Что забыла Алиса - Мориарти Лиана - Страница 25

Так! Пора двигать. Встать под отличный горячий душ. Одеться. Высушить волосы. Подкраситься.

Последняя медсестра вышла, и быстрый, властный голос зазвучал в голове Алисы, подсказывая ей, что делать.

Устала я, резко бросила Алиса. Глаза у нее были сухие и чесались. Хуже этой ночи еще не было. И потом, надо, наверное, подождать и спросить медсестру.

Ерунда! Примешь душ и окончательно проснешься. Как всегда!

Всегда?

Да! И посмотрись же ты наконец в зеркало. Тебе же не восемьдесят девять, а всего каких-то тридцать девять! Неужели все настолько уж плохо?

Так, а полотенце? Не знаю, какое полотенце взять. Должны быть какие-нибудь правила на этот счет.

Алиса, от тебя пахнет потом. Это после занятий. Пора помыться…

Алиса села. Она не могла допустить даже мысли, что от нее может чем-нибудь пахнуть. Худшего унижения нельзя было и придумать. Она буквально содрогнулась, когда однажды, наутро после очень острого ужина, Ник вскользь заметил, что от нее пахнет чесноком. Она закрыла рот рукой, кинулась в ванную, вычистила зубы и потом весь день жевала жвачку. Ника очень озадачило такое поведение. На запахи он не обращал ни малейшего внимания. После целого дня работы по дому он мог, как павиан, понюхать у себя под мышками и заявить: «Ну и вонюч!» – словно это было величайшее достижение.

Может быть, Ник разводился с ней из-за того, что дыхание у нее стало очень тяжелым?

Она осторожно потрогала шишку на голове. Еще болела, но уже гораздо меньше – точно это был отзвук вчерашней боли.

Но она совершенно не помнила ни этих детей, ни того, что Ник съехал из дома.

Она встала голыми ногами на холодный пол и огляделась. Большие, жирные головки тюльпанов, которые принесла мать, золотились на фоне белой стены. Она попробовала представить, как мать с Роджером танцуют сальсу и вертят бедрами в такт. Без всякого труда она представила за этим занятием Роджера, но чтобы мама? Эта мысль неприятно взволновала ее. Она не могла дождаться Ника, чтобы расспросить его об этом.

Так…

Она помнила, как вчера в телефонном разговоре его голос прямо звенел от ненависти. Вряд ли причиной этому был лишь дурной запах. Если бы дело было только в нем, он говорил бы смущенно и сострадательно.

Даже после этого телефонного звонка (как же он на нее ругался!) все-таки казалось невероятным, что Ник не появится в любую минуту, задыхаясь, спеша, извиняясь, что все напутал, и не прижмет ее к груди. Она даже не могла как следует расстроиться из-за развода, до того глупым ей все это представлялось. Это же был Ник! Ее Ник. Стоит ей увидеть его снова – и все встанет на свои места.

Рюкзак с наклеенными динозаврами стоял на шкафчике у кровати. Она подумала о том красивом красном платье. Может быть, она все-таки в него влезет.

Она взяла рюкзак в руку, а другой целомудренно запахнула полы халата, чтобы не сверкать нижним бельем, но в этом не было нужды. Занавеска у кровати другой девушки была задернута, и она все так же, по-комариному тонко, свистела носом.

Может быть, когда Алиса стала старше, храпела она куда как сильнее и из-за этого Ник и ушел. Надо было обзавестись каким-нибудь прибамбасом от храпа. Никакая это не проблема. Ник, возвращайся домой.

Она чувствовала такую усталость, как будто долго месила ногами мокрый бетон.

Лягу-ка я, пожалуй, снова в постель…

Не смей! Из-за тебя дети опять в школу опоздают. И этому просто конца не будет.

У Алисы буквально челюсть отвисла от удивления. Это еще откуда? Она подумала о снимке троих детей в школьной форме. Видимо, каждый день она должна была возить их в школу в одно и то же время.

Может быть… Да, может быть, и было смутное, ускользающее, еле ощущаемое воспоминание о шагах по лестнице, хлопанье дверей, гудке машины, детском плаче, зудящем чувстве прямо в середине лба. Но как только она пробовала сосредоточиться на нем, воспоминание уворачивалось, исчезало, как будто пряталось от нее.

Было похоже, что она смотрит прямо перед собой, но слева и справа стоят десять лет, достойных воспоминаний. Если бы только она могла придумать, как повернуть голову и посмотреть на них!

Она прошла в небольшую ванную комнату, одну на двоих с сопевшей девушкой, и заперла за собой дверь. Включила лампу и зажмурилась от слепящего света. Вчера вечером она сумела воспользоваться туалетом и вымыть руки, не глядя в зеркало над раковиной. Такого больше не будет. Сегодня нужно действовать быстро, ясно и четко.

Она развязала завязки на шее и спине, позволила халату соскользнуть на пол, сделала шаг к зеркалу.

В зеркале она отразилась выше пояса.

Тощая, подумала она, нажимая пальцами на изгиб талии, проведя вверх и вниз по ребрам. Тощая вы, девушка. Брюшной пресс был накачанный, плоский, как у той красотки в спортзале. Как же это случилось?

Да, конечно, она всегда говорила, что ей нужно похудеть и сбросить какое-то количество килограммов, но никогда ничего серьезного для этого не делала. Нечто в этом роде полагалось время от времени говорить подругам, давая понять, что ты настоящая женщина: «О боже, какая я жирная!» Когда еще до Ника она встречалась с Ричардом, тот, бывало, говорил: «Тянем-потянем!» – когда смотрел, как она влезала в джинсы. Легкое недовольство собой иногда дорастало до ненависти и кончалось тем, что, уничтожив пачку шоколадного печенья, она на следующий день вообще ничего в рот не брала. Но потом она познакомилась с Ником, он говорил ей, что она красавица, и, прикасаясь к ней, делал ее именно такой красавицей, какой она ему казалась. Так почему же не позволить себе еще один кусочек торта с пропиткой или бокал шампанского, если Ник стоит рядом, с ножом или штопором в руке, и говорит, злорадно ухмыляясь: «Один раз живем». Каждый день превращается в праздник. Ник по-детски любил сладкое, ценил вкусную еду, тонкие вина, отличную погоду. Закусывать и выпивать с Ником, сидя на горячем солнышке, было все равно что заниматься любовью. С ним она ощущала себя сытой, счастливой кошкой: круглой, мягкой, мурлычущей от чувственного удовольствия.

Алиса никак не могла понять, нравится ей этот новый плоский живот или нет. Да, она явственно ощущала гордость, точно открыла в себе новое умение. Посмотрите, чего я добилась! Живот стал как у супермодели! Но твердые кости прямо под кожей были и немного противны, как будто с нее кто-то срезал лишнюю плоть.

Что Ник думал о ее новом тощем теле? Может быть, и ничего. «Какого хрена ты мне звонила?» – сказал он.

Она заметила, что и груди у нее уменьшились и уже не так сильно торчат. Точнее сказать, на грудной клетке болталось нечто страшное, длинное, похожее на два растянутых носка. Она подержала их в руках и отпустила. Фу… То, что она видела, совсем ей не нравилось. Где те красивые, круглые, веселые, живые груди?

Они стали такими после троих детей? И все бы ничего, если бы она могла ностальгически вспоминать поздние вечера, когда сидела в кресле-качалке с сонным ребенком на руках, но ничего такого в памяти не находилось. Ей очень хотелось кормить грудью. Это должно было стать ее будущим, но никак не могло быть прошлым.

Ладно, оставим грудь в покое. Лицо… Самое время для лица.

Она подошла еще ближе к зеркалу и затаила дыхание.

Сначала она даже обрадовалась, потому что из зеркала на нее задумчиво смотрело ее же собственное лицо. Никаких ужасных изменений в нем не было. Рога у нее не выросли. Оно похудело и в общем выглядело очень неплохо. Черты сильнее заострились, отчего глаза стали казаться больше. Красиво изгибались брови, чернели ресницы. Морщинок тоже было, кажется, не чересчур много. Лицо выглядело ровным, нежным, только почему-то у рта и глаз оказалось несколько легких царапин. Может, из-за падения на пол? Она подвинулась еще ближе к зеркалу и принялась внимательно их рассматривать.

Ого…

Это были вовсе не царапины, а морщины, как у Элизабет и, может быть, даже глубже. Между глаз залегли две глубокие борозды, которые не исчезали, даже если она не хмурилась. Под глазами висели розоватые мешки, и Алиса вспомнила, что вчера, когда она говорила с Джейн, то подумала было, что у той что-то с глазами. Но с глазами у Джейн не было ничего особенного; она просто постарела на десять лет, вот и все.