Смотри, как они умирают - Макбейн Эд - Страница 26

— Ой, ну разве это не мило? Один из дорогих «Пурпурных латинос» принес нам мороженое!

Он резко взглянул вверх и тут же узнал золотистую рубашку, в голове его вспыхнуло: «Королевские гвардейцы», и он приказал себе не пугаться, однако почувствовал, как в животе у него все внутренности словно завязались в тугой узел.

— П-привет, Томми, — выдавил он.

— Привет, Зип, — отозвался Томми. — Ты как раз вовремя. Сгони-ка своего парнишку с ящика.

— Согнать… но… — Он помолчал, кусая губы. Коробка с мороженым в его руках вдруг стала неимоверно тяжелой. — Но… но это мой ящик, — возразил он, — я притащил его своими руками…

— Все зависит от того, кто им пользуется, — заметил Томми. — Теперь наш черед здесь стоять.

— Эй, послушай, Томми, — сказал Зип, — ну зачем нам ссориться, а? Разве мы не можем…

Томми внезапно приподнялся на носки, мотнул головой в сторону Папы и ткнул лбом его в ногу, тот потерял равновесие и рухнул с ящика на тротуар. Зип стоял беспомощный с руками, полными мороженого, а мыслями — Чайной, не зная, что ему предпринять в сложившейся ситуации и почему…

— Бей, — приказал ему Фил.

— Да ладно тебе, Фил, разве мы не можем…

— Ли Первый Убийца, — поправил его Фил.

— Да, конечно, разве мы…

— Бей! — твердо повторил Фил.

И толкнул внезапно Зипа. Томми, прекрасно знавший этот маневр, подставил ногу, и Зип повалился навзничь, выпустив из рук коробку. Стаканчики с мороженым раскатились по земле. Он мгновенно вскочил на ноги, молниеносно сунув руку в карман. Сейчас в его мыслях не было ничего, кроме дикой ярости. Если Чайна и сказала ему что-то, он начисто все позабыл. Единственное, что буравило мозг, — его третируют двое подонков из «Королевских гвардейцев» и они унизили его при всех.

Пальцы крепко сжимали в кармане выкидной нож, в голове пульсировало: «Я должен выбраться из этого дерьма».

— Не вздумай выпустить клинок, Зип, — спокойно предупредил Фил.

Он быстро взглянул на Томми и увидел, что он тоже держит руку в кармане. Взгляд его переметнулся на Фила — тот был готов атаковать его с фланга. Он застыл в нерешительности. Елена, стоя на ящике, начала нервно смеяться. Томми усмехнулся и тоже расхохотался, через секунду к ним присоединился и Фил. Их смех звучал победоносно, издевательски. Зипа затрясло. Он хотел кинуться на них, он хотел уничтожить их, хотел вонзить в них лезвие ножа, показать им — кто он на самом деле, показать им, что они никто, чтобы смеяться над ним. Но страх черным червем вгрызался в его внутренности, он вдруг почувствовал, как пальцы его разжались, выпуская нож. В бессильном гневе, с глазами, наполненными слезами, которые он не хотел, не мог показать, Зип круто развернулся и пнул один из стаканчиков с мороженым, валявшийся на земле.

И в ту же секунду он увидел Фрэнки Эрнандеса на пожарной лестнице.

Прижавшись к стене и пригнувшись, тот миновал первое разбитое окно, потом следующее, сжимая в руке револьвер. Мгновение помедлил и, пригнувшись, притаился рядом с третьим.

Поднял револьвер.

Зип, содрогнувшись, понял, что сейчас произойдет.

Сгорая от стыда и негодования, страстно желая взорваться, страстно желая доказать этим грязным ублюдкам, что они не смеют так обращаться с ним, страстно желая закричать, выплеснуть переполняющий его стыд, страстно желая показать, что он — Зип, Зип, ЗИП, а не плюгавая малолетка, он взглянул на окна первого этажа и вдруг, сам не осознавая почему, приложил рупором ладони ко рту.

— Пепе! — заорал он. — Пожарная лестница!

Глава 13

Когда Эрнандес услышал крик, сначала он подумал, что ему померещилось. Его немедленной реакцией было повернуть голову в сторону улицы. Потом он понял, что Миранда в квартире уже отреагировал на неожиданное предупреждение. И тут же увидел самого Миранду: палец его немедленно нажал на спуск револьвера 38-го калибра. Он услышал взрывы внутри квартиры, и тут же его отшвырнуло назад, и он стал падать. Падать до металлической площадки пожарной лестницы ему пришлось не больше трех футов, но ему показалось, что он падал долго и грохнулся о площадку с такой силой, с какой ударяется о землю метеорит.

Грудь его прошили две пули.

Его еще никогда в жизни не ранили. Ни разу. На службе он видел раненых людей, но как-то не думал, что такое может произойти и с ним. В детстве они играли и в полицейских, и в грабителей, и в индейцев, и в ковбоев. «Бам! Я попал в тебя! Бам! Ты мертв!» В идее получить пулю всегда было что-то чарующее. Даже когда он видел настоящие открытые раны, ощущение очарования не пропадало.

Теперь он знал, что это ощущение было фальшивым, ему ужасно хотелось знать, кто же продал его вот так ни за что ни про что. Когда пули врезались в его грудь, сначала он почувствовал только удар, и больше ничего. Бить-то его раньше били, и еще как били, буквально вышибали из него дух. Так что он знал, что это такое. Однажды его огрел молотком сумасшедший сторож — удар пришелся в плечо, тогда он почувствовал внезапную резкую боль и холодный металл, врезавшийся в мясо. Но вот не стреляли в него еще ни разу, а теперь он узнал, что, когда человек получает пулю, у него отнюдь не ласково стискивает грудную клетку и он издает звук вроде «уф-ф-ф!», а потом совершает отличное картинное падение. Он узнал, что силу пули вполне можно сравнить с ударом мчащегося локомотива, что попавшая в человека пуля сбивает его с ног. Все оказалось очень просто. Может, и не каждый человек, в которого попадает пуля, валится с ног, но пули, пронзившие Эрнандеса, закрутили его и буквально снесли с пожарной лестницы.

Сначала он почувствовал только удар и шок, потом холодное ощущение падения куда-то в пространство, беспомощность, полное отсутствие контроля над собой, он просто падал, падал, падал, пока не столкнулся с металлом, будучи не в состоянии даже вытянуть руки, чтобы смягчить соприкосновение о преграду.

А потом он оказался в огне.

Огонь поглотил его. Он начал расползаться от двух дырочек в спине, откуда вышли из него пули, буровить тело вроде пылающих туннелей по направлению к входным отверстиям, охватил всю грудную клетку, плечи, горло, потом лицо — и через несколько секунд он весь был охвачен безжалостным пламенем. Ему стало трудно дышать, он втягивал воздух через приоткрытые губы, смутно осознавая, что, видимо, одна из пуль прошла сквозь легкое, на губах у него запузырилась кровь, а он думал, что это слюна, пока на манжете рубашки не заметил ярко-красные пятна. Вот тогда он запаниковал.

Задыхаясь, весь горя и едва не теряя сознания от боли, пронизывающей его, он чувствовал, как паника нарастает у него в голове и обосновывается за глазными яблоками, словно пара крючковатых пальцев, пытающихся выдавить их из глазниц. Кровь пузырилась на его губах все сильнее.

Как-то легко ему подумалось, а не умирает ли он.

Жесткие пальцы упорно продолжали давить ему на глаза, его стало периодически захлестывать волны темноты. Ему были слышны крики с улицы. Он с любопытством подумал, удалось ли схватить того, кто сдал его Миранде.

К горлу подкатила тошнота.

Она вдруг стала подниматься из глубины живота, во рту появился вкус рвоты, а потом пожарная лестница затряслась, и небо затряслось, он захлебнулся собственной кровью и провалился в небытие.

«Пурпурные латиносы» исчезли, как неуловимые арабские воры.

Зип побежал в тот же момент, когда закричал Миранде, предупреждая его об опасности; он продрался через толпу и скрылся за углом. Папа и Сиксто, едва успев осознать, что произошло, бросились за ним. Троица скрылась прежде, чем Бирнс, Карелла и Паркер выскочили из здания.

Бирнс немедленно повернул голову в сторону пожарной лестницы.

— Фрэнки! — заорал он. — Фрэнки!

Ответа не последовало.

— Что случилось? — выкрикнул Паркер, задыхаясь от бега. — Он мертв?

— Я не знаю. Он просто лежит там. Надо спустить его. — Он вдруг перевел взгляд на тротуар под пожарной лестницей. — Что за черт… Боже! Господи боже!