Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Танцы на стеклах (СИ) - Авдеева Юлия - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

— А что ты предлагаешь? — Атан говорил почти спокойно. Почти. Тщательно скрываемый гнев пытался вырваться из под благообразной оболочки. Но он еще достаточно контролировал себя, чтоб не перейти на крик и истерику.

— Ты что, охренел в конец! — Владимир разве что ядом не плевался, а так сходство со змеей было потрясающее!

— Конечно, это так благородно с твоей стороны — печься о сохранности так желаемого тобой тела. Не переживай, ничего стратегически важного не отрежем, разницы не почувствуешь, если она вдруг согласится! — все-таки этот интеллигент домашнего разлива смог довести Атана до белого каления! Теперь странник исходил ядом, скрывая страх за жизнь этой наивной дуры за язвительностью.

— Да я тебя… — Владимир разразился таким отборным матом, что даже Атан мог позаимствовать пару словечек в свой лексикон.

— Да тебя никто спрашивать и не будет! Ты ей кто? Никто и спереди хвостик! У нас выхода нет, если мы не хотим ее потерять. — Атан, красный, как рак сжимал руки в кулаки, готовясь нанести удар прямо в челюсть Самойлову.

— Да хватит вам! — вклинилась в словесную перепалку Милада, — С ее способностями она даже умереть не сможет. Просто останется навсегда в мире снов и чужой боли, которые она чувствует, как свои собственные. И там был не один дух, а сотни! Поэтому пока вы спорите, она проходит через такие мучения, что вам и не снились. Нужно думать, а не языками чесать.

— Ты предлагаешь ее резать? — вскинув брови, поинтересовался Самойлов, хотя на языке вертелся другой вопрос: «Какие еще к черту способности?!»

— Нет. Это ей не поможет. Она не почувствует физическую боль. — устало ответила Милада, припоминая случай, когда Леся лечила сына кузнеца. Милада тогда долго пыталась оторвать Лесю от Макария. И за руку оттаскивала, и по щекам хлестала — бесполезно.

Леся никак не могла очнуться от водоворота чужой боли, страха, ненависти и обиды, захватившего ее. Страшная смесь. Словами не передать, сколько ужаса ей пришлось пережить. Сначала она проживала каждую смерть по отдельности, но через какое-то время все смешалось перед глазами. Узкое помещение, недостаток воздуха, не можешь пошевелиться, нечем дышать, запах разлагающихся тел. Все это сводило с ума, заставляя опуститься на колени, прижав руки к вискам и выть, грызть землю, орать до хрипа в легких. Это продолжалось невыносимо долго, невыносимо больно. Леся цеплялась за жизнь, но теряла себя в чужой боли, изредка выныривая на поверхность забытья.

Хорошо, что по природе беловолосая, хоть седины не заметно. С малых лет все равно что седая.

«О чем ты думаешь!» — укорила себя девушка.

Постепенно до нее дошла мысль, назойливо стучавшая на краю сознания. Боль отступает, принося маленькое освобождение, стоит воспротивиться ей хотя бы на мгновенье.

«А ведь я могу еще, как ни странно, связно мыслить».

Молочная густота, окружившая девушку, слегка отступила, подарив передышку, и Леся смогла сделать маленький глоток позабытой свободы. Неожиданно в ней стал робко расцветать природный (или все-таки приобретенный за такое короткое время?) эгоизм. Она никогда не жила для себя. Все эти годы детства в обиде и отчуждении. Непонимание. Неприятие. Единственная радость — дружба удивительной, потрясающей Милады… Вся — такая маленькая — жизнь, потрачена на пустые усилия и надежду, что отец будет гордиться, Матрена — полюбит, Милада — не прогонит…

Сострадание не собиралось уступать место гордости. Эти — давно не люди — тоже любили, страдали, умерли в муках, в конце концов. И кто-то должен им помочь…

— А почему я? — поднял голову расцветающий буйным цветом эгоизм, — Теперь ничто не мешает мне жить так, как хочется, ну, на крайний случай, как сумею… Главное отсюда выбраться.

Девушка оглянулась на грязно серую пустоту, в которую по недоразумению судьбы заключила себя сама.

— Вот это ситуация… — проговорила она вслух и задумалась.

«А, ведь ты, Леся, просто образец самобичевания, неуверенности и нелепого сострадания всему на свете, только кто б тебя пожалел…» — эгоизм разошелся и решил набрать обороты.

«А кто сказал, что это плохое качество?» — сострадание никто не отменял.

Лесе стало казаться, что она сходит с ума, уже начала разговаривать сама с собой. Хотя, если серьезно задуматься, то сострадание, хорошее качество, но в меру. А она совсем забыла про себя и свои желания. А она когда-нибудь о них помнила?

Девушка вдохнула полной грудью холодный безжизненный воздух, словно младенец, делающий первый в жизни вдох. Так жить захотелось! Так мало еще было сделано, так много еще предстоит. Столько всего нужно попробовать, что аж голова кружится!

Хитро улыбнувшись пустоте, Леся выдала одно очень витиеватое и очень скабрезное выражение, подслушанное у Атана, и рассмеялась, как идиотка.

Белесый туман приобрел ясные очертания человеческих фигур и отступил от сумасшедшей на пару десятков ма-аленьких шагов. Круг вокруг девушки расступился, увеличиваясь в диаметре, но она не обратила на это особого внимания, пытаясь сообразить, как ей отсюда выбраться и чем в первую очередь заняться, после возвращения. Пункт первый — поцеловать Владимира, потому что неймется, пункт второй — постричь волосы. Слишком тяжелой ношей они для нее стали, да и неудобно.

— Что вам нужно? — обратилась девушка к беспокойникам, не поднимая глаз. В данный момент она была слишком увлечена разглядыванием собственной пятой конечности, именуемой коса. Светлые прядки сверкали алмазным блеском в пальчиках девушки.

«Красиво… — подумала она, — но все равно обстригу. Ради эксперимента».

— Почувствуй… — прошелся легкий шепот по призрачной толпе.

Девушка тяжело вздохнула и выпустила кончик терзаемой косы из рук.

— А дальше что? — тишина напряженным куполом простерлась над ее головой. Леся еще раз вздохнула и посмотрела под ноги. Та же белая пустота. Она расслабленно присела, поджав ноги под себя. Посмотрела на толпу беспокойников, которые (странно, конечно, звучит) явно чем-то (или кем-то?) обеспокоились и повторила свой вопрос:

— А дальше-то что? Я уже прочувствовала столько, что на всю жизнь ощущений хватит. Отпустите меня, — вышло слегка требовательно, но ничего, для них пойдет.

Беспокойники явно не привыкли к тому, что ими командуют. На данный отрезок времени Лесю это нисколько не волновало. Она вообще сейчас на себя не похожа. Что творила — не понимала. Так, действует по неизвестно откуда взятому наитию.

Молчание сменилось редкими смешками.

— Уходи, если знаешь куда, — рой голосов смешался в один. Злой, бесполый.

Леся призадумалась:

«Вот же незадача. Похоже, никто не собирается мне помогать. Хотя кто ждет помощи от беспокойников? Только я. Это тебе не книжки Миладкины читать. Там все легко — принц пришел и порядок. В нашей компании заезжих принцев не наблюдается. Атан — вообще наглый монстр, Владимир… Владимир — милашка… Но спасать меня явно никто не хочет. Или просто не знают куда идти?..»

Чем больше девушка рассуждала, тем дальше отступал туман.

— Почувствуй, — пытался убедить ее монотонный голос, явно страдающий навязчивой идеей, вырывая девушку из плена собственных мыслей.

— Да идите вы… Лесом! Я уже свое прочувствовала. Вам не помогло. Вы что решили, что я дура сострадательная? Да. Я такая! Так что с того? Думаете мне можно на шею сесть? Не получится! Хватит. Я готова помочь каждому, но если помощь не нужна — до свиданья. Ищите других. У вас по лесу много дурачков бегает. Вот с ними развлекайтесь, а мне домой пора. Я устала, я есть хочу. Спать. Все — благотворительная лавочка закрылась.

«У-у-у-у, сколько во мне злости. Сама не представляла — вот что значит стресс».

Разноголосье разлетелось, отражаясь эхом со всех сторон, сливаясь в один нестерпимый шум. Леся демонстративно прикрыла уши руками. Спустя какое-то время, а здесь оно тянулось, как кисель и сложно сказать, как долго продолжается этот кошмар, раздалось информативное — помоги.

Леся приподняла снежно-белую бровь