Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Лукадо Макс - Небесные овации Небесные овации

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Небесные овации - Лукадо Макс - Страница 28


28
Изменить размер шрифта:

сущности, «бартер», купля-продажа. Сделай то, и Бог даст тебе это.

79

Каков итог? Самонадеянность или страх. Самонадеянность, если думаешь, что

достиг Царства, и страх, если боишься, что нет.

В Царстве Христа все полностью противоположно. Это Царство для нищих.

Царство, вход в которое даруется, а не покупается. Ты допущен в Божье Царство. Ты

«усыновлен». И происходит это не тогда, когда ты сделаешь достаточно, а когда ты

признаешь, что не можешь сделать достаточно. Ты этого не заслуживаешь; ты просто

это получаешь. И в итоге ты совершаешь служение не из самонадеянности или

страха, а из благодарности.

Недавно я прочитал рассказ о женщине, которая много лет жила с суровым, грубым мужем. Каждый день он оставлял ей список дел, которые необходимо

сделать к вечеру, к его возвращению домой. «Убрать во дворе. Уложить дрова в

поленницу. Вымыть окна...»

Если она не справлялась с заданием, он приходил в бешенство. Но даже если она

выполняла все пункты списка, муж никогда не был доволен; в сделанном ею он

находил всевозможные изъяны.

Когда тот муж скончался, она вышла замуж во второй раз — за человека, который

относился к ней с трогательной нежностью и обожанием.

Однажды, разбирая ящик со старыми бумагами, она наткнулась на один из

списков ее первого мужа. Она внимательно его просмотрела, и вдруг слезы радости

закапали на листок.

— Я по-прежнему делаю все это, но никто мне не приказывает. Я делаю это, потому что люблю его.

В этом — неповторимое чудо нового Царства. Его подданные трудятся не для

того, чтобы попасть на небеса; они трудятся, потому что попадут на небеса. Вместо

самонадеянности и страха — радость и благодарность.

* * *

Приход такого Царства и провозглашает Иисус — Царства любви, вечной жизни и

прощения.

Мы не знаем, как воспринял Иоанн переданные ему слова Иисуса, но можем это

себе представить. Мне хочется думать, что легкая улыбка озарила лицо Иоанна, когда он услышал слова своего Наставника.

— Вот оно что... Вот каким будет Царство. Вот что сделает Царь.

Теперь он понял. Дело не в том, что Иисус молчал; дело в том, что сам Иоанн

хотел услышать неверный ответ. Иоанн ждал ответа о своих земных бедах, тогда как

Иисус занимался его обустройством на небесах.

Об этом стоит помнить в следующий раз, когда вы услышите молчание Бога.

Если вы просили себе супруга, но постель ваша по-прежнему пуста... если вы

молились о ребенке, но чрево все еще бесплодно... если вы молились об исцелении, но болезнь не уходит... не думайте, что Бог вас не слушает. Он слышит. И отвечает на

просьбы, которые вы даже не высказывали.

Святая Тереза Авильская 7 была достаточно мудра, чтобы молиться: «Не

наказывай меня, даруя то, чего я хочу или о чем прошу»10.

7 Святая Тереза Авильская (1515-1582) — испанская монахиня и писательница. — Примеч. пер.

80

У апостола Павла хватило честности написать: «...мы не знаем, о чем молиться, как

должно...»11

По сути дела, Иоанн Креститель не просил слишком многого, он просил слишком

малого. Он просил Отца уладить то, что временно, тогда как Иисус занимался тем, что вечно. Иоанн просил о помощи здесь и сейчас, а Иисус готовил спасение в

грядущем.

Означает ли это, что Иисусу и дела нет до несправедливости? Нет. Он заботится о

гонимых. Ему небезразличны неравноправие, голод и предубеждения. И Он знает, каково нести наказание за то, чего не совершал. Он знает, что значит кричать: «Да это

же неправильно!»

Ведь не было правильно, что люди плевали в глаза Тому, Кто их оплакивал. Не

было правильно, что воины бичами окровавили спину своего Спасителя. Не было

правильно, что гвоздями пронзили руки, сотворившие землю. И не было правильно, что Сын Божий вынужден был слышать молчание Бога.

Это не было правильно, но это произошло.

Ведь пока Иисус был на кресте, Бог действительно сидел сложа руки. Он

отвернулся. Он не слушал стоны Невинного.

Он хранил молчание, когда грехи всего мира возлагались на Его Сына. И Он ничего

не сделал, когда крик в миллион раз отчаяннее, чем упрек Иоанна, ударился в

мрачное небо: «...Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»12

Было это правильно? Нет.

Было это честно? Нет.

Была это любовь? Да.

В мире несправедливости Бог единожды и навсегда склонил чашу весов в сторону

надежды. И сделал Он это Своими руками, чтобы мы смогли познать Царство Божье.

81

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда...

Глава 18

НЕБЕСНЫЕ ОВАЦИИ

Я почти дома. Пять дней, четыре кровати в разных отелях, одиннадцать

ресторанов, двадцать две чашки кофе — и я почти дома. Восемь самолетных кресел, пять аэропортов, две задержки рейса, одна прочитанная книжка, пятьсот тринадцать

пакетиков арахиса — и я почти дома.

Подо мной подрагивает пол салона. Позади плачет младенец. С боков

переговариваются какие-то бизнесмены. Но важно только то, что впереди — мой

дом.

Родной дом. Проснувшись сегодня утром, я первым делом подумал о нем. Сходя

с последней кафедры, я первым делом подумал о нем. Поблагодарив служащую в

последнем аэропорту, я первым делом подумал о нем.

Нет другой такой двери, как дверь родного дома. Нет лучше места, чтобы

вытянуть ноги, чем под столом у себя дома. Никакой кофе не сравнится с кофе из

твоей домашней турки. Нет вкуснее еды, чем домашняя. И никакие объятия не

сравнятся с объятиями родных и близких.

Родной дом. Самая долгая часть возвращения домой — часть последняя, когда

самолет рулит от взлетно-посадочной полосы к терминалу аэропорта. Я из тех, кого

стюардессы всегда по два раза просят оставаться на своих местах. Это я сижу, одной

рукой взявшись за свой кейс, а другой — за застежку ремня безопасности. Я усвоил, что есть критическая доля секунды, за которую можно успеть прорваться по проходу

в салон первого класса, прежде чем поток пассажиров начнет выливаться в дверь.

Я веду себя так не в каждом полете. Только когда возвращаюсь домой.

Когда я выхожу из самолета, мое сердце вздрагивает. У меня едва не дрожат

руки, пока я спускаюсь по трапу. Я иду след в след за пассажиром впереди. Тискаю

свою сумку. Мой желудок сжимается. Ладони потеют. В зал прибытия я вхожу, как

актер выходит на сцену. Занавес поднят, и публика стоит полукругом. Большинство

встречающих видят, что я не тот, кто им нужен, и смотрят мимо меня.

82

Но вот сбоку я слышу знакомый крик двух маленьких девочек:

— Папочка!

Повернувшись, я вижу милые умытые личики. Это мои дочки встали на кресла и

прыгают от радости, что главный мужчина в их жизни идет к ним. Дженна на минутку

перестает прыгать, чтобы захлопать в ладоши. Она встречает меня аплодисментами!

Не знаю, кто ее этому научил, но уж будьте уверены -— я не стану говорить ей, чтобы

она сейчас же прекратила.

За ними я вижу третье личико — маленькая Сара, всего-то нескольких месяцев

отроду. Она сладко спит, но слегка морщит лобик от шума.