Старик Хоттабыч (худ. Г. Вальк) - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 17

— Хоттабыч! — не своим голосом закричал Волька, чувствуя, что долго ему не удержаться на буксире у ковра-самолёта. — Погибаю, Хотта-а-абыч!..

— О горе мне! — засуетился старик, увидя Вольку, летевшего над бездной. — Позор на мои седины!..

Причитая и всячески кляня себя за беспечность, он втащил обомлевшего от страха Вольку на ковёр, усадил его возле себя, крепко обнял и твёрдо решил не выпускать из объятий, пока они не приземлятся.

— Х-х-хор-рро-шо б-было б-бы сейчас д-достать чего-нибудь т-тёпленького из одежды! — мечтательно сказал Волька, не попадая зуб на зуб.

— П-по-пожалуйста, о блаженный Волька ибн Алёша! — ответствовал Хоттабыч и прикрыл свернувшегося калачиком Вольку неведомо откуда появившимся халатом.

Стемнело. Теперь на ковре-самолёте стало особенно неуютно, и Волька предложил Хоттабычу подняться локтей на пятьсот выше.

— Тогда мы снова увидим солнце. Хоттабыч глубоко сомневался, можно ли до завтрашнего утра увидеть уже закатившееся дневное светило, но спорить с Волькой не стал.

Можете себе представить, как он удивился и насколько вырос в его глазах Волькин авторитет, когда, поднявшись повыше, они действительно снова увидели солнце, которое как ни в чём не бывало снова только-только касалось своим багровым краем чёрной линии далёкого горизонта.

— Если бы, подчиняясь твоей скромности, о Волька, не дал я тебе обещания, ничто не удержало бы меня от того, чтобы назвать тебя величайшим в мире балдой! — восхищённо произнёс Хоттабыч, но, увидев на Волькином лице явное неудовольствие, быстро проговорил: — Но раз тебе неугодно, позволю себе просто поразиться необыкновенной зрелости твоего ума. Раз я тебе обещал не называть тебя балдой, не буду.

— И никого другого тоже не называй этим словом.

— Хорошо, о Волька, — покорно согласился Хоттабыч.

— Клянёшься?

— Клянусь.

Глубоко под ними проплывали леса и поля, реки и озёра, деревни и города в нежном жемчуге электрических огней. Возникло, потемнело и скрылось во мраке под ними белоснежное море облаков с застывшими округлыми краями, а ковёр всё летел и летел всё дальше и дальше на юго-восток, всё ближе и ближе к тем неведомым краям, где уже, быть может, страдал во власти злых и жестоких рабовладельцев юный невольник Женя Богорад.

— А бедный Женька, верно, томится сейчас в непосильном труде, — с горечью произнёс Волька после долгого молчания.

Хоттабыч только виновато крякнул в ответ.

— Один, на чужбине, — тоскливо продолжал Волька, — без друзей и родных… Стонет, наверно, бедняга…

Хоттабыч снова промолчал.

Если бы наши воздухоплаватели могли слышать, что происходит за много тысяч километров от них, на востоке!..

За много тысяч километров от них, на востоке, в это самое мгновение Женя Богорад действительно стонал.

— Ой, не могу, — стонал Женя, — ой, хватит!.. Для того чтобы рассказать, при каких обстоятельствах он произнёс эти достойные сочувствия слова, нам придётся на время расстаться с нашими путешественниками и рассказать, что за эти двое суток произошло со звеньевым третьего звена шестого, а со вчерашнего дня седьмого «Б» класса 124-й московской средней школы Богорадом Евгением.

XVI. О ТОМ, ЧТО ПРИКЛЮЧИЛОСЬ С ЖЕНЕЙ БОГОРАДОМ ДАЛЕКО НА ВОСТОКЕ

Только Женя Богорад обернулся на своём кресле первого ряда в зрительном зале кинотеатра «Сатурн», чтобы попытаться, пока ещё не начался сеанс, разглядеть бородатого мальчика, как у него вдруг потемнело в глазах, в ушах раздался оглушительный свист, и он вместо крытого линолеумом пола ощутил под ногами мягкую, покрытую высокой травой землю.

Когда его глаза несколько привыкли к темноте, он, к крайнему своему удивлению, обнаружил, что находится уже не в кинозале, а в каком-то необычайно густом лесу, наполненном ароматами незнакомых цветов. С толстеннейших деревьев неизвестных Жене пород свисали лианы. Да-да, именно лианы, и ничто иное! Было очень жарко и душно, куда жарче, чем в только что исчезнувшем зрительном зале.

Вытянув перед собой руки, Женя осторожно сделал несколько шагов и чуть было не наступил на… змею. Змея зашипела, как прохудившийся насос, блеснула зелёными глазками и исчезла в кустах.

— Батюшки, куда же это я попал? — пробормотал Женя, не решаясь больше сдвинуться с места. — Прямо джунгли какие-то. Как во сне… Ну да, — обрадовался он, — ну конечно: всё это мне снится!.. Просто я всё вижу во сне, сплю и вижу…

Кому из наших читателей не случалось видеть такие сны, когда ты ясно отдаёшь себе отчёт, что всё это происходит с тобою не наяву.

Большое удовольствие — видеть такой сон: опасности тебе нипочём, самые головоломные подвиги ты совершаешь легко и всегда в высшей степени удачно. А главное, ты знаешь, что придёт время и ты живой и невредимый проснёшься на своей постели.

Однако когда Женя попробовал продираться через колючие кустарники, его порядком поцарапало. А так как боль испытывать неприятно, даже если ты знаешь, что всё это с тобой происходит во сне, то Женя решил вздремнуть до утра…

Он проснулся, когда высоко над его головой в просвете между кронами деревьев уже ослепительно сияло бледно-голубое жаркое небо.

Женя обрадовался: замечательный сон продолжался!

Первое, что он увидел, выбравшись на опушку леса, были слоны, четыре слона, и у каждого из них в хоботе было по увесистому бревну.

На переднем слоне сидел тощий и смуглый полуголый человек в белом тюрбане.

Вдали вились дымки небольшой деревушки.

Теперь уже Богораду стало ясно, что именно ему снится. Ему снилась Индия.

Это было само по себе просто замечательно. Но самое замечательное было ещё впереди.

— Кто ты такой? — сухо осведомился у Жени погонщик слонов. — Англичанин? Португалец? Американец?

— Что вы! — отвечал ему Женя на ужасном английском языке. — Я русский… Руси. — Для верности он ткнул себя в грудь. — Хинди, руси — пхай-пхай…

Что тут с погонщиком сделалось!

Лицо его расплылось в широчайшей улыбке, и он закивал головой с такой силой, что тюрбан только чудом не слетел наземь. Затем он заставил своего слона стать на передние колени, взял Женю к себе, и вся кавалькада, торжественно покачиваясь, продолжала свой путь к деревне.

По дороге им встретилось несколько ребятишек. Погонщик им что-то прокричал. Ребята раскрыли рты и вытаращили глаза, упиваясь лицезрением живого, самого натурального советского мальчика. Потом они с пронзительными воплями, приплясывая на бегу, кинулись сломя голову в деревню, и, когда туда прибыл на головном слоне ученик седьмого «Б» класса 124-й московской средней школы Богорад Евгений, на единственную улочку деревни уже высыпало всё наличное население от мала до велика.

Вот это была встреча!

Женю с почётом сняли со слона, с почётом ввели под навес и первым делом накормили, что было более чем кстати. Оказывается, что и во сне ему хотелось кушать. Подумать только, какой ему снился реальный сон! Потом к нему подходили и жали руку. Потом все спели протяжную-препротяжную индийскую песню, а Женя по мере сил подпевал, и это всем ужасно понравилось. Потом Женя запел «Гимн демократической молодёжи», и его подхватили несколько деревенских парнишек и девчат, а все остальные по мере сил своих подпевали. Потом все стали уговаривать одного молодого индуса, и тот наконец уступил их настояниям и затянул какую-то песню, и Женя почти сразу догадался, что это «Катюша», и с жаром подхватил её, а все остальные в такт хлопали в ладоши. Потом ему снова жали руку и всей деревней кричали: «Хинди, руси — пхай-пхай!»

Когда все немножко угомонились, с Женей всей деревней повели разговор. А так как и он и жители деревни не шибко владели английским языком, то потребовалось немало времени, чтобы узнать у Жени, не хочет ли он, чтобы его поскорее переотправили поближе к Дели и Советскому посольству. Но Женя не особенно торопился. И в самом деле, зачем человеку торопиться, когда ему снится такой интересный и приятный сон?