Шесть секунд до взрыва - Пучков Лев Николаевич - Страница 86

Абдулла завершил свое выступление. Кивнув расстрельной команде, он поднимает вверх руку и замирает в театральной паузе. Расстрелыцики изготавливаются для стрельбы стоя и целятся. Рука Абдуллы мелко подрагивает в верхней точке. Мужик с видеокамерой засуетился – не может решить, на кого направить объектив: то ли на Абдуллу, то ли на приговоренных, то ли выбрать промежуточный план…

В наступившей тишине слышится странный звук. Я озираюсь вокруг – это кто-то всхлипывает. Странно, что в рядах «духов» возможно такое проявление… Нет, это не «духи».

Плачет лейтенант. Он покрепче солдат, чуть постарше: три недели пребывания в вонючей яме и побои боевиков не смогли окончательно убить в нем желание жить. В последние секунды пребывания на этом свете в сознании юного лейтенанта внезапно проснулось понимание нелепости происходящего, растолкало в стороны пелену равнодушного безразличия и выбралось наружу.

Тэд отворачивается и делает вид, что протирает очки – ему искренне жаль лейтенанта, несмотря на его «преступления». Вчера утром мы беседовали с пленными в присутствии Абдуллы – журналист знает, что лейтенант только в марте окончил училище. Не успел еще повоевать, салажонок.

Тэд украдкой смахивает слезу с ресницы. Один из солдат, стоящий рядом с лейтенантом, кладет ему руку на плечо и шевелит разбитыми губами – что-то говорит командиру. Лейтенант, вздрагивая плечами, поднимает голову и старается смотреть прямо, в черные зрачки автоматных стволов.

В эту секунду я даю себе клятву, что буду мстить, пока не умру…

Рука Абдуллы резко опускается вниз. Две длинные ; очереди сливаются в одну. В последний момент пленные » тесно прижимаются плечами, и тела их падают друг на друга, образуя общую кучу окровавленных тряпок с торчащими в разные стороны ногами и руками.

Церемония окончена. «Духи» без команды расходятся. Четверо из них, надевая на ходу брезентовые рукавицы, подходят к трупам, хватают их за ноги и тащат за ограду лагеря. Контрольные выстрелы в лагере Абдуллы не делают – расстрелянных сбрасывают в пропасть.

…В лагере Абдуллы Бекаева мы с Тэдом пробыли три дня. Это, наверно, роковой срок – практически везде мы останавливались именно на три дня, и ничего хорошего для местного населения из этого не выходило.

По сравнению с бойцами «Мордаса» «духи» Абдуллы выглядели неуправляемой бандой диких варваров. В столь же значительной степени отличалось слабое подобие порядка в здешнем лагере от железной дисциплины, господствующей в полку Вахида Музаева, упокой Аллах его душу…

Когда мы заехали в Мехино и попросили первых попавшихся местных жителей препроводить нас в отряд Абдуллы Бекаева, никто из них даже не счел нужным поинтересоваться целью нашего приезда.

Жители – четверо стариков, сидевших на лавке у двора, – переглянулись и пожали плечами. Затем один из них недоуменно развел руками и сказал:

– Зачем провожать? Сами доберетесь. – Он небрежно махнул рукой на север. – Вон дорога, езжайте по ней. Она ведет прямиком на серебряный рудник – там отряд Бекаева. Езжайте, Абдулла гостей любит…

Спустя полтора часа нашу машину уже досматривали двое худых грязных «духов», заросших недельной щетиной, которые даже не удосужились взять свои автоматы, лежавшие на бруствере выдолбленного в скальном грунте окопчика. Это был сторожевой пост отряда Бекаева, в единственном числе представлявший систему охраны лагеря Абдуллы.

Чуть позже я убедился, что много часовых выставлять здесь было нецелесообразно. С трех сторон лагерь окружали неприступные скалы, а с четвертой надежно защищал отвесный спуск в ущелье. Попасть в стан отряда можно было лишь по неширокой горной дороге-серпантину, одна обочина которой упиралась в скалу, а вторая обрывалась в пропасть. Эта дорога просматривалась минимум на километр – о том, чтобы пробраться незаметно к лагерю, не стоило даже и думать.

– Вот это я себе гнездышко свил! – похвастался горный орел Абдулла, знакомясь с нами. – Это неприступная цитадель! Если федералы не будут меня бомбить, я смогу здесь лет десять держаться против какого угодно войска. А бомбить меня федералы не будут. – Бекаев хитро улыбнулся и потыкал пальцем в сторону своего гаранта безопасности…

Перспектива попасть на страницы будущей книги в ипостаси народного героя и наравне с Рембо прогреметь на весь мир Абдуллу чрезвычайно одухотворила. Он пообещал показать все, что мы пожелаем, и пригласил оставаться в отряде сколько нам заблагорассудится. Затем командир отряда проводил нас в помещение для отдыха и до ужина оставил в покое.

– Мы попали в пещерный век, – растерянно констатировал Тэд, раскладывая свои вещи на дощатом топчане, покрытом какими-то подозрительными пятнами.

Британец был отчасти прав – все обитатели лагеря ютились в многочисленных пещерах, оставшихся после выработки рудника, исключение не составлял даже командир отряда. Только его пещера здорово отличалась от нор остальных «духов». Это была целая галерея с небольшим входом. Просторная и по-своему комфортабельная, она содержала ряд отдельных комнат, объединенных обширным коридором.

Вход в галерею украшала массивная железная дверь, заперев которую Абдулла имел возможность полностью изолировать себя от своего буйного воинства.

– Двойная дверь! – жизнерадостно ухмыльнулся молодой олигофрен Гусейн, единственное живое существо мужского пола, проживавшее совместно с командиром отряда и являвшееся бессменным стражем ворот. – Гранатомет не пробьет! Видишь – дыра, мастикой замазана? Гы-ы-ы! Это Ходжа стрелял, когда пьяный был! Из гранатомета стрелял – и не пробил! – так нас встретил верный пес Абдуллы, когда мы пришли к нему в связи с приглашением на ужин. Да, Бекаев, по всей видимости, в твоем лагере иногда бывает довольно весело – тут отовсюду так и веет этакой бесшабашной удалью, полупьяной разгульной дурью…

– У меня в отряде – железная дисциплина! – величественно заявил Абдулла за ужином. – Мои воины, пока последний оккупант не уйдет с нашей земли, не возьмут в рот спиртного, не употребят наркотик и не прикоснутся к женщине. Каждый из них с улыбкой на устах умрет в бою, но не дрогнет перед лицом противника!