Алхимия Финансов - Сорос Джордж - Страница 2

1989 г. мы решили распределять часть нашей прибыли между акционерами либо в

форме наличности, либо акциями вновь созданных фондов. В результате мы сейчас

управляем семью фондами, суммарный акционерный капитал которых превышает

10 млрд. долл.

Шаг за шагом я стал принимать все менее активное участие в управлении фондами.

Мне повезло, так как благодаря Алхимии финансов я познакомился со Стенли

Дракенмиллером. Он в это время управлял другим фондом и он нашел меня,

поскольку моя книга его заинтриговала. Мы стали встречаться, и в итоге он

присоединился к моей фирме. Сначала ему показалось нелегко работать со мной.

Несмотря на то, что я наделил его значительными полномочиями, его стесняло мое

присутствие и ему казалось, что результаты его деятельности хуже, чем до прихода

в мою фирму. К счастью, я начал принимать все большее участие в революционном

процессе, который привел к краху коммунистической системы. Я создавал сеть

фондов в коммунистических странах и путешествовал по таким местам, связь с

которыми была весьма слабой. Летом 1989 г. я сказал Стену, что он должен принять

на себя полную ответственность за управление фондом. С этого момента мы

больше не испытывали трудностей.

Я стал тренером, а он — спортсменом. Результаты нашей деятельности

улучшились, и мы вступили в период стабильного роста. Каждый год в течение

последних трех лет мы отмечали рост более чем на 50%. Несмотря на то, что у нас

и ранее было два похожих периода процветания, это можно считать исключительно

успешным результатом, особенно принимая во внимание наши международные

масштабы. Дракенмиллер не только хороший управляющий фондом, он также и

хороший партнер. Под его руководством мы смогли увеличить и улучшить нашу

команду менеджеров так, что сейчас она обладает наибольшей глубиной понимания

за все время своей работы. Случилось так, что наградой за мою филантропическую

деятельность стало процветание моего бизнеса. Процветание позволило мне

расширять сеть фондов с головокружительной быстротой.

Мое участие в крушении коммунизма — это иная история, о которой следует

рассказать отдельно. Фактически я уже написал об этом две книги — Открытие

советской системы, в 1990 г., и Подписка на акции демократии, в 1991 г. Здесь же

необходимо заметить, что в своей филантропической деятельности в Восточной

Европе я руководствовался той же философией, как и на финансовых рынках. Как

читатель скоро увидит, я рассматриваю изменения на финансовых рынках как

некий исторический процесс. Это делает мою теорию особенно приложимой и к

такому историческому процессу, как крушение коммунизма. Я действительно

применял мою теорию и это позволило мне предвосхищать события лучше, чем это

в большинстве своем делали остальные. Я обнаружил, что существует

значительное сходство между процессом типа подъем-спад, характерным для

финансовых рынков, и подъемом и падением советской системы.

По иронии судьбы я стал популярным не благодаря моей деятельности в Восточной

Европе, а вследствие прибылей, которые мы получили, играя на курсе фунта

стерлингов, когда Великобритания вышла из Механизма Обменных Курсов 16

сентября 1992 г. В одно мгновение я стал знаменитостью, прежде всего в

Великобритании, а затем и во всем остальном мире. Когда стало известно, что

группа фондов Квантум приобрела большой пакет акций Нью-монт Майнз,

взлетели цены на золото. Хотя я и не выражал никакого мнения по поводу золота,

мне приписывали самые разнообразные точки зрения. Я пытался их отрицать, но

без всякого успеха. Хотя я не претендовал на статус гуру, я не мог не отреагировать, когда он был мне навязан. В действительности я даже приветствовал это, поскольку

полагал, что это будет полезно и даст мне возможность высказывать свою точку

зрения по политическим вопросам. Но это было не так-то просто. Когда я заявил,

что политика высоких процентных ставок Бундесбанка начала становиться

контрпродуктивной, рынок ответил резким давлением вниз на немецкую марку.

Когда же я возражал против европейской политики в Боснии, меня либо

игнорировали, либо мне советовали придерживаться той области, в которой я

разбираюсь. Наихудшие результаты моя деятельность имела во Франции, где я

воздержался от спекуляций против франка, поскольку не желал нести

ответственность за крах остатков европейского механизма обменных курсов. Но

вина за это все равно была возложена на меня. Правительство Франции

отреагировало на мои рекомендации даже более негативно, чем оно реагировало бы

на мою спекулятивную деятельность. Необходимо было показать, что спекулянты

должны спекулировать и не раскрывать рта.

Моя репутация финансового гуру создала огромный спрос на Алхимию финансов,

вот почему и выходит это новое издание. Я должен признать, что мой образ мыслей

значительно изменился с тех пор, как я написал эту книгу, но сейчас меня занимают

в основном исторические, а не финансовые процессы. Рамки этого предисловия не

позволяют мне изложить свои идеи, для этого мне надо написать новую книгу. Я

намереваюсь сделать это, как только позволит время, а здесь я должен сделать лишь

одно важное теоретическое замечание, необходимое для того, чтобы привести эту

книгу в соответствие с моим сегодняшним образом мыслей.

В Алхимии финансов я представил теорию рефлексивности так, словно она всегда

может быть релевантной. Это верно в том смысле, что механизм двусторонней

обратной связи, являющийся основным отличительным признаком рефлексивности,

может вступить в действие в любое время, но он не может считаться действующим

постоянно. В действительности же в большинстве ситуаций он является настолько

слабым, что его без опасений можно игнорировать. Следует различать условия,

близкие к равновесным, когда определенные корректирующие механизмы

предотвращают слишком разительное расхождение восприятии и реальности, и

условия, далекие от равновесного состояния, когда действует рефлексивный

механизм двойной обратной связи и тенденция к сближению восприятии и

реальности не возникает, если не происходит значительных изменений в

существующих условиях, то есть, изменения всего режима. В первом случае

применима классическая экономическая теория и расхождения между

восприятиями и реальностью можно игнорировать как чисто шумовой эффект. Во

втором случае теория равновесия становится неприменимой, и мы сталкиваемся с

однонаправленным историческим процессом, когда изменения как в восприятиях,

так и в реальных условиях становятся необратимыми. Важно различать эти две

различные ситуации, поскольку то, что нормально в одной из них, в другой

нормальным не является.

Идея разграничения условий, близких к равновесным, и условий, далеких от

равновесного состояния, представлена в Алхимии финансов. В конце первой главы я

провел различие между обыденными и историческими изменениями, но я

недооценил важность этого разграничения. Я назвал его тавтологическим. Теперь я

считаю это ошибкой. Тавтология возникла лишь потому, что я не рассматривал этот

вопрос достаточно глубоко и охватил этим словом то, что в действительности

является фундаментальным различием в структуре событий.

В большинстве явлений, изучаемых с помощью научного метода, один набор

условий следует за другим, независимо от чьих бы то ни было мыслей по этому

поводу. Явления, изучаемые общественными науками, в том числе и деятельность

финансовых рынков, имеют мыслящих участников, и это все усложняет. Как я

пытался показать, взгляды участников по самой своей природе являются