Затерянные в смерти (сборник) - Гэфни Патриция - Страница 39

Прежде чем распечатать конверт, Сэм несколько минут внимательно его изучал. Не для того, чтобы подольше помучить Бенни, а просто чтобы отдалить неприятный момент хотя бы на несколько секунд. Я очень сочувствовала обоим.

Затем я попыталась прочесть письмо через плечо Сэма, но не смогла: шрифт был слишком мелким. Письмо было не очень длинным – один или два абзаца, но написано было от руки. Сэм с тяжелым вздохом сложил его и положил обратно в конверт.

– Ну хорошо, Бенни, – сказал он. – А теперь расскажи мне об этом.

Нахохленный Бенни, не произнося ни слова, продолжал складывать деревянные кусочки пазла.

– Мы ведь никогда раньше не говорили с тобой о драках, сынок. Ты, наверное, очень сильно разозлился на этого мальчика – Дуга? В том, что ты иногда злишься, нет ничего странного, ты ведь знаешь. Таким образом ты…

– Он – безмозглый идиот! Дурак! Он… – Теперь, оставив в покое пазл, Бенни смотрел прямо в глаза Сэму. – Настоящий сукин сын, вот кто он!

– Послушай, Бенни…

– Именно такой он и есть!

– Но почему ты так решил?

Бенни не отвечал.

– Что он такого сделал, этот Дуг? Он ударил тебя первым? Это…

– Нет!

– Ну хорошо…

– Первым ударил я!

– Хорошо. Но почему? Он что-то сказал?

– Он сказал… сказал… – Глаза Бенни быстро наполнились слезами, которые тут же потекли по щекам. – Он сказал…

– Так что же он сказал? – Сэм мягко обнял Бенни. Я подошла поближе и прижалась боком к ним обоим.

– Он сказал, что моя мама…

– Что?

– Моя мама…

– Так что же?

– Овощ!

Я издала сдавленный звук, похожий на всхлип, но муж и сын меня не услышали. Бенни горько рыдал, а Сэм бормотал слова утешения. Они состояли из сплетенных рук и прислоненных друг к другу голов, и мне оставалось только прижиматься носом к кусочкам кожи, которые удалось нащупать.

– Ну хорошо, а теперь послушай меня, – сказал Сэм. – Этот мальчик был не прав. – Сэм взял Бенни за подбородок. Поднял его голову и заглянул сынишке в лицо. – А ты прав: он действительно сукин сын.

– Я знаю, – Бенни вытер простыней слезы со щек. – Я ведь сразу тебе сказал…

– Но ведь говорить такие слова нельзя, ты же знаешь? Ну, разве что когда мы с тобой вдвоем – ты и я. Но больше никому. Понимаешь?

– Хорошо, пап! – Бенни улыбнулся сквозь слезы. Как это было приятно – иметь с папой общее грязное ругательство. Не могу сказать, чтобы я целиком это одобряла.

– И не надо бить людей только за то, что они говорят глупые вещи. Потому что они имеют на это право, законом это не запрещено. Люди имеют право быть глупыми. А мы должны просто не обращать на это внимания. Можно сказать: «Ты не прав» или, может быть: «Ты идиот» – и все. Мы не имеем права их бить – просто не обращаем на них внимания. Ты меня понял?

– Хорошо! – но тут личико Бенни снова исказила гримаса отчаяния. – А она… – тихо начал он, опустив глаза и теребя пуговицу на рубашке Сэма. – А наша мама правда?..

– Нет, Бен, вовсе нет.

– Но ведь она лежит там…

– Она спит.

– Но что, если мама никогда не встанет?

– Обязательно встанет!

– А если нет? Если она останется такой навсегда? А я так хочу, чтобы мама вернулась домой! Ну почему она не может проснуться? Почему?!

– Я думаю, она обязательно проснется, – Сэм снова обнял Бенни за плечи, не давая опять расплакаться. – Я правда уверен, что мама встанет, просто на это требуется время.

– Сколько еще?

– Я не знаю. Но вся наша семья – ты и я…

– И тетя Делия.

– И тетя Делия. Единственное, что мы можем сделать, это продолжать думать о маме, молиться за нее, ездить ее навещать, говорить ей, как мы любим ее. Потому что мама ведь ничего не может сделать. Она бы обязательно к нам вернулась, если бы могла. Ты ведь понимаешь это?

– Да.

– Она старается, но это очень тяжело. Мамочка хочет быть с нами так же сильно, как мы хотим, чтобы она вернулась. Мы должны ждать и не терять надежды. А пока что – у тебя есть я, а у меня есть ты.

– Я знаю.

– И я знаю, – Сэм крепче обнял сынишку. – С нами все будет в порядке, – снова и снова повторял он до тех пор, пока тело Бенни не начало слабеть, поддаваясь сну. – Ты и я, парень! С нами все будет хорошо.

Теперь я точно знала, что мне делать. И не завтра, а прямо сегодня. Нечего больше медлить! Я чувствовала себя так, словно проснулась после долгого крепкого сна. И почему я ждала так долго? Лень, неуверенность, трусость – хороша же собака, тоже мне ретривер! Но теперь хватит! Прямо сегодня я начинаю путь назад к себе. Если даже мне не удастся его завершить – а все препятствия на пути к Хоуп-Спрингз выглядели сейчас зловещими, как никогда, – то я, по крайней мере, буду знать, что использовала свой шанс. Что хотя бы попыталась вернуть свою семью.

Я оставалась с Бенни еще какое-то время после того, как малыш уснул. Лежала рядом, вытянувшись и положив голову ему на плечо. Звук его бьющегося сердца, ритм дыхания эхом отзывались внутри, сливались с биением моего сердца и дыханием. Как же трудно было оставить его сейчас, ничто на свете еще не давалось мне так тяжело! Мне не хотелось будить Бенни, поэтому я не поцеловала его на прощание. Просто ткнулась носом в ложбинку у него на шее и вдохнула поглубже его сладкий запах.

Внизу стояла мертвая тишина. Я нашла Сэма по запаху. Он лежал на диване в дальней комнате и смотрел на что-то, зажатое у него в руке. Очень не хотелось, но настало время попрощаться и с ним.

Когда я запрыгнула на диван и устроилась рядом, он едва заметил это. Его команда слезть была такой неубедительной, что мы оба проигнорировали ее.

Моя фотография – вот на что он смотрел!

О, Сэм! Не грусти, не надо!

И тут я увидела то, чего никогда не видела раньше: мой муж плакал.

Это было ужаснее всего. Я лизнула Сэма в щеку и, когда он отвернулся, жалобно завыла. Совсем тихо – больше похоже на плач. Звук был таким печальным. Это привлекло внимание Сэма, и он сделал вдруг то, чего никогда не делал до этого: обвил мою шею руками и уткнулся носом в густую шерсть.

А я поднялась на задние лапы и тоже обняла его. Это было… божественно. Мы никогда еще не были так близки с тех пор, как я изменилась. Я готова была простоять так всю ночь, но Сэм довольно быстро пришел в себя и оттолкнул меня.

Снова почувствовав себя одинокой и обделенной, я смотрела, как он достает из кармана бумажный платок и вытирает мокрое от слез лицо. Его улыбка была такой печальной! Сэм редко разговаривал со мной. Но сейчас сказал:

– Ты – забавная собака. Забавная пушистая старушка! И что это на тебя нашло?

Я столько раз пыталась ответить себе на этот вопрос. Но сейчас только покачала головой. Когда Сэм погладил меня, я закрыла глаза от удовольствия, хотя сердце мое разрывалось. Пока, Сэм. Не волнуйся и не расстраивайся больше! Я постараюсь все исправить. Я очень тебя люблю!

И тут зазвонил телефон.

– Да, алло, – ответил Сэм, взяв трубку. – Привет, Моника.

А я ведь уже почти ушла. Интересно, что бы случилось дальше, если бы тогда я успела уйти?

– Мы вернулись час или полтора назад, – сообщил в трубку Сэм. – Хорошо. То есть, я хотел сказать, без изменений. Все то же самое.

Бла-бла-бла. Мне не хотелось это слышать.

– Послушай… Бенни ничего не говорил тебе про драку? В школе? Когда он был со мной днем в Хоуп-Спрингз, он не… Не думаю… Я бы сам не узнал, если бы… Нет, с ним все в порядке… Какой-то мальчишка по имени Дуг… Очевидно, он сказал что-то о…

Не говори ей! Не смей ей говорить!

– Детские склоки, ничего серьезного… Да, я знаю. Да, мне тоже кажется, что он копит в себе гнев и отчаяние… Правильно. Правильно.

Правильно, правильно! Заткнись, Моника. Никому не интересно слышать твой бред на тему детской психологии.

Наконец Моника перешла к делу.

– Пикник? – переспросил Сэм, немного посветлев лицом. – Звучит заманчиво. Мы свободны все выходные. Когда тебе удобнее? Тогда давай в воскресенье: народу будет меньше, чем в День труда. Хорошо. Соному тоже возьмем? Она будет рада.