Все красное или преступления в Аллероде - Хмелевская Иоанна - Страница 50

– Вы что, спятили? – орала я. – Да отпустите же меня! Делать вам нечего?

С непонятной для меня радостью все трое в упоении восклицали:

– Она жива! Иоанна жива!

Спятили они, что ли?

– Жива, конечно! С чего это мне помирать? Вы что, с ума посходили? Не меня ведь убили, а Алицию! То есть и не Алицию, а опять кого-то постороннего!

– Она жива! Иоанна жива!

Накричавшись, мы все малость сбавили темп и притихли.

– Так что же такое приключилось? – я уже отчаялась получить вразумительный ответ. – Почему, разрази меня гром, я не могу жить?

– О боже, и она еще спрашивает! – возмутилась Зося. – Да ты посмотри на себя в зеркало!

– Иди, иди, посмотри! – поддержала ее Алиция. – Сразу перестанешь удивляться.

Она оказалась права. Посмотрев в зеркало, я сразу же перестала удивляться и вообще с трудом поверила, что это я. С ног до головы вымазанная в чем-то темно-красном, с перекошенным лицом, с раскроенной надвое головой, я и в самом деле производила впечатление человека, нуждающегося в срочной медицинской помощи.

– И к тому же ты орала во всю глотку «На помощь!» – с упреком сказала Алиция. – Я вообще не понимаю, как ты в таком состоянии можешь еще жить! Голова разбита, столько крови потеряла. В таком состоянии человек не может ни двигаться, ни говорить, разве что он уже не человек, а привидение.

– Это я не понимаю, как ты можешь быть жива! – обиделась я. – А если не ты, то кто же убитый лежит в твоей комнате?

– Ты была в моей комнате? Ну, тогда все понятно. Никто не лежит, ловушка сработала.

– Что?!

– Ловушка! Сработала! Тут на Павла напал припадок смеха.

– Ловушка! Мы поставили ловушку на убийцу! Значит, она слетела с полки!

– Павел! Немедленно успокойся!

– Не могу! Мировую ловушку мы смастерили!

Мы зажгли свет в комнате Алиции, и перед нами во всем безобразии предстало ужасное зрелище. Пол и кровать были залиты толстым слоем густой красной краски, в которую влипли черепки битой посуды, мятые картонные коробки, кисти, тряпки и множество других предметов. Я угодила головой в лужу краски с черепками и тряпками, часть которых очень прочно прилипла к моей голове.

– И в самом деле, все красное! – не удержалась я. – А это смывается?

– Должно бы, – не очень уверенно ответила Алиция. – Хотя, кто его знает… Я еще не пробовала смывать, потому как ловушка слетела с полки, когда Зося с Павлом уже легли, и я боялась их разбудить. Как только я вошла в комнату, так ловушка и грохнулась. Моя ночная рубашка оказалась вся в краске. И халат тоже. Постель вся залита, не могла же я в ней спать! Поэтому сюда положила куклу, а сама перебралась на кровать в последней комнате. А когда ты, вся в крови, с разбитой головой ворвалась к нам, я совсем забыла про ловушку…

Зося пришла в ужас:

– Ты с ума сошла! Ведь это надо сразу же смывать! Когда засохнет, ни за что не отмоется! Павел, попробуй собрать с пола это безобразие. Возьми газеты. Да прекрати же дурацкий смех!

– Нет, давайте сначала с Иоанны счистим…

Уже через четверть часа мы убедились: никакое мыло, никакой стиральный порошок, никакой кипяток не справятся с проклятой краской. Они просто на нее не действовали. Чистый бензин действовал – от него краска размазывалась еще сильнее. Ладно, черт с ним, с костюмом, но очень хотелось смыть краску с рук, с ног, а особенно с лица. Вся надежда осталась на какой-то особый растворитель, купленный в свое время вместе с краской.

– А как же, покупала! – гордо сказала Алиция. – И даже помню, куда его засунула. Вон на ту антресоль. Павел, надо влезть на какую-нибудь табуретку.

Пока Павел ходил за табуреткой, Зося испытывала на мне молоко, спирт, ацетон и даже сок из одного лимона. Все напрасно.

– Скорее шкура слезет, чем эта проклятая краска! Зосенька, давай сначала пробовать на туфлях…

Зося стащила с меня вторую туфлю, первую уже держала в руке Алиция. Босой ногой я тут же размазала лужицу, которая успела натечь с туфель. Чего не коснусь, всюду оставляю за собой кровавые следы!

– О, и в самом деле все красное! – с удовлетворением констатировал Павел с высот табуретки.

– Не время сейчас заниматься колористикой! Доставай растворитель!

– Легко сказать! А как я открою эту антресоль? Ухватить не за что.

И в самом деле, дверцы антресолей были плотно закрыты, ни ручки, ни колечка, ни даже ключа, за который можно было бы потянуть, не было. Только у самого потолка что-то торчало в щели.

– Была на дверцах такая штуковина, за которую их можно было тянуть, да оторвалась, – задрав голову, сказала Алиция. – А потом они стали все время распахиваться, пришлось в щель засунуть бумагу и как следует захлопнуть. Теперь не открываются. Попробуй потянуть за кусочек закладки, вон он в щели торчит!

– Никак не ухвачу, больно маленький.

– А ты клещами или плоскогубцами ухвати, – посоветовала я. – Зося, дай ему клещи, я не могу.

– Да нет, можно ножом поддеть или вилкой. В щель влезут.

Задравши головы, мы все трое принялись советовать парню, чем лучше открыть дверцы. Не выпуская из руки моей туфли, другой рукой Зося подавала всевозможный инструмент. С помощью клещей и вилки Павел открыл наконец дверцу, выдернув торчащий в щели закрепляющий элемент.

О чудо! Растворитель во всей красе стоял на переднем плане, Алиция не перепутала. И какой замечательный растворитель! Он легко, безо всякого труда смыл проклятую краску. Только вонял сильно. Вскоре вонять начала я.

– Алиция, а там не написано, как долго выветривается этот запах? – с беспокойством спросила я.

– И с туфель смывает! – радостно ответила Алиция. – Нет, это теперь на долгие месяцы. Я потому и держу его на антресолях, а не в комнате. Так что сама выбирай – останешься в краске или будешь вонять.

– Сама не знаю. В темноте так можно и красной оставаться.

– Зося, ну как, с одежды сходит?

– Сходит, но мало этой бутылки, на всю постель не хватит. Да и в самом деле, смердит ужасно, больше не выдержу. Аж в носу щекочет…

Павел под потолком чихнул. Он все еще стоял на табуретке и рассматривал то, что вытянул из щели клещами.

– Крепко сидело! Сложено в несколько раз… Вонь всегда поверху идет.

Он опять издал чих, такой мощный, что чуть не слетел с табуретки.

– А ты слезай оттуда! Сколько можно торчать без дела. Я просила тебя с пола собрать краску, – кипятилась Зося. – Завтра званый ужин, Херберт придет со своей женой, а тут и краска, и этот запах.

– О господи! – ужаснулась Алиция. – И в самом деле, Херберт! К черту мою комнату, оставьте все, как есть, тут бы навести порядок!

Павел попытался закрыть дверцы антресолей, но у него ничего не получилось. Как он их ни захлопывал, они тут же распахивались и покачивались, издевательски поскрипывая.

– Ну что ты там возишься! Воткни снова в щель то, что их держало.

– Не влезает, слишком толстое.

– Так разверни пополам, будет потоньше.

Павел послушно развернул, но теперь оказалось слишком тонко. Павел попытался сложить по-другому.

– Алиция! – сказал он вдруг со странной интонацией в голосе. – А ты знаешь, что это?

– Не знаю и знать не хочу, – нетерпеливо ответила Алиция. – Видно же, что какая-то бумажка. Может, кусок газеты.

– Нет. Это конверт. Какое-то письмо. Нераспечатанное.

Алиции было не до того, она как раз заканчивала очистку подошвы моей туфли.

– Чего пристал? Видишь, некогда. Сложи втрое, если вчетверо слишком толсто, и закрой, наконец, дверцы, меня раздражает их скрип. Иоанна, ты не возражаешь, если вот тут, по канту, останется немного красного?

– На туфле пусть остается, – я отобрала у Зоси кусок ваты. – Разреши, кожу с собственного лица я сама себе сдеру.

– Алиция! – заорал Павел, видя, что до нас не доходят его слова. – Это письмо тебе! Нераспечатанное!

До Алиции наконец дошло.

– Скажите пожалуйста! – удивилась она. – Письмо. Что оно там делает? От кого?

– Не знаю, адресата нет.