Влюбленные в Лондоне. Хлоя Марр (сборник) - Милн Алан Александр - Страница 13

Амелия совершила неудачную попытку сыграть красным шаром.

– Теперь ты, Нэнси, – бодро сказала она.

Нэнси встала и осмотрела поле.

– Думаю, в этот раз надо сыграть красным, – решила она. – Что-то он отстал.

Бедняжка Амелия! С видом знатока Нэнси провела красный шар через несколько ворот. Амелия следом играла желтым. По чистой случайности желтый шар оказался на позиции. В жилах Амелии взыграла кровь американских первопроходцев: чего бы это ни стоило, желтый пройдет в воротца.

– Почему бы вам не сыграть красным, дорогая? – послышался голос Нэнси.

Англия победила.

После обеда мы вышли на лужайку. Амелия прилегла на шезлонг, а я стал выбирать молоток для игры. Наконец подыскал тот, который больше всего подошел бы моему стилю игры, однако Амелия погрузилась в сон.

– Какая трусость, – заметил я. – Америка напугана. Сегодня ей задали жару.

Амелия открыла один глаз.

– Перестаньте, – ответствовала она. – У меня как раз происходит смена президентов, требуются тишина и покой. А вы слишком энергичны.

– Если вам угодно, я тоже могу заснуть, – запротестовал я. – Мне нет равных в послеобеденном сне. Но я с этим борюсь!

– А я не хочу бороться, но…

– Послушайте, вы начните игру, а подремлете потом, когда настанет моя очередь.

Амелия согласилась и, едва я запустил все четыре шара, вновь улеглась на шезлонг.

– Два часа двадцать пять минут, – объявил я. – Красный проходит третьи воротца.

Амелия чуть слышно всхрапнула.

– Два часа тридцать минут. Великолепное продвижение. Замечательная погода. Красный проходит пятые воротца.

Амелия вздохнула.

– Два часа сорок минут. Ветер стих. Красный приближается к колышку.

– Пусть победит сильнейший, – пробормотала Амелия.

– Два часа сорок пять минут. Ветер слегка усилился. Победа будет нашей. Красный обходит колышек и продвигается к седьмым воротцам. Игроки неотразимы.

И тут я промазал.

– Досадное происшествие, – прокомментировал я. – Желтый шар наскочил на засаду в воротах и не может вырваться. Ваша очередь, Амелия.

Амелия подошла ко мне и огляделась.

– Где же черный?

– Ах, черный. М-м-м… Вон, видите ту красивую клумбу с гиментифиллумом? (Гиментифиллум – все, что я знаю из ботаники. Понятия не имею, что это такое.)

– Да.

– Ну вот, черный как раз за ней.

– А что он там делает?

– Отдыхает. Уже долго.

– Не понимаю, как он там оказался, – с подозрением в голосе сказала Амелия.

– Должно быть, перескочил через клумбу, озорник. И как только посмел!

– Тогда он вернется тем же способом.

– Да, но как же гиментифиллумы тетушки Этель? Умоляю, не поступайте опрометчиво, пощадите их.

Амелия проявила великодушие: она вывела шар на переднюю сторону клумбы и оттуда совершила удар. Ее шар столкнулся с красным.

– Очарование крокета, – обронил я, – в его неопределенности. То же касается и крикета, если верить специальным корреспондентам «Мейл».

– Сейчас проверим, – проронила Амелия.

– Не будьте так кровожадны.

– Куда бы вы хотели отправить красный?

– Через восьмые воротца, – быстро ответил я. – Отсюда далековато, но у вас получится. Стоит попробовать.

– Нет, я приготовила для него нечто лучшее.

– На самом деле красный хочет стать моряком, но, как вы сказали, он слишком юн, чтобы решать за себя.

– Как насчет вон того угла площадки? – задумчиво спросила она.

– Нет, только не тот угол! – взмолился я. – Я выражаю волю бессловесных.

– Но другой угол намного дальше.

– Да, другой угол намного дальше. Бедняжка, он остался без матери. Пожалейте несчастного приемыша.

Рассмеявшись, Амелия пощадила его. Она прошла пять ворот, и тут ее желтый застрял в створке.

– Так и было задумано? – поддел я.

– Теоретически – да.

– Унция практики стоит фунта теории, – поучительным тоном заявил я. – Осторожнее.

– Ваша очередь. Но удар будет нарушением.

– Не нарушением, а шагом к победе, – поправил я.

Я схватил молоток покрепче и ударил изо всех сил. В правилах ничего не сказано по этому поводу. Черный с желтым со свистом улетели в кусты гардении. Воротца спланировали через ограду в соседский сад. Роскошный удар. Если бы мне позволили продолжить, я бы завершил игру в три замаха…

– Не могу утверждать наверняка, – сказал я, – но по-моему, настало время выпить по чашечке чая.

Глава XVIII

Мое загородное поместье

По воскресеньям, устав после недели праведных трудов, я удаляюсь к себе в загородное поместье. На прошлой неделе Амелия отправилась со мной, и полдня мы провели на берегу озера. Сначала она даже не подозревала, что это моя собственность. Нет, глупышка решила, что это парк Сент-Джеймс!

Мы перебывали во всех парках, но остаемся верны Сент-Джеймсу. Как вам вскоре станет ясно, я считаю его своим. Каждый парк хорош по-своему, и каждый находит своих ценителей. Баттерси-парк славен рекой, Риджентс – цветниками; дети любят Кенсингтонские сады, а взрослые предпочитают Гайд-парк; Финсбери-парк посещают немногие, но о вкусах не спорят, а парк Виктории – только те, кто знает, как туда добраться; Грин-парк хорош близостью к Пиккадилли. Но парк Сент-Джеймс мне дорог тем, что он наш.

Я немного нервничал, когда Амелия приехала вместе со мной. Недавно мне пришлось уволить одного из управляющих, и мысль об этом не оставляла меня. К тому же газон нуждался в стрижке. (Садовник подвернул ногу и не мог управляться с косилкой.)

– Надеюсь, вам здесь понравится, – робко сказал я. – Боюсь, что сейчас здесь все не в лучшем виде. Вот если бы осенью, когда желтеют листья, или весной, когда распускаются почки, или зимой, когда лежит снег. А сейчас и в самом деле не самое подходящее время…

– Я обязательно вернусь сюда осенью.

– Боюсь, что и осень не самый удачный сезон, – поспешно добавил я. – Вот весной, когда распускаются листья, или летом, когда все в цвету, или…

– По-моему, здесь очень мило, – заявила Амелия. – И давно это поместье принадлежит вашей семье?

– Всего несколько недель. По воскресеньям оно открыто для посещений, как вы успели заметить. Вон тот человек без галстука, к примеру, не гость. О, не подумайте ничего плохого!

– Полагаю, вам необходим садовник, чтобы за всем этим ухаживать? – с сомнением в голосе произнесла Амелия.

– Да, он приходит каждое утро, занимается прополкой. Лужайки не стрижены, так как он повредил ногу. То есть я хочу сказать, у пони голова разболелась. С садовниками одна сплошная головная боль.

У отца Амелии там, в Америке, есть садовник, которым он очень гордится. (То есть он гордится самим фактом наличия садовника, а не именно этой персоной в его качестве.)

Отец Амелии задушевно болтает с ним и про гиментифиллумы, и про удобрения, и про миссис Симкинс, и про тлю. Садовник в долгу не остается и рассуждает о пагубном влиянии морского воздуха на хвойные растения. Он знавал лучшие времена и иногда вставляет в свою речь французские словечки.

Как я уже сказал, отец Амелии чрезвычайно им гордится – гораздо больше, чем Амелией или ее братом. По-моему, папа Вильям придет в полный восторг, если его садовник ухитрится правильно посадить тюльпан (непреднамеренно, конечно), но хладнокровно воспримет известие о свадьбе его дочери с самым настоящим герцогом.

– Отец его так балует, – вздохнула Амелия.

– Я всегда невозмутим при общении с подчиненными, – сказал я. – По крайней мере был. До вчерашнего дня.

– А что случилось?

– Я убил жену садовника.

– Насмерть?

– Не шутите так. Это очень грустная история. Не то чтобы я ее убил, но…

Дело было так.

За день до описываемых событий я сочинил рассказ. Один из персонажей, садовник по фамилии Сирли, не часто, но все же появлялся на страницах: например, открывал калитку главному герою, который вернулся с войны. К садовникам всегда обращаются «мистер». Таким образом, он был мистер Сирли.