еле шевеля сухими губами, он заговорил:

— Конечно, ты меня для того и позвал, я же сразу догадался! Хочешь, чтобы я в Эрмитаж полез картину красть? Ну так поищи другого дурака или сам пойди! Ты парень ловкий, с шестого этажа на веревке спустишься, вот и прогуляйся! А меня на это дело подставлять не надо!

Володя, говоривший все быстрее, все уверенней, сказав последнее слово, поднялся и зашагал прочь, но его остановил не то чтобы окрик, а просто зов, и не интонация его, а, скорее, содержание:

— Матери своей лишишься! Остановись!

И Володя на самом деле встал как вкопанный, точно его ступни надежно приклеились к земле. А потом тяжело, неуклюже повернулся и побрел к Диме, смотревшему на мальчика с полуулыбкой уверенного в своей власти чародея, а еще с сожалением: «Зачем дергаться, дескать? Все равно далеко не уйдешь».

Когда Володя, стараясь не смотреть на Диму, сел возле него, тот миролюбиво начал:

— Ну для чего все эти сцены? Неужели ты не понимаешь, не чувствуешь, что нас с тобой связала высшая сила и никуда ты от меня не уйдешь. Мы с тобой из одного горна, из одного тигелька — точно пули одного калибра. Только ты еще по молодости себя плохо знаешь, но... узнаешь.

Дима помолчал, давая Володе возможность переварить эти веские, многозначительные фразы, и продолжил еще более дружеским, располагающим к себе тоном:

— Дорогой мой, я совершенно не хочу прибегать к угрозам — это грубо и не годится для друзей, для равных, хоть у меня и есть повод сердиться на тебя. Моя хромота тому доказательством... Ну да хватит кругами ходить говорю с тобой прямо и открыто. Слушай... — И Володя весь точно сжался, как пружина, ожидая услышать приговор своей порядочности. — Так вот, я от тебя жду помощи, потому что мне страшно понадобился один... экспонат, хранящийся в Эрмитаже. Если ты исполнишь все, как надо, то ты получишь десять тысяч американских долларов. — И тут хладнокровие будто покинуло Диму, и он, повернувшись к Володе, с каким-то болезненным восторгом в лице, взахлеб, воскликнул: — Да ты знаешь, какое это богатство? Это же полтора миллиона.

Эта цифра на самом деле заставила Володино сердце забиться так быстро, что тут же вспотели руки и запылали щеки, хотя на улице было прохладно и лежал снег. А Дима продолжал, и каждый его довод достигал цели, словно душа Володи и не пряталась где-то в глубине тела мальчика, а сидела рядом с ним, и можно было мять и кромсать ее, мастеря из нее что-то свое, чужое для Володи и уродливое:

— Теперь дальше... Получив свои полтора миллиона, или валютой, как вам заблагорассудится, ты тут же передашь их своему несчастному папочке. И будь уверен, твоя дорогая мамочка вернется домой буквально через пару дней и жизнь в вашей скромной квартирке потечет, как прежде, — с тихими и нехитрыми житейскими радостями. Твой сыновний долг будет исполнен. Разве ради этого не стоит потрудиться?

Да, Володю откровенно покупали, и мальчик понимал, что выполнение «сыновьего долга», на которое напирал Дима, было всего лишь стремлением хоть чуточку оправдать всю грубость сделки. Но ведь Володю покупали за очень хорошие деньги, и эти «баксы» на самом деле могли помочь и ему, и папе, и, действительно, уже одно то, что мама возвратится, а папа перестанет пить, заставило мальчика помедлить со вторичным отказом.

— А что нужно будет... вынести из Эрмитажа? — спросил он, хотя это и не являлось для Володи очень важным.

— А ты не догадался?! — насмешливо спросил Дима. — А «Святого Иеронима» и вынесем. Для кого вынесем — пусть эта проблема тебя не тревожит. Для того, кто очень хорошо заплатит. И совесть твоя, заметь, чистой останется. Во-первых, на месте оригинала останется копия, отличнейшая копия, а, во-вторых, картина попадет в руки настоящих знатоков искусства, тех самых стоящих людей, которые и управляют миром. Ты разве не знаешь, сколько шедевров за время большевистской власти переехало «туда»?

— Так, — согласился Володя, потому что в словах Димы логика была, хоть и какая-то иезуитская, недобрая.

— Ну а раз ты со мной согласен, то, думаю, упрашивать тебя мне больше не нужно. И так немало уж красноречия потратил. И помни — полтора миллиона заработать не всякий сможет. А ты, считай, имеешь их в своем кармане.

И Володя, не думая больше ни о чем, не затрудняя свою совесть напрасными копаниями в себе, решительно кивнул:

— Да, хорошо. Я помогу тебе, — и увидел, как расползлись в улыбке красивые губы Димы и он стал похожим на черта со старинной немецкой гравюры, которую видел Володя в книге о демонах, оставленную мамой дома. Отчего-то мальчик частенько рассматривал эту книгу.

Договор был подписан...

ГЛАВА 5

ОТЛИЧНЫЕ КРОССОВКИ, ГИМНАСТИЧЕСКИЕ БРУСЬЯ И ШИРОКАЯ ЛЕГКАЯ КУРТКА

То ли Дима куда-то торопился в тот день, то ли хотел дать Володе возможность успокоиться, потому что видел, как возбужден его юный друг, но во всяком случае они расстались, договорившись встретиться в понедельник в метро, на Невском. И Дима удивил Володю просьбой — нужно было принести все, что нужно для занятий в спортивном зале, а также полотенце, мыло и мочалку.

Не стоит даже говорить о том, что пережил Володя за сутки, отделявшие его от встречи с Димой. «И почему в спортивном зале? — недоумевал Володя. Может, он хочет научить меня спускаться по веревке с крыши на этаж? Или обучит приемам каратэ на случай встречи с милицией? Ну почему он сразу не объяснил мне, почему?»

Но кроме размышлений по поводу странного места встречи, в сознание Володи тонкой струйкой, как сквозняк из щелочки, проникали такие мысли: «Неужели я согласился стать вором? Так легко согласился! Меня купили, правда за очень дорогую цену, но все-таки купили!»

***

Когда Володя увидел Диму в вестибюле метро, на нем не было уже джентльменского пальто и кепи — нарядная спортивная куртка и джинсы украшали теперь стройную фигуру Володиного друга, а в руке — большая спортивная сумка.

Дима поздоровался приветливо, но тут же с серьезным видом взял Володин мешок со спортивной амуницией и, хотя мальчику это не очень понравилось, пошуровал в нем, рассматривая вещи. Потом презрительно сморщился:

— Вот это: и штаны, и футболку, и кеды — мы выбросим на помойку, потому что идти с тобой вместе в мой спортивный зал просто стыдно. Найдем получше, поприличней, а это...

И Дима глазами стал искать место, намереваясь тотчас же исполнить свое решение. Его взгляд наткнулся на нищенку, стоявшую у стены с протянутой рукой.

— Ага! — радостно воскликнул Дима. — Имеем прекрасный случай выказать свое милосердие и прекраснодушие!

Он подошел к нищенке, вынул из Володиного мешка все его спортивное снаряжение и протянул одежду женщине:

— Берите, бабушка! Сей отрок жалует вам со своего плеча одежку! Не взыщите, что мало, может, червонца два и выручите!

— Ох, спасибо милые! — зашамкала женщина. — Бог вас наградит!

Но Дима отчего-то внезапно нахмурился и строго заявил:

— Не надо нам Бога! Мы и без его помощи себя наградить сумеем! Поняла?

Бабка даже опешила, испугавшись холодного тона своего «благодетеля».