Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Бывший Булка и его дочь - Иванов Сергей Анатольевич - Страница 28


28
Изменить размер шрифта:

И потом: он ведь любил Маринку! Нисколько не располневшую за эти годы, всё с той же неожиданной улыбкой, когда она оборачивалась и ловила на себе его взгляд…

А Лидка – ну что, девчонка и девчонка. Она мне тут не помощь. Это вообще не её дело!

Так он сказал себе. А на самом деле просто вдруг испугался, что и Лида… что и Лида не услышит его, как Маринка.

Но быстро отогнал эту мысль. Лида – папина дочка!

Весь остаток ночи до сестры, сующей под мышку холодный градусник, ему снился этот телефонный разговор. Снилась Лидка, глядящаяся на себя в зеркало (там у них в прихожей, где телефон, как раз зеркало висит, и Лидка очень любит смотреться в него).

Он будто стоял у Лиды за спиной и глядел на её отражение. А Лидка видела это и даже улыбалась, но всё равно говорила с ним по телефону.

* * *

Проснулся он вдруг, в одну секунду, сон тотчас погас, словно телевизор. Он лежал в серой предрассветной палате. Небо за окном казалось пасмурным. Но Бывший Булка знал: это лишь оттого, что солнце ещё не встало.

Он вспомнил свой сон… Как дома побывал!

Вдруг из самых дальних сундуков памяти выплыло, что видеть человека в зеркале – к худому! Он испугался. Тревога, которая пряталась где-то здесь же, опять рвалась на волю.

Сразу нервы расплясались как сумасшедшие.

Ну? Долго будешь дурака валять! Он сердито встал, положил градусник на тумбочку. Пошёл умываться, шлёпая плохо обутыми тапочками по холодному больничному полу.

Потом он вёл себя, нарушая все свои принципы. От завтрака до обеда громил в домино. Причём играл по-гроссмейстерски и тем, естественно, обрекал себя на то, что его без конца теперь будут приглашать на "партейку".

После обеда ввязался в длиннющий, без начала и конца, спор со Снегирёвым, чем немало удивил и самого Снегиря.

Наконец в три часа он отправился звонить. Снегирёв докрикивал ему своё очередное доказательство уже в коридор.

В три Лидка должна быть дома. Два пятнадцать – конец шестого урока. А после шести уроков она всегда бежит обедать. Это уж закон природы.

На площадке перед телефоном было пусто. Волнуясь, ледяными влажными пальцами Бывший Булка набрал номер.

Она сразу сняла трубку.

– Але! – крикнул он. – Лидка!

– Батянька, это ты?!

Глава 7

Акселерация акселерацией, а всё-таки идти сюда одной было страшно. Она поднялась на высокое больничное крыльцо. Минуту постояла перед дверью – будто подышать. Впрочем, и спешить особенно не стоило: положенные пять часов начинались только через семнадцать минут. Она ушла из дому раньше, чтобы не нарываться больше ни на Севкины звонки, ни на мамины.

Снизу на крыльцо взошла женщина. Возраст Лида не очень умела определять. Но, судя по наряду, молодая. Остановилась, надела перчатку и тогда только взялась за ручку двери. Надо же! Какая!

Лида посмотрела вслед этой женщине, в её модную спину. А когда на больничном крыльце появилась старушка, Лида нарочно, назло модной, взялась за ручку голой рукой… всей душой почувствовала её неприятную какую-то маслянистость… Раскрыла перед старушкой дверь. Хотя обычно не делала этого: открывание дверей – дело мальчишек.

Старушка, однако, не вошла в дверь. Сказала, заметно дыша:

– Погоди. Спасибо…

Хотела отдохнуть после шести ступенек, на которые взобралась.

Лида удивлённо, внимательно смотрела на неё. Наконец отпустила захватанную ручку, дверь пролетела тяжёлым крылом и хлопнула. А я тоже когда-то буду такая, подумала Лида и ничего не почувствовала, не могла поверить. Старушка белоснежным комком платка промокнула пот, улыбнулась Лиде:

– Ну пойдём теперь, пора.

И сама открыла дверь. Лида, не дотрагиваясь, прошмыгнула вслед за нею.

* * *

Она шла, чувствуя на плечах невесомую тяжесть халата, слыша, как шуршит полиэтиленовый пакет с яблоками, а в нос пробирается настойчивый запах больницы. Про него не придумаешь определений, как и про запах антоновских яблок или про запах гвоздик. Он особый. Можно лишь сказать, что от него сердцу становится тоскливо и тревожно.

Коридор был широкий, с белым пластиковым, по-больничному чистым полом. По такому коридору невольно хотелось идти быстро, разгоняться. Двери палат все были раскрыты. Стоило большого труда не заглядывать в них любопытными глазами.

Она шла, невольно чувствуя гордость от того, что делает взрослое дело. А когда наконец решила проверить, не проскочила ли нужную дверь, и повернула голову, сразу увидела отца. Он брился, сидя на кровати. Из коротковатых линялых штанов вылезали голые ноги.

Вдруг Лида до грусти ясно поняла, что именно так она и трещит, отцовская бритва. Вечер, уже почти засыпаешь, а из ванны: ж-ж-ж-ж… Батянька бреется – утром-то времени нет. Тут же она поняла, как давно не слышала этот звук в их неприбранной, разом опустелой квартире. И неясная тревога от больничного запаха стала теперь понятной: не зря, нет, не зря сердце сжималось!

Лида на мгновение замерла в дверях. Уже собиралась было позвать: "Батянь!" Но тут же спохватилась: неловко перед чужими. Что это за "батянь"! Пока она раздумывала, как окликнуть его и надо ли вообще окликать или лучше пройти в палату, да и всё, а бритва продолжала жужжать, заговорил вдруг человек, лежащий к Лиде спиной. Он крутил настройку маленького приёмника:

– Сидим в Москве, в каменном доме, с закрытыми окнами – слушаем Америку!.. Нет, радио всё-таки великое изобретение.

Он так и произнёс: "изобретение". Лида невольно улыбнулась и этому его ударению, и этому удивлению. Надо же, есть ещё такие люди – на радио удивляются…

Но батянька и старик, который лежал лицом к Лиде, но не видел её, потому что читал толстую книгу в газетной обложке, продолжали заниматься своим делом будто это были не слова, сказанные человеком, а муха, пролетевшая из угла в угол.

– Радио, телевизор, Марс, Венера… – говорил человек с приёмником, словно бы его внимательнейшим образом слушали. – А простой рак лечить не умеют… Сволочи!

И неожиданно засмеялся. Лида вздрогнула.

– Слушай, Снегирёв!.. – Батянька сердито выключил бритву.

Тут он увидел Лиду. По лицу его пробежало как бы несколько волн. Во-первых, ему хотелось вклеить этому Снегирёву. Но было неудобно перед Лидой. Во-вторых, он радовался, что увидел её. И одновременно будто старался рассмотреть кого-то, кто стоял за Лидиной спиной. Она даже чуть не оглянулась. Он же маму, маму высматривает!

Сразу собралась с силами, намеренно детскими шагами вошла в палату, громко и робко поздоровалась, что называется, "со всеми". И как ни в чём не бывало понесла:

– От мамы тебе огромный привет. У нее гриппозное состояние… сказала, что боится к тебе идти.

– Вот оно что, – батянька помотал головой. – Жалко!

Ему действительно было жалко, что мама не пришла. В то же время он всё отлично понимал… по глазам же видно! Понимал, что с мамой чего-то не того и что Лида специально "играет в ребёнка".

Они пошли обратно по широкому коридору, мимо тех же раскрытых дверей. Однако теперь Лида этого не замечала. А только чувствовала батянькину руку, которой он обнял её за плечи. И ей бы радоваться. Она не могла. Ждала, когда он про маму спросит. Ей хотелось идти как можно дольше и ни о чём не говорить. Но ведь так не бывает!

За поворотом начинался просторный, чуть низковатый холл с пятью или шестью большими цветами – вьюнами и пальмами, стоящими в кадках и ящиках с землёй. Всё это вместе называлось торжественным именем – зимний сад.