Огонь юного сердца - Выговский Владимир Степанович - Страница 30

- Утром, Ситайло, разберемся. Идите отдыхайте. Командир роты показался мне неприветливым и сердитым,

но я очень ошибся, первое впечатление оказалось обманчивым.

Иван Федорович Филиппов был пожилой человек, лет пятидесяти пяти, худощавый, быстрый в движениях, быстрый в разговоре

Рота, которой он командовал, была многонациональной, или, как ее называли Партизаны, интернациональной. В нее входили люди свыше пятнадцати национальностей: русские, украинцы, поляки, белорусы, немцы, чехи, румыны, венгры, югославы, цыгане…

По количеству людей это была не рота, а маленький свое-образный отряд примерно в сто человек. Передвигаясь по Житомирщнне, он быстро рос: сюда бежали люди из концлагерей, из фашистских армий, из полиции, из сожженных сел. Филиппов принимал всех, потом, подобрав себе наилучших, наиболее отважных бойцов, остальных передавал в отряд имени Дзержинского, которому подчинялся,

Интернациональная рота была одной из наилучших в соединении Маликова, и слава о ее подвигах разносилась далеко за пределами республики. При одном только упоминании о ней оккупанты дрожали от страха. Наиболее сложные задания, которые никто не мог выполнить, поручались Филиппову, и он с честью выполнял их. Много раз фашисты устраивали засады, хитрые западни, чтобы захватить роту, много раз снаряжали целые карательные экспедиции с самолетами и танками, но филипповцы были неуловимы.

Иван Федорович не имел специального военного образования, до воины работал бухгалтером в леспромхозе, но зато хорошо знал Брага, с которым боролся еще в 1918 году. Любовь к Отчизне. ненависть к фашистам, храбрость, любовь к людям сделали его настоящим народным мстителем, пламенным патриотом. Все партизаны горячо любили и уважали его.

На следующий день, по указанию Ивана Федоровича, партизанские портные перешили мне венгерскую форму, к пилотке прицепили красную ленту. Оружие у меня было: пистолет, который подарил в камере немец-коммунист; я берег его как зеницу ока.

- А старую одежду, Петя, не бросай,- посоветовал мне командир роты,- будешь в ней ходить в разведку. Так опять началось мое партизанское счастье…

НЕОБЫКНОВЕННАЯ РАЗВЕДКА

В большой палатке, где находился штаб Филиппова, было полутемно и очень накурено. Сюда собрались все командиры отделений роты. Они старательно готовились к весьма важной операции.

Я лежал в углу, на соломе, накрывшись, командирским плащом, и делал вид, что сплю. А в действительности меня больше, чем взрослых, беспокоил предстоящий бой.

Вчера в село Радогощу прибыл большой карательный отряд эсэсовцев. Враги появились неожиданно, ночью. Быстро расквартировались и на околице выставили посты. Никого ни в село, ни из села не пускали. Командир роты понял: фашисты прибыли в Радогощу не просто на постой и не для того, чтобы ограбить население,- они прибыли, чтобы уничтожить местных партизан.

Ждать, пока нападут на роту, Филиппов не хотел и решил напасть на эсэсовцев первым, чтобы спутать их планы и надолго отбить у них желание охотиться за отрядом. В тот момент это было очень важно: в Коростеньском районе партизан было мало, а нужно было показать, что их много. Но, прежде чем начать бой, надо разузнать, каковы силы врага: его численность, вооружение, расположение штаба, постов, размещение офицеров.

Иван Федорович посылал разведчиков в Радогощу, но неудачно: один пошел и не возвратился (очевидно, его схватили

палачи), другому, более опытному, удалось пробраться в село и пройтись но его улицам, Но только пройтись… Гитлеровцы предвидели это: они сидели в хатах, попробуй-ка узнать, сколько их там!..

- Попробуй разузнать… - шептал я под командирским плащом.

Сколько их там?.. - закуривая, может, в сотый раз, тихо, ни к кому не обращаясь, спрашивал утомленный командир роты.

- «Сколько?» - думал каждый партизан.

Это сложное задание поручили мне. Командир приказал спать перед разведкой. Но разве заснешь!.. На меня вся надежда! Все в роте, должно быть, сейчас думают обо мне. И не только в роте, но и в отряде,- ведь это их задание… А на фронте разве не ждут помощи партизан? А жители села Радогощи? Все, от малого до старого, ждут своего освобождения. Ох как ждут!..

Я не спал всю ночь. А когда начало всходить солнце, вскочил тихонько, чтобы не разбудить командира, и выбежал из палатки.

Хорошо было в лесу. Вокруг щебетали птицы. Ночью прошел дождь. Березки, умытые, стройные, приветливо махали листочками - манили куда-то в глубь чащи. Воздух свежий и приятный: медом и цветами пахло… Опьянеть можно, если долго и глубоко вдыхать! Хорошо летом на Полесье! Быстро плыли над верхушками деревьев облака, и первые лучи солнца нежно освещали лес.

Я прищурил глаза. Мириадами алмазных огней вспыхнула роса. Звонче запели птицы, веселее загудели над цветами пчелы… Учащенно забилось мое сердце. Я очень люблю лето!.. Люблю полесскую природу. Но не время для любования, пора в разведку.

На могучий граб села сизая кукушка. Откуда прилетела, неведомо… Прилетела тихонько, уселась на самой высокой ветке и на весь лес закуковала:

«Ку-ку, ку-ку!»

Я приподнял голову и звонким, как у кукушки, голосом прокричал:

- Кукушечка, родненькая, скажи мне правду, сколько лет я буду жить?

Но кукушка ничего не сказала. Она сорвалась и полетела. Какое ей дело, сколько лет придется мне жить!..

Эх ты, скупая воровка! - поморщившись, крикнул я ей вслед.- Ты не хочешь, чтобы я и год прожил!.. А я сто лет проживу! Назло проживу!

Из палатки вышел командир.

- Верно, сынок, сто лет, не меньше! - сказал он весело и тепло, по-отцовски, обняв меня.

Я заглянул Ивану Федоровичу в глаза. Они были печальны. Они всегда были такими, когда мне приходилось идти в разведку. «Кто знает, вернешься ли ты, веселый, немного наивный мальчик? Придется ли тебе еще любоваться родной природой? Жаль посылать тебя, однако надо…»-словно говорили они.

Через час я, переодетый в рваную одежду, шел лесом к селу Радогоще. В кармане у меня лежал полотняный мешочек и складной трофейный ножик. «Может, нужно будет палочку вырезать или еще что-нибудь»,- подумал я, когда брал его с собой.

Вскоре лес начал редеть. Я замедлил шаг. Впереди была большая поляна. На ней пасся скот. С выкриками и смехом по поляне носились мальчишки-пастушки. Присев за кустом орешника, я долго следил за ними. Пятеро пастухов, пятеро таких, как и я, ребят… «Как они беззаботно бегают! Смеются как! - подумал я. - А ведь до войны и я был таким же беззаботным. Хорошо тогда жилось! Никакая опасность не угрожала… А сейчас?.. Кто знает, может, за теми кустами, справа от мальчишек, подстерегают враги… Выйди только, сразу схватят… Сразу на виселицу: партизан не милуют. Да если бы и не было там врагов, все равно опасно: неизвестно, кто такие пастухи… Может, они сынки полицейских, каких-нибудь предателей? Надо быть осторожным».

Наконец я отважился и вышел из-за куста.

- Добрый день,- поздоровался я.

- Здоров,- ответили те, с любопытством рассматривая меня.

Но постепенно их любопытство проходило, и пастухи начали вести себя заносчиво и даже воинственно. Они обступили меня, и казалось, что вот-вот, словно петухи, вступят со мной в драку.

- Откуда взялся? - схватив вдруг меня за грудь, спросил долговязый, длинноносый пастух в немецкой пилотке и коротеньких смешных штанишках, подпоясанный красноармейским ремнем.

Он очень напоминал мне Буратино. Мне так и хотелось схватить его за нос! Если бы это было в другой раз, я показал бы ему, как цепляться! Это ничего, что он немного выше. А пока надо терпеть,- ведь в село без пастухов и не пробраться. Там часовые зорко следят за лесом…

- Откуда, спрашиваю? - повторил Буратино, строго насупив белые брови.

- Ниоткуда,- вздохнув, ответил я и, жалостно скривившись, добавил: - Нищий я… Папка с мамой погибли…

Но это не растрогало долговязого.

- Врешь, ты вор! - сказал он сквозь зубы. - Вчера под дубом кто мой пирожок украл?.. - и, замахнувшись, сразу ударил меня по лицу.