Большая Хета сердится - Бороздин Виктор Петрович - Страница 15

И откроет им тайну: как помогут люди оленям. Как откроют им дорогу на юг, к зимним пастбищам.

Отец у Тэнеко весёлый и добрый, это знают все ребята их двора. Он не раз сажал их в кабину своего самосвала, брал с собой.

Отец — шофёр и возит руду на комбинат. Руда эта рядом с городом, целая гора. Её взрывают, а обломки грузят на самосвал.

Когда-нибудь Тэнеко и Юлька, а может, и весь их класс побывают на металлургическом комбинате и увидят, как эти глыбы руды дробят на куски поменьше, ещё меньше, потом размалывают в порошок и из этого порошка в плавильных печах выплавляют медь, никель, даже золото. Им ещё не довелось увидеть, как из печи по жёлобу течёт расплавленный металл. Но зато они много раз бегали смотреть, как по склону горы, с другой стороны комбината, медленно сползают ярко раскалённые языки шлака — остатки породы, всё, что не сгорело в печи. Тэнеко так и застыл, раскрыв рот, когда впервые увидел это. Тогда была полярная ночь, и раскалённый шлак в темноте светился так ярко, что Тэнеко показалось — тут собрано сто или тысяча догорающих костров. А может, с неба упали сполохи северного сияния — так всё переливалось пылающей краснотой?.. Юлька сказала: «Это настоящее огненное царство!»

Автобусы подходили реже, отца Тэнеко всё не было.

Он пришёл домой поздно, когда Тэнеко уже засыпал.

— Как помогут оленям? — сквозь сон спросил его Тэнеко.

— А вот завтра поедете с нами, всё сами и увидите.

— Возьмёте нас с Юлькой? — сразу проснулся Тэнеко.

— Возьмём. Как же без вас! Вы — первые защитники оленей. Только теперь спи покрепче, завтра вставать рано.

Добро пожаловать, олени!

Утром три машины, гружённые сбитыми из толстых досок щитами, шли по тундре. Ребята сидели в первой машине, вместе с отцом Тэнеко. Отец знал оленью тропу, ему и было поручено найти то место, где нужно делать переход.

Они миновали холм, где накануне ребята спугнули оленье стадо, и ехали дальше. Выбираясь из низины, мотор повышал голос, сердился, мол, тяжело! Но едва подъём сменялся спуском, успокаивался, и голос его переходил в ворчливый говорок. Тогда становилось слышно, как под колёсами шумит вода и скрипит подмятая осока.

— Мы скоро приедем? — спросила Юлька.

— Скоро, — ответил Тэнеко.

Если бы они шли пешком, как он ходил с оленьим стадом, он бы сказал: «Не скоро». Но ведь они на машине.

Время шло, и Юлька в нетерпении ёрзала на сиденье.

— Теперь уже скоро? — снова спросила она.

— Теперь, однако, совсем скоро.

А Юлька подумала: «Какая тундра большая! Сколько они едут и не встретили ни одного посёлка, кругом холмы да озёра. Людей нет, одни птицы. Вон стая гусей полетела, а эти свернули в сторону, должно быть, испугались машин. Как отец Тэнеко найдёт здесь оленью тропу?»

Но он спокойно вёл машину и тихонько напевал. Тогда и Юлька успокоилась. А потом её, должно быть, немного укачало, и она задремала. И вдруг:

— Всё, приехали!

Мотор перестал рычать, и, распахнув дверцу, ребята спрыгнули на мягкий, пружинящий под ногами мох.

— А где же оленья тропа? — удивилась Юлька.

Она внимательно смотрела кругом: травы, цветы, мхи не помяты, нигде не видно ни дороги, ни узенькой тропочки.

— Тут, — сказал отец Тэнеко и широко развёл руки.

Выходило, что оленья тропа была и слева от них, и перед ними, и справа… Так оно и было, потому что оленья тропа — это широкая полоса в тундре, по которой идут своим вечным путём оленьи стада. По сравнению с огромной тундрой она — тропа. Юлька не сразу узнала об этом, Тэнеко уже потом разъяснил ей.

А сейчас началось самое главное. Подошли другие машины. С них спрыгнули рабочие комбината, откинули борта и стали стаскивать щиты и бетонные подставки. Высокие подставки устанавливали у самого газопровода, те, что пониже, — дальше. Сверху клали щиты и скрепляли их накрепко железными скобами.

Тэнеко и Юлька бегом подносили скобы.

— Вот, берите, я ещё принесу.

Им очень хотелось, чтобы скорее всё получилось.

Помощникам все были рады, то и дело слышалось:

— Сюда давайте.

— И мне скобу.

— Ещё одну.

Стук от тяжёлых молотков был такой, что распугал всех птиц, они разлетелись. Вроде никто не спешил, а дело спорилось. Скоро был готов широкий, как улица, пологий настил — всход на трубу. Вот он, переход для оленей! Ребята побегали по нему, потопали: крепко! А рабочие уже укладывали щиты по другую сторону газопровода, делали сход.

Добро пожаловать, олени!

Олени идут

На другой день Юлька и Тэнеко снова собирали морошку. Место попалось ягодное. В густом мху красными фонариками из-под зубчатых листиков высвечивалась спелая морошка. Звала: рвите, не разгибая спины! Так они и делали. И всё же нет-нет да и поглядывали вдаль, не покажутся ли, как в тот раз, олени…

— Теперь не придут, — вздохнул Тэнеко, — зачем им уходить от своей оленьей тропы, раз у них есть переход!

…Олени были на своей привычной, исхоженной тропе. Стадо диких уже несколько раз подходило к трубе газопровода. Не сразу набрели они на сделанный для них переход. Отходили, кормились какое-то время в стороне, но, повинуясь инстинкту, который вёл на юг, снова приближались к трубе.

И наконец увидели невысокий «холм». Странный и голый. На нём не было преграды, и это сразу притянуло. Олени зорко всматривались, принюхивались, шумно втягивая ноздрями воздух — не грозит ли беда?.. Открытая верхушка холма звала к себе. Они подошли сбоку, не решаясь ступить, по-прежнему сторожко поводя ушами, прислушивались. Каждая жилка, каждый мускул у них был напряжён. Выпорхни из-под настила птица или выскочи глупый лемминг, всё стадо кинулось бы бежать. Но было тихо.

Два оленёнка — пятнистый и гладко-серый — неуверенно взбежали на настил, любопытство побороло в них страх, и, убедившись, что тут не опасно, застучали копытцами по доскам.

Тревожно захоркали мамы-важенки: назад! Оленята не сразу послушались, только когда вожак, повернув к ним голову, сердито топнул копытом, они кинулись к мамам.

Вожак медленно подошёл к настилу, шагнул на него. Дойдя до середины, на миг остановился, победоносно оглядел тундру и ринулся вниз. А за ним уже и всё стадо, смело, без опаски. Доски мягким звоном отозвались им. Но они не слушали. Злая преграда осталась позади, их ничто больше не удерживало, теперь было лишь одно желание: мчаться во весь дух.

Позже по следам этих оленей прошло через переход не одно дикое стадо. А потом подошло и стадо домашних оленей. Двигался лес рогов, так велико оно было. Сбоку шёл старичок-пастух. Он что-то покрикивал впереди идущим оленям, направляя их. Под его ободряющий голос олени смелее ступали на настил.

Олени шли плотным гуртом, похоркивая, шумно дыша, — рыжие, пятнистые, тёмные и светлые, были тут и совсем редкостные — белые. Торопливо перебирая тонкими ножками, жались к важенкам оленята.

Спустившись с настила, олени ускоряли шаг и растекались по сторонам, как вырвавшаяся из тесных берегов на простор река. Перед ними была широкая, свободная, ничем не ограждённая тундра, до самых гор Путорана, до богатых вкусным ягелем зимних пастбищ.

Димка во льдах Белого моря

Я на ледоколе!

Димка вскочил, спросонок ещё не понимая, где он и что происходит. Каюту швыряло, толкало, всё содрогалось и гремело — дверь, плафон на потолке, графин, стаканы в деревянных гнёздах, массивная пепельница, подскакивая, ударялась о бортики стола.

«Я на ледоколе!» — радостно вспомнил Димка.

Дяди Васи не было, — наверно, заступил на вахту.

Димка стал торопливо одеваться. Это было трудно, нога никак не хотела попадать в нужную штанину, трудно было удержать равновесие, то и дело приходилось за что-нибудь хвататься.