Верный меч (ЛП) - Aitcheson James - Страница 35

И все же Элис смотрела на меня; она не двигалась, губы все еще дрожали. Наконец Гилфорд сказал:

-Миледи... - и она отвернулась, снова приподнимая свои юбки.

Беатрис подождала еще мгновение, ее потемневшие глаза, не мигая выдержали мой взгляд, затем она последовала за своей матерью.

-Ты был слишком груб, - сказал капеллан, когда они уже не могли нас услышать.

-Что бы ты хотел от меня услышать? - Спросил я. - Что все будет хорошо, и Мале будет жив-здоров? Я не могу этого знать, а они не поверили бы мне, даже если бы я повторил это десять раз.

-Они не привыкли к такому обращению, - ответил Обер. - Им нужно немного утешения.

-Даже если это утешение будет ложью?

Я не хотел их обидеть, но я не мог заставить себя сказать что-то, что будет по меньшей мере нечестным.

-По крайней мере, я ожидал, что ты сможешь быть хоть немного вежливее, - сказал Гилфорд. - Просто проявишь любезность.

Я посмотрел в сторону реки, качая головой.

-Танкред, - продолжал Гилфорд, и предупреждение звучало в его голосе. - Вспомни, что лорд Гийом сделал для тебя и о чем он тебя просил для своих женщин. Ты не обязан развлекать их своим обществом, но ты должен проявить уважение, которое они заслуживают.

-Я постараюсь, отец, - сказал я, больше для того, чтобы угодить ему, потому что все равно чувствовал себя правым.

-Это все, о чем я прошу, - сказал Гилфорд. - Сейчас я должен отдохнуть. Я желаю тебе спокойной ночи.

Он присоединился к обеим леди, помогая им расстелить одеяла и устроиться на ночлег.

Обер продолжал смотреть на меня, в его взгляде ясно читалось неодобрение, но я выслушал уже достаточно упреков и не собирался слушать их и дальше.

-Что? - Сказал я.

Он не стал отвечать, а вместо этого взял мешок, развязал его и начал раздавать лепешки гребцам, продвигаясь вдоль рядов к носу.

-Ешьте, - сказал он. - Ешьте и собирайтесь с силами, вам снова придется грести.

Гребцы издали дружный стон.

-Да! - Он повысил голос, чтобы перекричать их. - Враг может преследовать нас, а мы еще далеко до Алхбарга.

-Обер, - сказал один из них, самый старший, с сединой в бороде. - Мы гребем от самого Эофервика. Сегодня мы больше уже не можем.

С каменным лицом капитан повернулся к нему, он посмотрел из конца в конец судна, окинув взглядом всех мужчин.

-Чем дальше мы уйдем сегодня, тем меньше нам придется грести завтра, - сказал он. - И если на реке еще есть английские корабли, то лучше, если мы встретимся с ними под покровом темноты, когда их команды будут спать, а не при свете дня, когда они будут бодрые и злые. - Он снова пошел между гребцами. - Сегодня вы работали, как никогда. Все, о чем я прошу, это тридцать человек на веслах на несколько часов. Всю ночь будем грести по очереди. - Он дошел до конца ряда и достал последний хлеб. - А сейчас мы поедим.

Вскоре весла были снова опущены в воду, и барабан Обера начал отбивать ритм более медленно, чем раньше, но так же неуклонно. Гребцы быстро вошли в ритм, мы с Эдо, Филиппом и Радульфом присоединились к ним, а Уэйс и Годфруа воспользовались возможностью и завалились с спать с остальной частью команды на корме. Прошло немало времени с тех пор, когда я греб в последний раз, и я был удивлен, сколько сил нужно приложить, чтобы протянуть лопасть весла под водой и снова поднять его для нового гребка - таким тяжелым оно оказалось. Но, хотя поначалу моя спина и руки протестовали, боль скоро утихла, и я подчинился общему ритму. Все мысли о Мале и Эовервике покинули мою голову, больше ничего не имело значения, не существовало ничего, кроме меня самого, весла в моих руках и бесстрастного гула барабана.

*

На следующий день я проснулся на рассвете, когда первые проблески солнца над горизонтом превратили воду в мерцающее золото. Все весла были убраны внутрь, большинство гребцов лежали рядом со своими рундуками, свернувшись калачиком под одеялами. Но ветер поднимался, порывами налетая из-за кормы, и Обер на средней палубе скомандовал поднять и развернуть парус; его черные и желтые полосы выгнулись дугой, толкая нас вниз по реке.

Река здесь разливалась так широко, что я едва мог различить берега по обоим бортам. Сонно жмурясь и протирая глаза, чтобы прогнать остатки сна, я глубоко вдохнул холодный воздух. Одинокая чайка низко пролетела перед носом судна, вскоре к ней присоединилась вторая, они взлетели над рекой в голубое небо, танцуя в полете, кружась вокруг друг друга и жалобно плача.

Утро было ясное, но пронзительно холодное. Тепло моих рук улетучилось, как только я откинул шерстяное одеяло. Рыцари вокруг меня еще спали, бодрствовал один Гилфорд, он молился. Обер вскоре вернулся к румпелю, я немного поговорил с ним, хотя он был совсем измучен. Он не спал всю ночь, его глаза покраснели и опухли, он зевал, не переставая. Я предложил занять его место на несколько часов, что он с готовностью и принял. На открытой воде и при попутном ветре справиться с румпелем будет нетрудно, сказал он. Пока я держу курс на солнце, все будет хорошо.

Вот так я и сидел на сундуке, глядя на широкую реку, на небольшие островки, проплывающие за бортом, на далекий южный берег, поросший деревьями с пологими холмами вдали: часть Англии, известная как Мерсия.

Внезапно на меня упала тень, я поднял голову и увидел Беатрис, опирающуюся на борт судна, ее профиль резко выделялся на фоне низкого солнца. Глаза ее были закрыты, и она слегла улыбалась, словно наслаждаясь прикосновением ветра к щекам.

-Миледи, - сказал я, немного удивленный. Я ожидал увидеть кого-нибудь из дружинников или, может быть, Гилфорда. - Ты хорошо спала?

- Достаточно хорошо, - ответила она. Улыбка исчезла с ее лица, но она не открывала глаз.

Я подумал, что она сердится на меня за сказанное накануне, и уже открыл рот, чтобы извиниться. Наш рейд через Эофервик, встреча с английским флотом, погоня: все это выбило меня из колеи, и я не мог рассуждать здраво. Но я остановил себя, прежде, чем слова сорвались с моего языка. Я думал именно то, что сказал, и не было никакого смысла отрицать это.

-Скажи мне, - резко сказала она, - ты когда-нибудь был женат?

Я уставился на нее, озадаченный вопросом. Она повернулась и встретила мой взгляд, но я ничего не мог прочесть у нее на лице: карие глаза смотрели без всякого выражения. Ветер трепал ее плащ, но она не пыталась запахнуться поплотнее, хотя должна была чувствовать холод. Ее поведение, то, как она держалась, предполагало достаточную душевную зрелость, которая противоречила ее юной внешности, и я подумал, что она должна быть старше, чем мне казалось.

-Только на своем мече, - ответил я, пытаясь разбудить свое остроумие.

Она посмотрела обратно на реку, кивая, словно пришла к некоему новому пониманию, но ничего не сказала. Ее широкие серебряные браслеты на запястьях ярко блестели в солнечных лучах.

-Почему ты спрашиваешь?

-Потому что иначе ты бы знал, что значит иметь любимого человека и покинуть его.

Передо мной возник образ Освинн, какой я последний раз видел ее вечером в Дунхольме, с прядями темных волос вокруг смеющегося лица. И я вспомнил, как Може стоял передо мной на улице и говорил, что она мертва. Я почувствовал, как пожар, сжигавший меня, возвращается снова.

-Я знаю, что это значит, - сказал я, вставая перед Беатрис с пылающими щеками.

Она бесстрастно смотрела на меня, хотя я возвышался над ней на целую голову.

-Ты не показывал этого.

-Я много чего не показываю, - ответил я, не понимая, чего она от меня добивается.

Мне нужны были только слова, которые я мог бросить ей в ответ. Она снова улыбнулась, хотя улыбка вышла совсем не доброжелательная; похоже, она поняла мое состояние и наслаждалась моим раздражением.

-А что насчет тебя? - Спросил я, желая отвлечь ее от моей персоны. - Ты замужем?

Судя по возрасту, она должна была быть замужем, но, с другой стороны, я не видел ни одного мужчины рядом с ней в Эофервике, и кольцо на руке она не носила.