Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 126

Слухи о том, что Пыльников — переодетая барышня, разнеслись быстро по городу. Из первых узнали Рутиловы. Людмила, любопытная, всегда старалась все новое увидеть своими глазами. Она зажглась жутким любопытством к Пыльникову. Конечно, ей надо посмотреть на ряженую плутовку. Она же и знакома с Коковкиною. И вот, как-то раз к вечеру Людмила сказала сестрам:

— Пойду смотреть эту барышню!

— Глазопялка! — сердито крикнула Дарья.

— Нарядилась, — отметила Валерия, сдержанно усмехаясь.

Им было досадно, что не они выдумали: втроем неловко идти. Людмила оделась несколько наряднее обычного, — зачем, и сама не знала. Впрочем, она любила наряжаться, и одевалась откровеннее сестер: руки до плеч поголее, юбки покороче, башмаки полегче, чулки потоньше, попрозрачнее, тельного цвета. Дома ей нравилось побыть в одной юбке и босиком, и надеть башмаки на босые ноги, — притом рубашка и юбка у нее всегда были слишком нарядны.

Погода стояла холодная, ветреная, облетелые листья плавали по рябым лужам. Людмила шла быстро, и под своею тонкою накидкою почти не чувствовала холода.

Коковкина с Сашей пили чай. Зоркими глазами оглядела их Людмила, — ничего, сидят скромненько, чай пьют, булки едят, и разговаривают. Людмила поцеловалась с хозяйкой, и сказала:

— Я к вам по делу, милая Ольга Васильевна. Но это потом, а пока вы меня чайком согрейте. Ай, какой у вас юноша сидит!

Саша покраснел, неловко поклонился, Коковкина назвала его гостье. Людмила уселась за стол, и принялась оживленно рассказывать новости. Горожане любили принимать ее за то, что она все знала, и умела рассказывать мило и скромно. Коковкина, домоседка, была ей непритворно рада, и радушно угощала. Людмила весело болтала, смеялась, вскакивала с места передразнивать кого-нибудь, задевала Пыльникова. Она сказала:

— Вам скучно, голубушка, — что вы всё дома с этим кисленьким гимназистиком сидите, вы бы хоть к нам когда-нибудь заглянули.

— Ну, где уж мне, — отвечала Коковкина, — стара уж я стала в гости ходить.

— Какие там гости! — ласково возражала Людмила, — придите и сидите, как у себя дома, вот и все. Этого младенца ведь пеленать не надо?

Саша сделал обиженное лицо, и покраснел.

— Углан какой! — задорно сказала Людмила, и принялась толкать Сашу. — А вы побеседуйте с гостьей.

— Он еще маленький, — сказала Коковкина, — он у меня скромный.

Людмила с усмешком глянула на нее, и сказала:

— Я тоже скромная.

Саша засмеялся, и простодушно возразил:

— Вот еще, вы разве скромная?

Людмила захохотала. Смех ее был, как всегда, словно сплетен со сладостными и страстными веселиями. Смеясь, она сильно краснела, глаза становились у нее шаловливыми, виноватыми, и взор их убегал от собеседников. Саша смутился, спохватился, начал оправдываться:

— Да нет же, я ведь хотел сказать, что вы бойкая, а не скромная, а не то, что вы нескромная.

Но чувствуя, что на словах это не выходит так ясно, как вышло бы на письме, он смешался, и покраснел.

— Какие он дерзости говорит! — хохоча и краснея кричала Людмила, — это просто прелесть что такое!

— Законфузили вы совсем моего Сашеньку, — сказала Коковкина, одинаково ласково посматривая и на Людмилу, и на Сашу.

Людмила, изогнувшись кошачьим движением, погладила Сашу по голове. Он засмеялся застенчиво и звонко, увернулся из-под ее руки, и убежал к себе в комнату.

— Голубушка, сосватайте мне жениха, — сразу же, без всякого перехода, заговорила Людмила.

— Ну вот, какая я сваха! — с улыбкой отвечала Коковкина, но по лицу ее было видно, что она с наслаждением взялась бы за сватовство.

— Чем же вы не сваха, право! — возражала Людмила, — да и я чем не невеста! Меня вам не стыдно сватать.

Людмила подперла руками бока, и приплясывала перед хозяйкой.

— Да ну вас! — сказала Коковкина, — ветреница вы этакая!

Людмила говорила, смеясь:

— Хоть от нечего делать займитесь.

— Какого же вам жениха-то надо? — улыбаючись спросила Коковкина.

— Пусть он будет, — будет брюнет, — голубушка, непременно брюнет, — быстро заговорила Людмила. — Глубокий брюнет! Глубокий, как яма. И вот вам образчик, — как ваш гимназист, — такие же чтобы черные были брови, и очи с поволокой, и волосы черные с синим отливом, и ресницы густые, густые, синевато-черные ресницы. Он у вас красавец, право, красавец. Вот вы мне такого.

Скоро Людмила собралась уходить. Уже стало темнеть. Саша пошел провожать.

— Только до извозчика! — нежным голосом просила Людмила, и смотрела на Сашу, виновато краснея, ласковыми глазами.

На улице Людмила опять стала бойкою, и принялась допрашивать Сашу:

— Ну что же, вы уроки учите? Книжки-то читаете какие-нибудь?

— Читаю и книжки, — отвечал Саша, — я люблю читать.

— Сказки Андерсена?

— Ничего не сказки, а всякие книги. Я историю люблю, да стихи.

— То-то стихи. А какой у вас любимый поэт? — строго спросила Людмила.

— Надсон, конечно, — ответил Саша с глубоким убеждением и невозможностью иного ответа.

— То-то! — поощрительно сказала Людмила. — Я тоже Надсона люблю, но только утром, а вечером я, миленький, наряжаться люблю. А вы что любите делать?

Саша глянул на нее ласковыми черными глазами, — и они вдруг стали влажными, — и тихонько сказал:

— Я люблю ласкаться.

— Ишь ты какой нежный! — сказала Людмила, и обняла его за плечи, — ласкаться любишь! А полоскаться любите?

Саша хихикнул. Людмила допрашивала:

— В теплой водице?

— И в теплой, и в холодной, — стыдливо сказал мальчик.

— А мыло вы какое любите?

— Глицериновое.

— А виноград любите?

Саша засмеялся.

— Какая вы! Ведь это разное, а вы те же слова говорите. Только меня вы не подденете.

— Вот еще, нужно мне вас поддевать, — посмеиваясь сказала Людмила.

— Да уж я знаю, что вы пересмешница.

— Откуда вы это взяли?

— Да все говорят, — сказал Саша.

— Скажите, сплетник какой! — притворно-строго сказала Людмила.

Саша покраснел.

— Ну вот и извозчик. Извозчик! — крикнула Людмила.

— Извозчик! — крикнул и Саша.

Извозчик, дребезжа неуклюжими дрожками, подкатил. Людмила сказала ему, куда ехать. Он подумал, и потребовал сорок копеек. Людмила сказала:

— Что ты, голубчик, далеко ли? Да ты дороги не знаешь.

— Сколько же дадите! — спросил извозчик.

— Да возьми любую половину.

Саша засмеялся.

— Веселая барышня, — склабясь, сказал извозчик, — прибавьте хоть пятачок.

— Спасибо, что проводили, миленький, — сказала Людмила, крепко пожала Сашину руку, и села на дрожки.

Саша побежал домой, весело думая о веселой девице.

Людмила веселая вернулась домой, улыбаясь, и о чем-то забавном мечтая. Сестры ждали ее. Они сидели в столовой, за круглым столом, освещенным висячею лампою. На белой скатерти веселою казалась бутылка с малиновой наливкой, и светло поблескивали облипшие сладким края у ее горлышка. Ее окружали тарелки с яблоками, орехами да халвой.

Дарья была под хмельком; красная, растрепанная, полуодетая, она громко пела. Людмила услышала уже предпоследний куплет знакомой песенки:

Была и Лариса тут, — нарядная, спокойно-веселая, она ела яблоко, отрезая ножичком по ломтику, и посмеивалась.

— Ну, что? — спросила она, — видела?

Дарья примолкла, и смотрела на Людмилу. Валерия оперлась на локоток, отставила мизинчик, и наклонила голову, подражая улыбкой Ларисе. Но она тоненькая, хрупкая, и улыбка ее была беспокойная. Людмила налила в рюмку наливки, и сказала:

— Глупости! Мальчишка самый настоящий, — и пресимпатичный. Глубокий брюнет, глаза блестят, а сам маленький и невинный.