Сами боги - Азимов Айзек - Страница 40

Бэррон Невилл не выносил этих звездных видов и всегда сердито их выключал, повторяя каждый раз: «Как только ты их терпишь? Из всех моих знакомых одной тебе нравится эта безвкусица. И ведь этих туманностей и звездных скоплений в действительности даже не существует!»

А Селена спокойно пожимала плечами и отвечала: «А что такое «существует в действительности?» Откуда ты знаешь, что те, которые можно увидеть с поверхности, действительно существуют? А мне они дают ощущение свободы и движения. Неужели я не могу обставить свою квартиру, как мне нравится?»

После этого Невилл бормотал что-то невнятное и без особой охоты шел к окнам, чтобы вновь их включить, а Селена говорила: «Оставь!»

Мебель отличалась округлостью линий, а стены были покрыты неярким геометрическим орнаментом на приятно приглушенном фоне. Нигде не было ни одного изображения, которое хотя бы отдаленно напоминало живое существо.

«Живые существа принадлежат Земле, – говорила Селена. – А тут Луна».

Вернувшись домой в этот вечер, она, как и ожидала, увидела у себя в комнате Невилла. Он полулежал на маленькой легкой кушетке, задрав ногу в сандалии. Вторая сандалия валялась рядом на полу. На его груди, там, где он ее задумчиво почесывал, проступили красные полосы.

Селена попросила:

– Бэррон, свари кофе, ладно? – и, грациозно изогнувшись, одним гибким движением сбросила платье на пол и носком ноги отшвырнула его в угол. – Уф! – сказала она. – Какое облегчение! Пожалуй, хуже всего в этой работе то, что приходится одеваться, как земляшке.

Невилл, который возился в кухонной нише, ничего не ответил. Он слышал это десятки раз. Через минуту он спросил с раздражением:

– Что у тебя с подачей воды? Еле капает.

– Разве? – рассеянно сказала она. – Ну, значит, я перерасходовала. Ничего, сейчас натечет.

– Сегодня у тебя были какие-нибудь неприятности?

– Нет, – Селена пожала плечами. – Обычная канитель. Смотришь, как они все ковыляют, как притворяются, будто еда им не противна, и наверняка все время думают про себя, предложат им ходить раздетыми или нет… Бррр! Ты только представь себе, как это выглядело бы!

– Ты, кажется, становишься ханжой?

Бэррон вернулся к столу, неся две чашечки кофе.

– Не понимаю, причем тут ханжество. Дряблая кожа, отвислые животики, морщины и всякие микроорганизмы. Карантин карантином, только они все равно нашпигованы всякими микробами… А у тебя ничего нового?

Бэррон покачал головой. Для лунянина он был сложен очень плотно. Привычка постоянно щуриться придавала хмурое, почти угрюмое выражение его лицу.

«А если бы не это, – подумала Селена, – оно было бы очень красиво».

Он сказал:

– Да ничего особенного. Мы по-прежнему ждем смены представителя. Прежде всего надо посмотреть, что такое этот Готтштейн.

– А он может помешать?

– Не больше, чем нам мешают сейчас, В конце-то концов, что они могут сделать? Подослать шпиона? Но как земляшку ни переодевай, за лунянина он сойти не сможет! – Тем не менее в его голосе слышалась тревога.

Селена внимательно смотрела на него, со вкусом прихлебывая кофе.

– Но ведь и лунянин внутренне может быть вполне убежденным земляшкой.

– Конечно, но как их узнаешь? Иногда мне кажется, что я не могу доверять даже… Ну да ладно. Я трачу уйму времени на мой синхрофазотронный проект и ничего не могу добиться. Все время что-то оказывается более срочным.

– Возможно, они тебе попросту не доверяют, да и неудивительно! Вольно же тебе расхаживать с видом заядлого заговорщика!

– Ничего подобного! Я бы с величайшим восторгом раз и навсегда ушел из синхрофазотронного комплекса, но тогда они и правда встревожатся… Если ты растратила свою водную квоту, Селена, о второй чашке кофе, наверное, не стоит и думать?

– Да, не стоит. Но если уж на то пошло, то ведь ты усердно помогал мне транжирить воду. На прошлой неделе ты дважды принимал у меня душ.

– Я верну тебе водяной талон. Мне и в голову не приходило, что ты все подсчитываешь.

– Не я, а водомер.

Она допила свой кофе и, задумчиво посмотрев на дно чашки, сказала:

– Они всегда строят гримасы, когда пьют наш кофе. То есть туристы. Не понимаю почему. Я его всегда пью с удовольствием. Ты когда-нибудь пробовал земной кофе, Бэррон?

– Нет, – ответил он резко.

– А я пробовала. Всего раз. Один турист тайком провез несколько пакетиков кофе – растворимого, как он его назвал. И предложил мне попробовать, рассчитывая на… Ну ты понимаешь. По его мнению, это был справедливый обмен.

– И ты попробовала?

– Из любопытства. Очень горький, с металлическим привкусом. Просто омерзительный. Тут я объяснила этому туристу, что смешанные браки не входят в лунные обычаи, и он тоже приобрел горький и металлический привкус.

– Ты мне об этом прежде не рассказывала! И он себе что-нибудь позволил?

– А собственно, какое тебе дело? Нет-нет, он себе ничего не позволил. Не то с непривычки к нашей силе тяжести он у меня полетел бы отсюда до коридора номер первый. Кстати, – продолжала она после паузы, – меня сегодня обхаживал еще один земляшка. Подсел ко мне за обедом.

– И что же он предложил тебе взамен… «ну ты понимаешь», по твоему столь изящному выражению?

– Он просто сидел и ел.

– И поглядывал на твою грудь?

– Нет, только на именной флажок… Но в любом случае не все ли тебе равно, на что он поглядывал? Или, по-твоему, я только и думаю о том, чтобы завести роман с землянином и любоваться, как он хорохорится наперекор непривычной силе тяжести? Да, конечно, подобные случаи бывали, но не со мной, и, насколько мне известно, ни к чему хорошему такие романы не приводили. С этим вопросом все ясно? Могу ли я вернуться к моему обеденному собеседнику? Которому почти пятьдесят? Впрочем, он и в двадцать явно не был сногсшибательным красавцем. Правда, лицо у него интересное, не стану отрицать.

– Ну ладно, ладно. Портрет его меня не интересует. Так что же он?

– Он спрашивал про синхрофазотрон.

Невилл вскочил, слегка пошатнувшись (обычное следствие быстрых движений при малой силе тяжести).

– Что именно?!

– Да ничего особенного. Что с тобой? Ты просил, чтобы я тебе рассказывала о туристах все вплоть до мелочей, если эти мелочи хоть в чем-то выходят за рамки стандартного поведения. Ну так вот, о синхрофазотроне меня еще никто ни разу не спрашивал.

– Ну хорошо! – он помолчал, а затем спросил уже спокойнее: – Почему его интересует синхрофазотрон?

– Не имею ни малейшего представления, – ответила Селена. – Он просто спросил, нельзя ли его посмотреть. Может быть, он любит осматривать научные учреждения. А может быть, он просто это придумал, чтобы заинтересовать меня.

– Что ему, кажется, и удалось! Как его зовут?

– Не знаю. Я не спросила.

– Почему?

– Потому что он меня нисколько не заинтересовал. Ты уж выбирай что-нибудь одно! Впрочем, сам его вопрос показывает, что он – простой турист. Будь он физиком, ему бы не пришлось задавать таких вопросов. Его пригласили бы туда и без них.

– Дорогая моя Селена! – сказал Невилл. – Ну хорошо, я повторю все с азов. При нынешнем положении вещей любой человек, задающий вопросы про синхрофазотрон, уже потенциально опасен, а поэтому нам нужно знать о нем как можно больше. И почему, собственно, он обратился с таким вопросом именно к тебе? – Невилл быстро прошелся по комнате, словно сбрасывая излишек энергии. Потом сказал: – Ты специалистка по таким вещам, Он показался тебе интересным?

– Как мужчина?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Перестань увиливать, Селена!

Она ответила с явной неохотой:

– Он интересен, в нем даже есть что-то интригующее. Но я не могу сказать, что именно. В его словах и поведении не было ничего хоть сколько-нибудь необычного.

– Интересен, в нем есть что-то интригующее? В таком случае тебе нужно встретиться с ним еще раз.

– Ну, предположим, мы встретимся – и что же я должна буду делать?