Шах королю - Алексина Алена - Страница 67

Но узник словно не услышал его, лишь едва заметно шевелились губы, шепча заклинание, залечивающее рану. Глаза его снова были закрыты. В нынешней ситуации он мог только ждать и думать. Вот только мысли возвращались лишь к одному вопросу: что с ниидой?

– …на нее что – напал зверь?

– …большая кровопотеря…

– …готовьте операционную…

Сознание заволокло липким туманом. Незнакомые голоса, лишенные сочувствующих интонаций – ровные, деловитые, доносились откуда-то издалека. Кассандра попробовала шевельнуться, но обжигающая боль вспыхнула в животе, а сознание померкло. Девушка провалилась в спасительное беспамятство, так и не успев открыть глаза.

– И вот, прихожу я с этим направлением к терапевту, а она мне – мол, анализы у вас в норме, наверное, приступ гастрита. Какого гастрита, говорю, всю ночь не спала, на стены лезла…

– Да что ж ты сразу-то к хирургу не пошла? Ведь и ребенку понятно, раз правый бок – значит, аппендицит!

Кэсс медленно разлепила ресницы. Белый ровный потолок. Ряд пыльных плафонов. Стены светло-зеленого цвета. Она чуть повернула голову и уткнулась взглядом в высокое окно с жиденькой занавеской. За окном лил дождь вперемежку со снегом. Скреблась в стекло черная ветка мокрой липы. Март…

– Проснулась, маленькая? – Незнакомый голос – спокойный, мягкий, полный сострадания. – Попить хочешь?

Не без труда переведя взгляд, Кассандра увидела сидящую на соседней койке коротко стриженную незнакомку средних лет, облаченную в синий трикотажный халат.

– Кх…

Очнувшаяся попыталась что-то сказать, но ободранное изнутри горло болело, поэтому получилось только сухо кашлянуть. Женщина тут же поднялась, взяла с тумбочки стакан со вставленной в него соломинкой и поднесла пластиковую трубочку к губам страдалицы.

– Вот так. Ну-ну-ну… Много нельзя, а то вырвет после наркоза-то. – Стакан уплыл на прежнее место. Жаждущая проводила его тоскливым взглядом, а заботливая дама поправила на своей подопечной одеяло и спросила: – Получше?

– Да, – хрипло ответила та. – Где я?

– В больнице, где же еще. Сестры сказали – тебя кто-то в живот пырнул, так хирург несколько часов штопал. И то хорошо, что соседка твоя «скорую» вызвала. Наверное, крики услышала.

Девушка закусила губу.

На какое-то мгновение рассудок замер, парализованный ужасом – неужели она попала сюда после того, как ее нашли в ванной с перерезанными венами? Но сердце, ухнувшее было в пустоту, снова затрепетало, когда до рассудка дошли слова незнакомки. Несказанное облегчение затопило с головой. Не сумасшедшая. Ей не приснилось. Не сумасшедшая.

– Сколько… я… тут? – снова выдавила по слову несчастная.

– Ну, в палату привезли вчера вечером. Ты после наркоза долго отходила. А уж сколько на операции пробыла, не знаю. Реанимация вся занята, вот тебя к нам и поселили. Да ты лежи, лежи, не шевелись. Нельзя пока. Меня Наташей зовут, а там вон Юля. – Она махнула рукой куда-то за спину. – Да ты не переживай, если что надо – говори. Поможем!

Последние слова донеслись уже сквозь сон. Веки отяжелели, и смутное забытье обступило сознание.

Проснуться пришлось от резкого голоса:

– Куприянова – на уколы! Да, прямо сейчас. Остальные – на завтра-а-ак!

За окном стояло мглистое туманное утро.

Наташа подошла к бессильно лежащей пациентке и, увидев, что та проснулась, без лишних вопросов дала попить.

– Ну, как ты, маленькая?

– Жива, – слабо улыбнулась та.

– Да гляжу, порозовела даже, – кивнула женщина. – Я тебе из столовки сейчас бульончику принесу. Будешь?

Бодрая и энергичная болтушка явно собиралась взять шефство над Касей, а та, отвыкшая от такой почти материнской заботы, лишь благодарно улыбнулась и снова закрыла глаза.

Говорить не хотелось. Не хотелось дышать и думать. Но мысли, как тараканы, повылезали из дальних уголков, где прятались все это долгое время, и заполонили голову.

Впервые за полгода девушка вдруг оказалась предоставлена сама себе. Теперь рядом больше не было квардинга, одергивающего нииду, когда ее резвые думы пускались вскачь слишком уж быстро и мчались во весь опор, не зная удержу. Сейчас Кассандра вспоминала все, случившееся с ней за последние месяцы, и душу захлестывал ужас. Эмоции, столь тщательно подавляемые вплоть до сегодняшнего дня, накрыли с головой.

Первое знакомство с Амоном. Холод в его глазах. Неодолимая чувственная тяга – мучительная, всепоглощающая. Тяга к тому, кого даже не знала толком!

Шлец. Его веселье и беспечное жизнелюбие: «Эх, красава!» А эта копна ржаво-рыжих волос? И то искреннее удовольствие, с которым он прислуживал хозяевам?

Первый поцелуй. Странный, поскольку был лишен трепета сердца и сопровождался только трепетом тела… Деревня с чумазыми ребятишками, тычущими пальцами в красавицу с огненной косой. Десятки людей, которых уничтожили лишь потому, что господин счел это необходимым.

Драка с Риэлем… Демон в таверне. Разъяренный Амон. Схватка с Арианой. Обожженный, вытянувшийся на закопченном полу Фрэйно. Юноша-инкуб с испуганными глазами на меловом лице. Снова Фрэйно, но уже со спиной, превращенной в кровавое месиво. Ею, Кэсс, превращенной! Воспоминания нахлынули лавиной, и жертва захлебывалась в них, тонула, словно в трясине.

Жестокий мир. Жестокие обычаи. Жестокие существа. И она, мягкосердечная девочка из современного мегаполиса, стала в нем такой же жестокой, как остальные. И сама не заметила этого.

Она не осознавала, что кричит и бьется на узкой больничной койке, не видела, как кинулась к двери Наташа, как вбежал в палату переполошенный персонал, как наваливались ей на руки медсестры, чтобы удержать бьющуюся в припадке пациентку.

Долго подавляемые эмоции и страхи вырвались наружу, сметая на своем пути все барьеры, сводя с ума. И в тот момент, когда несчастная уже почти потеряла рассудок, правое запястье опалило огнем – яростным, приносящим успокоение. Словно квардинг оказался рядом и жестоко пресек страдания нииды, как делал это всегда. Девушка открыла слезящиеся глаза: тонкий браслет на запястье переливался оттенками черного, синего, фиолетового. Безумие отступало. Она наконец стала различать встревоженные крики медсестер, сухой командный голос врача, причитания соседок по палате и с запозданием поняла, что все это время ее пытались удержать в горизонтальном положении и ввести в вену иглу с успокоительным.

– Все… – успела пробормотать страдалица, прежде чем вновь погрузиться в темноту.

«Потерпи…»

Она так и не поняла – снится ей или Амон действительно нашел способ докричаться сквозь миры и пространства. Весь оставшийся день Кэсс то просыпалась, то снова погружалась в дрему. Из зыбкого полусна в реальность ее выдернуло бодрое приветствие:

– Добрый вечер, дамы! Можно к вам?

Дремавшая Кассандра рывком попыталась сесть, настолько неуместен был этот голос здесь, в больничной палате. Увы, по животу словно полоснули ножом, и девушка свалилась обратно, застонав от боли.

Тирэн. Такой знакомый и в то же время чужой. В темном деловом костюме и серой рубашке с ослабленным серебристым галстуком. Высокий, поджарый, он казался сошедшим с картинки глянцевого журнала. Мечта, а не мужчина. Уверенный в себе, элегантный. Красивые глаза смотрят чутко и доброжелательно, но в зрачках… В зрачках вспыхивает хорошо знакомая Звериная искра.

Он держал в руках объемный целлофановый пакет, который тут же бросил на пол, когда Кэсс попыталась подняться.

– Ты что творишь?! – всполошилась Наташа, подлетая к подопечной. – Швы разойдутся!

– Тир! – Не обращая внимания на заботливое лепетание, девушка вцепилась в плечо склонившегося над ней демона. – Где он?

– Т-ш-ш, Змейка моя. – Наставник положил тяжелые ладони на солнечное сплетение нииды и, не оглядываясь, приказал двум другим обитательницам палаты: – Выйдите.

– Но… – начала было протестовать одна из них.

– Выйдите.

Он не повысил голоса, но, как когда-то давно Ленка безоговорочно выполнила приказ Амона, так теперь и обе женщины торопливо зашлепали тапками к двери.