Шпион, который спас мир. Том 2 - Шектер Джеролд - Страница 43

Пеньковский рассказал, следуя сценарию:

— Конфеты в виде лепешечек находились в круглой коробке. Я сел на скамью, где сидели дети. Я похлопал одного из детей по щечке, погладил по голове и угостил:

«Это конфеты, попробуй-ка». «Энн» все видела.

— Таким образом, для маскировки шпионских связей использовались даже дети Анны? — спросил обвинитель.

— Да, выходит что так, — ответил Пеньковский.

Услышав его ответ, советская публика в зале суда прервала его «возгласами возмущения»{188}.

Затем обвинитель перешел к его командировке в Париж 20—27 сентября 1961 года, где Пеньковский встречался с группой пять раз и общая продолжительность встреч составила 14 часов 55 минут. Пеньковского спросили, предъявляли ли ему для опознания фотографии советских официальных лиц, и он ответил, что ему показывали фотографии торговых представителей, экономистов и инженерно-технических работников, которые находились во Франции. О том, что он потратил несколько часов на опознание фотографий сотрудников ГРУ и КГБ, не упоминалось. Неизвестно, признался ли он в этом, но если бы и признался, то советские власти вряд ли захотели бы это обнародовать.

Заседание было прервано на обеденный перерыв в 14 часов и вновь возобновилось в 16 часов. Когда Пеньковского спросили, имел ли он раздельные встречи с одной из двух разведок, он ответил, что была одна такая встреча с сотрудниками американской разведки.

— Ослаф и Александр (Джозеф Бьюлик и Джордж Кайзвальтер) пригласили меня к себе в номер в гостинице на следующее утро после встречи. Обстановка встречи была свободной и непринужденной. Из разговора я понял, что американская сторона сожалеет о том, что вынуждена работать со мной вместе с англичанами.

— Обещали ли вы что-нибудь американцам или высказывали какие-либо пожелания относительно отдельной работы с ними?

— Нет, — ответил Пеньковский.

Затем обвинитель заставил Пеньковского рассказать о десяти контактах с Дженет Чисхолм после его возвращения из Парижа в сентябре 1961 года. Он признался, что получал через нее письма, пленки и шифровальные блокноты.

— До какого времени вы продолжали встречаться с Анной на улице?

— До 19 января 1962 года.

— Почему вы прекратили эти встречи?

— Я счел небезопасным их продолжать.

— Вы хотите сказать, что опасались разоблачения?

— Да.

Председатель суда спросил:

— Обвиняемый Пеньковский, а вам не приходило в голову, что настало время явиться с повинной?

— У меня была такая мысль, но я ее не реализовал.

Во время допроса Пеньковский рассказал суду, что

он передал 105 или 106 роликов пленки «Минокс», в целом 5000 кадров. Когда его спросили, сколько кадров он передал через Винна, Пеньковский сказал, что это составляло более половины общего числа.

Председатель спросил:

— Знал ли Винн, что получает от вас пленки?

— Да.

Председатель спросил Винна:

— Знали ли вы, что Пеньковский передавал вам отснятые пленки?

— Нет, разумеется, не знал, — настаивал Винн{189}.

Обвинитель заявил суду, что Пеньковскому на Западе было обещано жалованье в размере 2000 долларов.

— Какого рода работу они предлагали вам, или, точнее, обещали предложить?

— Работу разведывательного характера. Конкретный вид работы не назывался.

— Был ли назван отдел?

— Да. Центральный отдел в ЦРУ или в Пентагоне, или в Королевском (британском) генеральном штабе, в зависимости от того, какое гражданство я предпочту выбрать в будущем — английское или американское.

— И вам даже называли офицерское звание?

— Им было известно, что я полковник запаса, и я должен был сохранить ранг полковника в британской или американской армии.

Затем Пеньковского спросили, надевал ли он британскую и американскую полковничью форму и фотографировался ли в форме. Он признался, что, действительно, так оно и было.

— Какая же вам понравилась больше? — спросил председатель суда.

— Я не думал о том, какая из них мне больше нравится{190}.

— Обсуждали ли вы с ними возможность вашего побега на Запад?

— Это было не совсем так. Сотрудники американской и британской разведок сказали мне в Париже, что, если мое положение станет очень опасным, существует множество способов перебраться на Запад: подводная лодка, самолет, пересечение сухопутной границы с помощью различных документов. В июле, когда Гревил Винн приехал в Москву, он сказал, что мои друзья беспокоятся обо мне, что я не должен тревожиться и что они всегда придут мне на помощь, как только возникнет необходимость.

И все-таки Пеньковский настаивал на том, что не планировал побег на Запад и «с этой целью ничего не предпринимал. Мне никогда не приходило в голову бросить своих детей и семью и бежать одному...»

— Я хочу сообщить суду, что за шесть месяцев 1962 года я был за границей трижды: два раза в Англии и один — во Франции. Трижды я имел возможность остаться там. Сотрудники английской и американской разведок предлагали мне остаться. Однако я отверг их предложения и сказал, что возвращаюсь в Советский Союз{191}.

— Как вы объясните тот факт, что вы встали на путь преступления? Какие ваши личные качества способствовали этому? — подал реплику обвинитель.

— Самые отвратительные качества, — ответил Пеньковский. — Моральное разложение, вызванное почти постоянным, ежедневным употреблением алкогольных напитков, неудовлетворенность положением в Комитете — мне не нравилась работа в Управлении внешних сношений. В трудные моменты меня тянуло к выпивке. Я сбился с пути, споткнулся на краю пропасти и упал. Тщеславие, самовлюбленность, неудовлетворенность своей работой и тяга к легкой жизни привели меня на путь преступления. Моему преступлению нет никакого оправдания. Отсутствие моральных устоев и полное разложение — я это признаю. Я не принадлежу к числу слабохарактерных людей, но я не смог взять себя в руки и обратиться за помощью к друзьям. Я обманывал своих товарищей, уверяя их, что у меня все в порядке, что все идет прекрасно. А на самом деле все было преступно — в душе, в мыслях и в поступках.

Обвинитель:

— У меня нет (больше) вопросов к Пеньковскому.

Адвокат защиты Пеньковского А. К. Апраксин, человек непримечательной внешности с тихим голосом, напомнил о его безупречном военном прошлом и сообщил суду, что он награжден четырьмя боевыми орденами и восемью медалями. В ответ на вопросы своего адвоката Пеньковский рассказал суду, что он стал командовать полком в двадцать пять лет и получил звание полковника — в тридцать.

— Отвечая на вопросы обвинителя, вы упомянули о пятнах в вашей биографии. Когда же они появились? Или существовали всю жизнь?

— Полагаю, что они появились в 1960 году,— ответил Пеньковский[14]{192}.

Пеньковского спросили, были ли у него какие-либо разногласия с системой или с партией.

— Нет, у меня никогда не было разногласий с политикой партии и правительства. Когда-то я был активным борцом за дело партии и правительства, как и положено советскому гражданину. Шестьдесят свидетелей, включая приятелей из числа собутыльников, показали, что они никогда не слышали, чтобы я высказывал какое-нибудь недовольство.

— А когда у вас появились приятели из числа любителей выпить? — спросил адвокат защиты.

— Когда я решил заняться преступной деятельностью, то есть когда начал пить.

Пеньковский и Винн сидели за обычными деревянными ограждениями, расположенными по боковой стене душного, переполненного людьми зала суда. Судья восседал в центре. Защитники поднимались с мест, когда к ним обращались с вопросами, и отвечали в микрофон.