Затерянные в смерти (сборник) - Гэфни Патриция - Страница 24

Если я не смогла заплакать тогда, значит, никогда уже не заплачу. Что толку стараться выздороветь, если твой сын боится тебя? Уж лучше бы я действительно была мертвой. Такой мертвой, какой кажусь Бенни в этом дурацком кресле, с этими дурацкими трубками и проводами, проникающими в мое тело и выходящими из него, удерживающими меня в отвратительной мерцающей серой тюрьме, из которой никак не освободиться, не разрушить ее, не пробиться наружу.

– Ну же, подойди, малыш. Поцелуй мамочку.

Не надо, Сэм, не заставляй его!

Сэм держал Бенни на руках и прижимал ко мне. Бедный малыш! От ужаса лицо его пошло пятнами. Бенни крепко зажмурил глаза.

– Все хорошо, это твоя мама. Ну же, давай, малыш!

Не надо, Сэм! Но мне тоже хотелось этого. О, как мне этого хотелось! Если бы Бенни посмотрел на меня – только посмотрел, – я бы смогла совершить чудо. Посмотри на меня, милый! Это ведь я, твоя мама! Пожалуйста, ну, пожалуйста, малыш, открой глазки! Он должен увидеть меня сейчас, или я действительно стану ничем. Испарюсь. Бенни, ну посмотри же на меня, увидь меня! Открой глаза!

В этот момент все и случилось.

А что же случилось? Сначала наступила полная пустота. Она была такой полной, что, если бы мой мозг работал, я бы решила, что просто исчезла. Впрочем, никакого «я» больше не существовало. Как не существовало на этот раз ни времени, ни пространства, ни даже темноты вокруг. Может быть, только звук, едва различимый рокот? Похожий на успокаивающее жужжание… а может быть, его и не было. Ведь, чтобы знать наверняка, надо было иметь уши, чтобы слышать этот звук. А меня больше не было. Я уже говорила. Лори Саммерс исчезла.

– Папа! Она умерла? Нет, не умирай, пожалуйста! Она умерла, папа, да? Умерла?

Бенни! Его самые красивые на свете темно-карие глаза смотрели прямо в мои.

«Я не умерла», – попыталась произнести я, но смогла издать только какое-то странное повизгивание. Но что это? О боже! Я могу двигать ногами. Они болят, они чудовищно болят, но они двигаются, и они… они…

Они покрыты волосами?

– Осторожно, сынок, не прикасайся. Ей больно, и она может тебя укусить.

Я могу – что? Сэм склонился надо мной. На лице его читалась жалость, и в то же время выражение было каким-то отсутствующим. Совсем не так я представляла себе наше чудесное воссоединение.

– Надо отвезти ее к доктору, папа! Мы должны ее вылечить!

Боже, только не к доктору – хватит с меня докторов. Но что это? Где мы? Уши нестерпимо болели: все вокруг казалось таким громким! И запах был потрясающий. Да что там – миллион запахов, все довольно сильные и такие интересные! Мимо проносились машины – так вот откуда такой шум. Но как же мы оказались на улице? Причем улица выглядела знакомой. Неужели это и вправду Олд-Джорджтаун-роуд? В Бетесде?

– Давай же, Бенни, вернись в машину. Здесь стоять опасно.

Сэм и Бенни встали, а меня оставили лежать на дороге.

Со мной случилось за последнее время много неприятных вещей. Я бы, пожалуй, сказала – много очень плохих вещей. Но это, несомненно, было хуже всего.

Затем Сэм вернулся. Какая радость! Какое счастье! Он нес два источавших сильный запах фланелевых одеяла, которые мы держали на заднем сиденье машины, чтобы подкладывать под какие-нибудь растения, которые приходилось перевозить, или под мокрые купальные костюмы. В общем, подо что-нибудь неаккуратное и не всегда приятно пахнущее. Чтобы не испачкать чехлы.

Сэм завернул меня в одеяло, тихонько крякнув, поднял с земли и переложил на заднее сиденье автомобиля.

Тут до меня начало кое-что доходить. Так бывает, когда видишь краем глаза что-то проливающее свет на происходящее, но причина слишком невероятна, чтобы в нее поверить. Наверное, я могла бы догадаться быстрее – доказательств было предостаточно. Но не стоит забывать, что с мозгами у меня было далеко не все в порядке. Все-таки восемь недель я пролежала в коме, вызванной утоплением. К тому же, поскольку речь шла о переселении в существо иного вида, могло быть и так, что мой острый, как правило, аналитический ум уже начал притупляться, словно его поглощало что-то более мягкое и податливое. Наверное, инстинкты ретривера начинали брать свое.

Сэм завел машину и влился в поток движения. Бенни, пристегнутый ремнями безопасности на переднем сиденье, все время изгибался, стараясь меня разглядеть. Я подумала, что его темные кудряшки давно пора подстричь. Как мне хотелось облизать его покрытое веснушками личико! Итак, мы снова были все вместе. Вся семья.

– Сэм, Бенни, Сэм, Бенни! – произнесла я, пробуя на вкус эти чудесные слова. А получилось у меня что-то вроде: «Аррр! Урра! Арррр! Урра!»

Еще одна подсказка.

Машина пахла просто потрясающе. Сэмом и Бенни, сотней Сэмов и Бенни. И многими другими вещами. Особенно «Макдоналдсом». О, этот волшебный запах жирного гамбургера!

Ехали мы недолго.

Как только Сэм припарковал машину, Бенни расстегнул ремень, распахнул дверцу и выскочил наружу.

– Подожди, сынок, – довольно вяло окликнул его Сэм.

Тяжело вздохнув, он осторожно достал меня с заднего сиденья и понес к низкому кирпичному зданию.

Внутри здания было много разных запахов, но сильнее всего пахло паникой. Бенни уже крутился перед стойкой регистратуры, тихонько поскуливая:

– Мы сбили собаку! Мы сбили собаку!

Собаку!

Я была собакой!

Как я уже говорила, было множество намеков, по которым я могла бы давно догадаться, но только когда Бенни произнес это слово вслух, на меня обрушилась страшная правда. Я начала дрожать.

Осмотр ветеринара на холодном железном столе здорово отрезвляет, должна вам сказать. И я постаралась сократить до минимума долгий и нудный этап осознания произошедшего со всякими мыслями вроде: «Нет, это невозможно! Как это могло произойти? Отказываюсь в это верить! Неужели это не сон?» И так далее, и так далее. Не хочу сказать, что мне хватило получаса, чтобы принять то, что произошло. Но измерение температуры тела ректальным способом способно повернуть тебя лицом к действительности.

У меня взяли анализ крови. Мне сделали рентген. Меня щупали, мяли, тыкали какими-то инструментами, выслушивали, и в конце концов доктор, от которого пахло средством от клещей, произнес то, с чем я могла согласиться лишь отчасти:

– Это просто чудо.

– Так с ней ничего страшного? – переспросил Сэм.

– Ничего серьезного, – подтвердил доктор. – В основном синяки. И ссадины, которые вы видите. Но нет ни переломов, ни внутренних повреждений, и это удивительно, если вы действительно ехали с такой скоростью, о которой сообщили.

– Я ехал с предельно допустимой скоростью.

– При лобовом столкновении и притом, что собаку отбросило так далеко, как вы рассказывали, – это чудо, настоящее чудо.

– Мы можем оставить ее у себя? – спросил просиявший Бенни.

– Должно быть, у собаки есть хозяин, – сказал на это Сэм. – Что это за порода?

– На ней нет ошейника, – сказал ветеринар. – Невозможно установить данные. Хмм… насколько я понимаю, помесь золотистого ретривера… и, наверное, кого-то поменьше: весит всего шесть фунтов. Возраст, на вид, четыре-пять лет.

Это была ценная информация. Ведь я пока видела только свои ноги. Приятно узнать, кто же я теперь. Крупная дворняжка средних лет.

– Так мы можем оставить ее у себя? – не унимался мой сын.

– Но ведь у собаки, должно быть, есть хозяин, – снова попробовал урезонить сынишку Сэм. – Я уверен, что кто-нибудь…

– Нет, папа! Они посадят ее в вольер, а потом усыпят. Они убьют ее!

Это правда. Прошлой весной я сама читала Бенни историю про собаку без ошейника, которую загнали в вольер и почти уже успели усыпить, когда ее спас маленький мальчик. Давай же, сынок. Расскажи им!

– Никто ее не убьет, – возразил Сэм, положив ладонь на макушку Бенни. – Хмм… доктор, расскажите ему, что вы делаете с собаками? Вывешиваете объявления или что там… а потом держите собаку у себя. Пока не объявится хозяин.